Марк: Да. Но теперь ДК Ленсовета-то нету... Там группы уже сколько лет не играют. В других клубах концерты проходят - в «Авроре», в «Космонавте».
Группа обновилась, концерты проходят. Чего, по-твоему, можно ждать от АКВАРИУМА теперь?
Марк: (очень довольно хохочет) А вот тут я тебе с совершенным наслаждением скажу, что не знаю!!! Не знаю! И это меня безумно радует! Что я не знаю, каким будет АКВАРИУМ. Потому что АКВАРИУМ живой и он растёт, и во что он вырастет дальше я без понятия, George!
Сейчас мы живём в достаточно тяжёлую во многих отношениях эпоху. И для культуры всяческой тяжёлую, в том числе. Многое деградирует, распадается, но АКВАРИУМ всё же сохраняет своё достоинство, свой творческий потенциал и полон энергии, сил и готов двигаться дальше. Хотя большого количества концертов вроде пока не намечается.
Марк: Ну, намечаются концерты, про большое количество не знаю, но есть... Да и что же, George? Если бы АКВАРИУМ перестал быть живым и стал бы памятником самому себе, как многие музыканты и группы, то я бы тогда просто ушёл из него. Потому что меня как раз это в АКВАРИУМЕ и держит.
А ведь ты до АКВАРИУМА вообще ни с какими другими группами не работал?
Марк: Нет, ни с какими. Я театральный художник был. Конечно, за эти двадцать лет со многими группами приходилось работать и пересекаться, но это так... это все так... В порядке развлекухи, что ли...
В общем АКВАРИУМ по-прежнему сохраняет свой потенциал и он непредсказуем. Это по-прежнему приятная тайна...
Марк: Да. Да.
В группе остаётся непредсказуемость. Что самое ценное и самое редкое всегда, и особенно в русской рок- музыке.
Марк: Да. И что радует.
George. 2013 год, сентябрь
ФРАГМЕНТ ИЗ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ СТАТЬИ «ВИЛЬНЮС IN ROCK»
...Последним в конкурсной программе выступал «Аквариум». К концу второго дня аппарат стал вести себя по-нашему, с капризом; настройки затягивались, график нарушался, и в итоге «старая гвардия» появилась на сцене в первом часу ночи. Зал почтительно и терпеливо ждал, пока они настроятся.
Наши звёзды неторопливо, с подчеркнутым хладнокровием стали проверять звук: Слава флегматично ковырялся в пульте, Дюша, переваливаясь с ноги на ногу, бродил в своем углу, то исчезал за кулисами, то выходил вперёд и, картинно опираясь на стойку, строго смотрел в зал; Тит откровенно нервничал; Михаил директорствовал – подходил то к одному, то к другому; Куссуль невозмутимо стоял на месте; Ляпин прикладывал ухо к своему монитору; Боб считал в микрофон; Трощенков с укором поглядывал на Славу, ожидая, пока тот займётся им персонально.
Я почему-то стал волноваться. Чудеса! Тысячу раз все это слышал, знаю их как облупленных и всё-таки дергаюсь, будто нахожусь там, рядом с ними.
Что-то назревает – либо скандал, либо исторический момент. Скорее всего, последнее с небольшой частичкой первого, ведь сезон прошёл как на одном дыхании, «Аквариум» в прекрасной форме. Но в Вильнюсе они впервые – как их примут?
Рядом сидят свердловчане. Время от времени поворачиваюсь к ним и пророчествую: «Вот уж сейчас “старая гвардия” покажет... Вот уж дело будет... Вот уж Шура выдаст, а то что это за фестиваль – ни одной гитары приличной...» Свердловчане несколько в трансе, понимающе кивают головами.
Наконец всё готово. У микрофона ведущий, взрыв аплодисментов – началось! Сначала – старый блок: «Кусок жизни», «Дорога 21», «Капитан Африка». Те, кто знает эти песни, реагируют бурно, остальные ведут себя сдержаннее, как бы примериваясь. Атмосфера постепенно накаливается, «обратная связь» усиливается; зал, собственно, уже «готов», нужен ещё один толчок, и... Резкая смена темпа. Совершенно неожиданно звучит акустика, впервые она включена в электрическую программу.
