Сергей: Добрый, недобрый… Это все ерунда. Главное, не то, что человек говорит, а как он поступает.
Ведущий: То есть тебе нравится человек дела?
— Мне нравятся люди, которые могут совершать добрые поступки.
— Скажи, а ты мог бы избить человека просто так, ни за что? Просто, лицо его тебе не нравится?..
— Просто подойти и ударить? Могу, но я так не поступаю.
— Но ты что, не встречал ребят, которые спокойно могут ударить человека, только за то, что у него не окажется сигареты или вечных «двадцати копеек»?
Я спрашивал: «Дайте, пожалуйста, сигарету!..» Если говорят нет, то и не надо. Спокойно отходил.
— Еще один вопрос ко всем ребятам. Предлагаю вот такую ситуацию. Есть две модели будущей работы: на одной вы работаете, вы можете работать вполсилы, и получаете минимальную зарплату. И второй вариант. Вы поступаете на работу, где требуется пот и кровь, вы по-настоящему вкалываете, и, соответственно, зарабатываете хорошо. Что вы выбираете?
Саша: Я за первый вариант. Здоровье дороже.
— Но я имею в виду не обязательно физический труд.
— А в интеллектуальном труде слишком много конкурентов, поэтому я все-таки выбираю первый вариант.
Сергей: Сейчас я выбираю первый, а потом подумаю. Леня: Первый.
— Сергей, объясни подробнее, над чем ты подумаешь «потом»?
— Жить-то надо. А если жить, не получая денег, то что же это за жизнь? Придется вкалывать.
— А ты, Миша?
— Первый.
— А ты, Володя.
— Не знаю… Не думал…
Ведущий: Ребята, кем вы себя видите через десять или пятнадцать лет? Это только кажется, что впереди — пропасть лет. Пролетит — не заметишь. Кем будете работать? Сколько будете зарабатывать? Как будете жить? Какую себе жизнь планируете?
Володя: Я буду работать в ателье портным.
Миша: Я хотел бы найти такую профессию, чтобы как корабль по морю ходить, а ни к какому берегу не приставать.
Саша: Тогда тебе подходит научно-исследовательский институт.
— Миша, и какая же тебе профессия видится на твоем «корабле»?
— Не знаю, окончишь какой-нибудь институт, а тебя — раз — и на Камчатку. Нет уж, спасибо.
Сергей: Мечтаю о хорошей жизни. У меня профессия.
Саша: Есть такой вариант: поступить в институт, окончить его, написать кандидатскую диссертацию. Другой вариант. Я не поступаю в институт, отношение ко мне будет так себе. Буду как все. И ни в какой должности меня не повысят. Эта жизнь меня не устраивает.
Сергей: Я мечтаю о хорошей жизни. Не обязательно для этого лезть в начальники. У меня, допустим, профессия слесаря. Можно найти что-нибудь другое. Типа автосервиса.
Ведущий: У тебя будут левые доходы?
— Конечно, будут.
Уверен, что после чтения этой стенограммы у многих читателей возник вопрос, где это, интересно, вы нашли таких подростков? С таким образом мыслей? С такой культурой? С такой, в конце концов, дерзостью в словах?
Отвечу: взяли в соседнем переулке, возле ближайшего отделения милиции. Эти ребята стоят на учете в инспекции по делам несовершеннолетних, то есть являются теми самыми «трудными» подростками, о которых сказано и написано так много в последнее время.
Они могли остановить кого-нибудь из нас вечером, после работы, и надвинувшись лицо в лицо, сказать по-хулигански спокойно: «Гони двадцать копеек, дядя». Или взломать дверь пустой квартиры и, оглянувшись на всякий случай, войти, а выйти с вещами, которые чем-то нам были дороги. Кто-то из них замешан в жестоких драках. Другой в ограблении автомашин. Третий — в искусном повреждении замков (ссылаясь на любовь к технике).
И остаются при этом нормальными (по крайней мере, на вид) ребятами, которых мы встречаем ежедневно.
Готовясь к этому пресс-клубу, мы, честно, боялись, что они, увидев такое количество взрослых людей, замкнутся, будут кидать в ответ бессмысленные «да», «нет», уйдут от каких-то главных, на наш взгляд, вопросов, не примут искренность нашего интереса.
Этого, как мне кажется, не произошло. Случилось другое. Я бы определил это другое как доходящее до шока удивление: это что, они сегодня такие? Может быть, поэтому мы и не сумели задать им какие-то важные вопросы? И что это за вопросы?
Но, не умея даже сформулировать, задать вопрос, какого же мы ждем ответа?
…Дверь за ними закрылась, и в комнате остались одни взрослые. Цитирую стенограмму дальше:
— Они бравировали!..
— Слушая их, становится обидно за то, что растут такие ребята, с такими суждениями и таким образом мысли.
— Да… Даже с позиций социологической аномалии эти подростки вызывают недоверие. Неужели они и в самом деле такие?
— Нет, это не они!
