Пока шли по деревенской дороге, я хотела спросить, куда мы направляемся. Но глянув на травницу, решила не лезть с расспросами. Слишком мрачное выражение лица было у женщины.
Мы подошли к калитке небольшого дома, и я с удивлением обнаружила на крыльце Тихомира. Парень сидел, низко опустив голову.
— А ты почему не позвал? — резко спросила мама у Тихомира, привлекая его внимание.
— Матушка запретила, — глухо обронил тот.
— Матушка запретила, — передразнила мама. — Дура твоя матушка.
А я тихо вздохнула и покачала головой. Видимо, Ратибору стало хуже.
Мы прошли в дом, планировка которого была точь-в-точь как и наш домик. На кухне сидела Авдотья, утирающая слёзы. А рядом Владимир, хмуро уставившись в стол.
Женщина, как только увидела меня, резко выпрямилась.
— Ты! Это из-за неё! — зашипела женщина, поднимаясь со скамьи.
— Сядь, Авдотья, — приказал Владимир. — Не гоже обвинять других в собственной глупости.
— Не пущу её к моему Рати! Не пущу! — шипела женщина. — Пусть убирается!
— Тихомир, уведи мать, — тихо обратилась мама к парню, что зашёл следом за нами. — И не слушай её. Наслушался уже.
Тихомир кивнул и крепко обнял мать, уводя в комнату. Травница же обратилась к Владимиру, кивая на вторую дверь:
— Там лежит?
— Там, — кивнул мужчина. — Но думаю, что поздно уже.
Травница кивнула и потянула меня за собой, открывая дверь в комнату, за которой находился больной.
В нос ударил запах крови, а ещё… сладкий запах. Я кинула взгляд на кровать и судорожно вздохнула. Прав староста, лечить тут уже некого.
— Ай как плохо, — прошептала травница, подходя к кровати и кладя руку на лоб. — Арника, выйди к Владимиру, пусть отправит за лекарем. Я постараюсь помочь, но моих сил вряд ли хватит. Иди давай.
Я быстро передала просьбу травницы, хотя сама слабо верила, что что-о можно сделать. Зато теперь я знаю, как пахнет гной.
Подавив страх усилием воли, я вернулась в комнату. Мама разглядывала ногу, на которой была огромная дыра.
— Вот, что бывает, когда мозгов нет, — грустно усмехнулась женщина. — Ну что Арника, сделаем то, что я делала не один раз в прошлой жизни.
Я непонимающе посмотрела на женщину.
— Ампутацию, — объяснила мама. — Ногу не спасти, но вот за жизнь стоит побороться.
Я судорожно вздохнула и перевела взгляд на красное лицо мужчины. Не знаю, спал ли он, или был без сознания. Но то, что у него сильный жар, сомневаться не стоило.
— Как? — только и смогла вымолвить я, понимая, что нет ни подходящего помещения. ни инструмента. Да даже банального обезболивающего нет.
— Как делала не раз, — глухо ответила мама. — Молясь, что всё пройдёт успешно. Идём, нам надо подготовиться.
Мама распахнула дверь и позвала Тихомира, цыкнув на нерадивую Авдотью.
— Тихомир, нужен самогон, кипячёная вода и тряпки. Я схожу за инструментом, а ты пока подготовь всё, что сказала. Ещё стол освободи и накрой простынью чистой. Отца на него положим. Давай только быстрее.
Не говоря больше ни слова, травница махнула мне рукой, давая понять, чтобы я шла следом, и вышла из дома.
— Я же попала сюда тоже не с пустыми руками, — хмыкнула женщина, как только мы отошли от дома. — Лекарств при мне не было, а вот кое-какой инструмент сохранился. Только помощь нужна будет. Твоя помощь, потому что никто не должен видеть, что происходит.
— Я не уверена, что смогу, — сглотнув, прошептала я.
— А у тебя выбор есть? Ничего, сейчас травку успокаивающую выпьешь. Я одна не справлюсь.
— А почему не дождаться лекаря? — слабо спросила я.
— Не успеет приехать, — качнула головой мама. — Я не уверена, что ампутация поможет остановить заражение, но хоть что-то. А у лекаря есть лекарства и кое-какие артефакты.
— А я не уверена, что такие операции можно проводить вот так, на столе жилого дома и без анестезии.
— Можно, — усмехнулась травница. — Всякое бывало. Да и анестезия будет, хоть и не такая действенная, как в больнице.
— Самогон, — понятливо кивнула я.
— Верно, — кивнула травница. — Будем надеяться, Ратибор выживет.
— Это из-за меня, — я тяжело вздохнула. — Мне кажется, что Валенсия не думает о последствиях помощи, которую оказывает.
— Не говори ерунды, — фыркнула мама. — Ратибор пострадал из-за своей глупости, что был так не аккуратен. И из-за глупости жены. А Валенсия… Знаешь, мне ведь тоже было нелегко здесь первое время. Мне кажется, Валенсия специально ставит человека в трудные условия, чтобы посмотреть, сможет ли спасённый выгрызть у судьбы кусочек счастья.
— Интересно, какой процент выживших? — усмехнулась я.
— А вот этого мы никогда не узнаем. Да и незачем. Вероятно, в этом есть какая-то высшая цель, понятная лишь богам.
Я не ответила. В одном я с травницей согласна: пытаться понять поступки богини заведомо провальное занятие.
Дома Яна так и сидела с книжкой в руках, с любопытством читая очередную историю. Хотя, скорее, пыталась читать. Пока ещё путалась в буквах, но очень уж хотела научиться.