...«Аделаида» – плавный переход назад к электричеству, в финале песни выходят Ляпин и завершает её красивейшим нежным соло. Вильнюсцы хлопают, но как они могут оценить всю прелесть этой коды, кто мог представить полтора года назад, чтобы Ляпин согласился выйти в финале на пять секунд! Теперь – другой расклад, былой конфронтации нет и в помине.
Заканчивался концерт под большой «бис». Не слишком многочисленная когорта фанов активизировалась, они плотно окружили сцену и скандировали, это вкупе с музыкой гальванизировало остальных. Экстаз нарастал. Неожиданно камерный «Город», все потрясены; медленно начинает раскручиваться «Рок-н-ролл мёртв» с Ляпиным в главной роли, и «старая гвардия» разыгрывает свой коронный номер по всем правилам искусства...
Фактически концерт «Аквариума» оказался генеральной репетицией перед ленинградским фестивалем, они «размяли» новые песни, проверили на практике принцип синтеза. Приз, полученный группой в Вильнюсе, – за неустанный творческий поиск и самобытность стиля – равнозначен Гран-при в Ленинграде, всем было ясно, что выступление «Аквариума» стало гвоздём программы, главным событием «Литуаники». Дома, конечно, принимали теплее, – и неудивительно, без своей публики, любящей и знающей, триумф 31 мая не смог бы состояться. Тем ценнее успех в Литве, где «Аквариум» выступал первый раз. Я внимательно смотрел на лица зрителей – у них были просветлённые лица людей, познавших настоящее откровение!
Разная музыка звучала на фестивале – хорошая и плохая, современно-электронная, эстрадизированная, тяжёлая, но в этот вечер всё забылось, показалось плоским и поблёкшим по сравнению с цельным, зрелым и, главное, выстраданным мейнстримом. Они выстрадали эту музыку, они шли к ней долгие-долгие годы, они боролись за неё, и за каждый такт своего полуночного концерта они заплатили по самой дорогой цене.
И поэтому мне непонятно распространённое в последнее время мнение об успокоенности музыки «Аквариума», об излишней обкатанности и проч. Похоже, кого-то просто стала раздражать стабильность группы, причём просто так, без каких-то особых причин. Я не слышал ещё ни одного серьёзного аргумента против «Аквариума», никто не утруждает себя доказательствами, а если таковые имеются, то выглядят крайне беспомощно.
Дело, видимо, в том, что рокеры, будучи всего лишь одной из разновидностей рода человеческого, а вовсе не сверхлюдьми, наделены, как и прочие двуногие, самыми обычными слабостями и глупостями.
Быстротекущий Хронос (время то есть) иногда сильно способствует обострению этих заболеваний. И тогда происходит вот что: раз «Аквариум» – лидер, раз валятся на него как из рога изобилия всякие Гран и просто призы, значит, всё не так, обуржуазились наши кумиры, пора свергать их с престола. «Аквариум» стали обвинять в абстрактной философичности и оторванности от родных реалий. Однако метафоричность, обобщенность всегда были свойственны БГ как поэту; он очень редко пользовался конкретно-натуралистической манерой текстосложения.
У него своя индивидуальная метода, и именно в ней – главное достижение его творчества.
Гармония мира не знает границ,
Сейчас мы будем пить чай.
Какой скачок! Чай и мир! Чаепитие происходит в обычной комнате, но эта комната – полноправное звено в круговороте мировой гармонии. БГ ощущает её и напоминает о ней нам, потому что всё – и малое и большое – взаимосвязано, и одно не существует без другого. Как часто мы забываем о духовных истинах, стремясь к сиюминутному, будто бы реальному...
Он всё больше и больше стремится петь о метаморфозах духа, ведь в самом деле, «небо становится ближе с каждый днем».