Начальник инспекции по делам несовершеннолетних, где состоят на учете пятеро этих подростков: Это они. То, что они говорили, и то, как они говорили, правда. Мне даже неудобно, но, когда Саша шел сюда, он боялся, что у него украдут пальто, потому что пальто это он купил себе сам, на свои деньги. Он к своим семнадцати годам испытал очень много. Вы что подумали, у него мать пьяница? Как бы не так. Преподаватель института. Всю жизнь издевалась над ним: не кормила, не покупала вещей. Этот ребенок испытывал постоянное чувство голода. Понимаете? Голода. Вместо еды мама-педагог могла принести ему торт и пирожное, а он торт выбрасывал, потому что ему хотелось супа! Он постоянно нуждался в деньгах, мог что-то починить у соседей за деньги. А мог ведь и украсть.
— Но мать просто больной человек, в этом нет сомнений!
Начальник инспекции: Мы ставили вопрос о том, что ее надо лечить или оградить от нее ребенка. Но лишить ее родительских прав не получилось. Мальчиком мы начали серьезно заниматься, когда на него пожаловалась мать, что он ее избивает.
И тогда поняли невозможность условий, в которых ему приходится жить. Его отец сказал, что у него своя семья, и если он возьмет к себе Сашу, то он будет плохо влиять на его дочь от второго брака. Отец дал расписку, что отказывается от сына.
— Но хоть что-то вы сделали?
Начальник инспекции: Мы добились, чтобы мать отдавала ему все деньги, которые она получает за сына, то есть алименты. На эти первые крохи Саша смог купить себе пальто. У Саши психопатия…
— То, что мальчик болен — это видно.
Начальник инспекции: Но что же послужило началом психопатии? И тех правонарушений, которые Саша совершает?..
Теперь что касается Миши. Миша — вор. Ворует еще с дошкольного возраста. Отец пьет, в семье не живет, воспитанием, соответственно, не занимается. Мать признана хроническим алкоголиком, но сумела с собой справиться. Два года уже не пьет, таких случаев мало. Миша сейчас мошенничает и спекулирует.
— Паровозики — это увлечение или предмет для спекуляции?
Начальник инспекции: И то и другое. Недавно Мишу задержали в «Детском мире». Он представился малышам, которые обменивали модели, работником милиции. Сказал: или сейчас задержу, или плати штраф пять рублей… Миша боится попасть в спецшколу.
Дальше, Леня. У Лени были правонарушения в школе. Начинал с карманных краж. Был за них поставлен на учет. Потом ушел в футбольное фанатство, потом стал рокером, как он говорит. Мальчик очень трудный. Склонен к жестоким поступкам. Отец лечился от алкоголя, долгое время не жил в семье.
— И у Сергея пьющий отец?
Начальник инспекции: Да, хронический алкоголик. Сергея воспитывает одна мать. Сергей — очень сложный парень. Был задержан на краже, но в связи с тем, что тогда не достиг совершеннолетия, его освободили от уголовной ответственности…
— И с Володей такая же история?
Начальник инспекции: И с Володей. Учитывая еще и замедленность — вы, наверное, заметили — его развития. Повторяю, на встрече в «Литгазете» они были точно такими же, какими я их давно уже знаю.
Остается добавить немного. Готовя к публикации стенограмму пресс-клуба, я неожиданно поймал себя на том, что многое в ней мне хочется исправить, изменить, улучшить. Те ли это «трудные», о которых мы привыкли читать и писать? Что же такого в них непривычного, что рука так и тянется там вычеркнуть, а там вписать?
Потом понял. Они слишком обычны.
Но они такие, какие и есть сегодня. Пятеро из тысяч, стоящих на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Стоящих на том самом краю, с которого мы и начали разбор ситуации № 1.
Найти ответы на все эти многочисленные вопросы — дело, наверное, непростое, но безотлагательное. Тут не обойтись без самых серьезных и именно общественных усилий со всех сторон: воспитательных и юридических, теоретических и вполне конкретных, общественных и административных.
В истории полубессмысленных преступлений двух пятнадцатилетних подростков, щуплого Жени-Джека и его приятеля «посильней» Саши-Пансы, кроме всего прочего, потрясает «развлекательный» характер их поведения.
Меня давно беспокоит, что в том общественном внимании, которое мы уделяем возрасту 15–17 лет, отсутствует часто реальная оценка того, что это возраст итогов, что все поступки ребят, находящихся на пороге юности, имеют корни в более раннем возрасте, что тучи начинают собираться задолго до грома, тогда, когда над ребячьими головами сияет безоблачное небо детства, прекрасное время катаевских Гаврика и Петьки; Тома Сойера и Гекльберри Финна.
М. Горький, Л. Толстой, М. Твен создали великие произведения, отражающие непреходящую ценность детства, его глубину, заложенное в нем будущее. Это одна из самых прекрасных традиций литературы, данная нам в наследие классической культурой.
Именно эта традиция определяет наше отношение к детству и тогда, когда речь идет о золотой поре, и даже тогда, когда мы вынуждены говорить о детстве как о «возрасте риска».
Меня чрезвычайно волнует, что иногда торжествует стойкий предрассудок, в силу которого мы начинаем всерьез относиться к поступкам детей только тогда, когда эти поступки сами становятся серьезными. Время «шалостей», время «детских» проблем вызывает чаще всего снисходительное отношение, в котором в самой основе заложено глубочайшее непонимание общественной важности зенита детства. Но это время примерки к своим будущим гражданственным позициям. Здесь в единый узел завязаны проблемы морали, нравственности и будущей гражданственности. В детской шалости, в проблеме вокруг «двадцати копеек» на мороженое, в споре за свое положение в детской компании закладываются основы будущей личности.