— Идём, покажу тебе кое-что, — травница поманила меня за собой, в свою комнату.
Там, из-под кровати, женщина достала железный чемоданчик, которого в этом мире быть никак не могло. Распахнув его, травница тяжело вздохнула и отошла чуть в сторону, чтобы я могла полюбоваться содержанием.
— Это и есть те самые инструменты? — тихо спросила я, сглатывая.
— Именно, — кивнула мама. — Конечно, в больницах пользовались уже другими. Но вот в полевых условиях именно такой набор и нужен был.
— Процент выживания, как я понимаю, был мизерный, — горько усмехнулась я, разглядывая инструмент, который меньше всего походил на врачебный.
Острые, заточенные ножи, не то пила, не то маленькая ножёвка, кусачки, пинцет, жгуты.
— Насмотрелась? Поторопимся, — мама закрыла чемоданчик и запихнула его в мешок.
Неожиданно раздался стук в дверь. За ней показалась мордашка Фоньки.
— Бабушка Веся, а…
— Некогда мне сейчас, — рыкнула женщина. — Присмотри за Янкой, пока мы заняты будем.
— Присмотрю, — кивнул мальчишка. — Мамка слышала, что с дядькой Ратибором произошло. Вот, передала.
Фонька протянул пузатый бутыль.
— Спасибо, — поблагодарила мама, забирая бутылку. — Пообедай сам, дак Яну накорми. Нас долго не будет.
— Хорошо, — кивнул Фонька. — А вы дядьку Ратибора лечить? Говорят, умирает. Жалко его, он хороший.
— Тебе все хорошие, кто мамку не обижает и тебе сахарные леденцы даёт, — усмехнулась травница. — Иди уже, Янка в комнате. И смотри мне, не обижай.
— А что это? — я потрясла бутылкой, которую несла в руках.
— Спирт, — коротко ответила женщина. — Не такой чистый, как медицинский, но лучше того варева, что может достать Тихомир.
— Им поить будем? — удивилась я.
— Нет, Ратибора самогоном напоим. Он — мужик непьющий, много не понадобится. А спиртом обработаем инструмент.
— Инструмент выглядит как новый. Словно, его только сделали, — покачала я головой. Перед глазами всё ещё была холодная, блестящая сталь.
— Потому что чищу и точу, — усмехнулась женщина. — Нельзя допустить, чтобы заржавел.
— Мама, я боюсь, — тихо призналась я. Отвар, который я выпила ещё дома, подействовал, но не так сильно, как хотелось бы. — Тебе не страшно?
— Я видела смерть множество раз. Не забывай, кем я была раньше. Да и работа травницы не такая уж и спокойная. Вообще, такими операциями занимаются именно лекари, травницы же просто простуду лечат, да боли в спине. Но, когда на всю округу ты единственный человек, который знает, с какой стороны к ране подойти, выбора не остаётся. А страх… Страх уйдёт.
— Я даже уколы никогда не колола, — призналась я. — Страх причинить боль во мне слишком силён.
— Ты в корне неверно мыслишь, — оборвала меня мама. — Ты же понимаешь, что это во благо, а не просто так, захотелось поиздеваться. У нас не концлагерь, опыты не ставим. Лишь хотим помочь, хотим спасти жизнь хорошему человеку. Фонька прав, Ратибор действительно заслуживает уважения, не говоря уж о жизни. А об Авдотье не думай, к тебе она не подойдёт. Да, будет язык распускать, да, коситься. Но не тронет ни тебя, ни Янку. Это склад характера такой. Болтает, но грань не переходит. А Ратибор, если выживет, быстро язык жёнке прищемит. У него с этим строго.
— Я её и не боюсь, — усмехнулась я. — Мама, ты уверена, что отвар поможет не рухнуть в обморок?
— Не уверена, — вздохнула она. — Но если ты позволишь себе упасть, как благородная леди на балу, то считай, что Ратибор помер. Одна я не справлюсь, а больше никому нельзя показывать инструмент.
— Я постараюсь, правда, — шепнула я, сжимая бутыль леденеющими пальцами.
Только вот чем ближе мы подходили к дома Авдотьи, тем сильнее накатывал страх. А я поняла, что искренне завидую людям, которые в экстренных случаях могут мыслить здраво. Я к таким людям не относилась.
А ещё я поняла одно, если у меня получится выдержать операцию, то я стану травницей. Ещё не знаю, как сложится моя жизнь, но я знаю себя. Если Ратибора получится спасти, я не брошу это дело.
— Я всё принёс, — Тихомир смотрел на нас с надеждой и толикой панике.
— Хорошо, — кивнула травница. — Клади на лавку, а простыни мне дай. Арника, помоги.
Мы застелили стол простынью, предварительно убрав всё с него и протерев тряпкой.
— Тихомир, неси батьку на стол. Положи его.
Когда Тихомир вышел, женщина перелила самогон в пустую банку и поманила меня рукой.
— Знаешь, когда-то этот способ считался едва ли не самым лучшим, чтобы отправить больного в глубокий сон. Со временем научились делать обезболивающее, но именно этот способ быстр и прост, когда вблизи нет обезболивающего.
— Напоить алкоголем? — непонимающе переспросила я. — Неужели можно настолько много выпить?
— Можно, — усмехнулась мама. — Можно и помереть от отравления. Но я сейчас не о чистом алкоголе. Идём со мной, только так, чтобы никто не видел.