Такое видение мира отнюдь не является всеобщей нормой и не исключает другие способы художественного познания. Главное, чтобы они были убедительны. Из истории мы знаем массу примеров, когда молодые музыканты отвергали опыт маститых предшественников и революционизировали музыку, их самостоятельные творческие акции изменяли и расширяли представления о роке. Некоторые же из наших «новаторов» умеют только отвергать, а создавать они ещё не научились. Правда, реальная действительность легко опровергает потуги болтунов и досужие разговоры, ставя всё на свои места.
Вильнюсский концерт «Аквариума» – лучшее тому подтверждение.
А на следующий день с утра пошёл дождь – будто бы природа с непривычки не выдержала, и всё в ней перепуталось под воздействием могучего рокового поля; только к вечеру снова выглянуло солнце, разобравшись, что всё в порядке и ничего страшного не случилось.
Журнал «Рокси», 1986.
Георгий Левин
ДЛЯ НИКОГО
АКВАРИУМ, группа ныне не модная, пережившая моду, уже даже и не уже, но при этом всё равно остающаяся одним из китов, на которых, 26 января, очередной прощальный концерт, полный зал, тинэйджеры на полу центрального прохода, «Октябрьский», трепетные девчушки с букетиками, получасовой бис, скучные лица хозяев аппарата, новые песни, старые, древние, лучше всех, уверенно – весел, скоро в Англию, война продолжается, чудесно спел «Китай», проникновенно, а вот остальные гвардейцы... работа есть работа, таинство исчезло, несколько ремесленный, не горячий драйв. БГ, похоже, уже всё равно с кем играть, Дейв Стюарт, независим от собственной группы, нет старого кайфа – а как у всех дух захватывало от этой компании, магическое братство... состав изменился, изменилась и музыка (не всегда в лучшую сторону), сочные, богатые баянные пассажи Сергея Щуракова преобразуют деликатную ткань аквариумных песен в нечто абстрактно-народное, в нечто стилизованное, Пётр Трощенков стал подлинным виртуозом, очень высокий полёт, глубокое понимание возможностей ударных, в высшей степени нетрадиционная манера, но всё портит патологическая тяга к латино-американской ритмике, половина репертуара – румба, самба, лабамба, ещё был басист – новичок здесь – временщик; ну, остальные всё те же, Рюша очень мил, хотя слишком уж он торчит от всего, оттяжка – дело интимное, святое, не всегда понятно, отчего это Рюша так уж растарчивается... БГ, интервью последнего времени, весна-зима, серия интервью, сказал, что не о чем петь, изменилось время, не о чем писать песни; «День Серебра», всё остальное, мол, дополнение к вышеизложенному, к основным главам, эпилог, не так уж просто, заметьте, после таких высказываний на сцену; почему же он всё-таки вышел? Почему это сделали остальные? привычка? желание играть? привычка играть? всё равно магии больше нет, все эти песни для другого времени, другие люди, может быть, лет через... сейчас надо замолчать, уйти, зачем отягощать славную, заслуженную биографию, легендарную, распадом, хлопать-то будут, толку-то? Казалось, поют они для никого, для тех, кого здесь нет и уже не будет никогда, десять, пять, восемь, пятнадцать лет назад, две тысячи лет назад, в объёмном пространстве зала вырисовывались очертания других зданий, и улиц, и скверов, прорывались потоки другого воздуха, нездешнего, забытые слова, имена, силуэты, все это вибрировало (а он уже уехал? а они?) незаметное, невидимое (а что те? та? тот? где?) известное только им и малому числу, малому кругу друзей, по привычке набившихся в гримёрку перед концертом (а ты?), концерта для никого или для тех времён, что ещё не наступили, им ещё предстоит появиться (или нет), для кофе по десять копеек чашка, рано или поздно, эти времена были и, быть может, будут... были-будут, будут-были, тинэйджеры хлопали, красные выпученные глаза Фагота, ночь чище дня, сестра, самба-румба-мамба-лабамба; для никого, «всё, что сделано нами, останется...»...