Аромат малины исчез мгновенно, словно морозные узоры со стекла, на которое плеснули кипятком. Теперь от Исмира тянуло холодком мяты.
– Чем же? – в тон мне поинтересовался Исмир. Жаль, лица не разглядеть – он устроился на переднем сиденье, рядом с Петтером.
Каюсь, мне не следовало затевать этот спор, тем более в присутствии свидетелей. Впрочем, те делали вид, будто их происходящее нисколько не касалось: Петтер молча вел машину, а сидящий рядом со мной инспектор Сольбранд демонстративно смотрел в окно, что-то насвистывая себе под нос.
– Вы полагаете, Ингольву нравится, когда мне присылают букеты посторонние мужчины?
Инспектор хмыкнул, спохватился и вновь вернулся к увлекательному виду мокрого города.
– Он так ревнив или так не любит драконов? – неожиданно миролюбиво поинтересовался Исмир.
– И то и другое! – не подумав, быстро ответила я и осеклась. Не стоило сообщать о неприязни Ингольва к правящим расам. Как бы то ни было, следует проявлять лояльность к мужу.
– Так вот оно что… – проговорил Исмир медленно. – Он из-за этого…
– Да! – ответила я, хотя вопрос так и не прозвучал.
Автомобиль неожиданно резко дернулся, заставив меня прикусить язык и схватиться за поручень на дверце.
Кому, как не мне, знать мстительный характер мужа? Несомненно, устроенная за обедом моральная порка – расплата за букет, полученный якобы от хель. Впрочем, тут еще сыграли роль и мое вмешательство в дела полиции, и дружба с северными народами… Так что не стоит во всем обвинять дракона. Его необдуманный поступок послужил поводом, а не причиной взрыва Ингольва.
Я с силой зажмурилась, заставляя себя успокоиться и остро жалея, что оставила дома саквояж с маслами. Определенно, в последнее время я слишком остро на все реагирую! А ведь в нашем доме можно выжить, только обладая железными нервами.
С завтрашнего дня начну принимать что-нибудь успокоительное. Пожалуй, ромашка, нард и мирра – именно то, что требуется для избавления от уныния.
– Простите меня, господин Исмир, – не открывая глаз, произнесла тихо. – Вы не виноваты.
– Это вы простите меня! – Голос дракона был мягок, как свежевыпавший снег. – Я не знал, что ваш супруг столь ревнив… и злопамятен.
Ох, я ведь совсем забыла! В кармане жакета должен быть пузырек со сбором, который я приберегаю для чрезмерно впечатлительных клиентов. Сейчас он будет весьма кстати.
Искомое нашлось быстро, только ведь лекарство нужно чем-то запить…
– Петтер, пожалуйста, дайте мне фляжку!
Он без возражений (золото, а не юноша!) протянул мне требуемое.
– И еще: не могли бы вы заехать в кондитерскую? – немного поколебавшись, попросила я.
Петтер кивнул и тут же развернул машину.
Теперь отвинтить крышечку, щедро плеснуть лекарства (настойка пустырника, валериана, зверобой и мята) и разбавить коньяком. Задержать дыхание – уж слишком специфическое амбре у этой смеси – и выпить залпом.
Надо думать, меня сочли начинающей алкоголичкой, зато уже через несколько минут пружина внутри стала разжиматься. Минуты текли спокойно и тихо, даря желанную передышку.
Наконец автомобиль остановился, и Петтер, обернувшись, осторожно коснулся моего плеча:
– Госпожа Мирра, просыпайтесь!
Я улыбнулась, не открывая глаз. От мальчишки исходило теплое благоухание ванили и крепкая горечь кофе – такие желанные в этом царстве льда, безразличных людей и химических ароматов. Всего лишь небольшая слабость – на несколько мгновений позволить себе наслаждаться чистыми, по-юношески сильными чувствами. Словно пьешь горячее вино со специями и медом – маленькими глотками, упиваясь каждой пряно-сладкой каплей.
– Спасибо, Петтер! – Я с трудом подняла тяжелые веки.
Сама не знаю, благодарила ли я за мелкую услугу или за тихую нежность…
Подняла руку, поправляя выбившуюся из-под шляпки непослушную рыжую прядь… и увидела, как застыл устремленный на меня взгляд Петтера.
Рукав соскользнул, открывая уже обозначившиеся на нежной коже синяки. Впопыхах я забыла надеть перчатки, и теперь уродливые пятна были видны во всей красе.
– Господин полковник не должен так поступать! – тихо, но яростно вырвалось у мальчишки.
Ветивер зазвучал глухим басом – землистый и чуточку дымный. Очень мужской аромат – воплощение спокойной уверенности и готовности защищать.
– Он в своем праве, – так же негромко ответила я, машинально потирая запястье.
Острый стыд крапивой ужалил душу, взбаламутив ровную гладь чувств. Муж так безобразно обращался со мной, тем более при посторонних… А я вынуждена терпеть и подыскивать оправдания его поведению. Впрочем, жалость и презрение в глазах знакомых куда хуже самих побоев. Общество склонно винить во всем женщину – спровоцировала, не сумела утихомирить, заслужила…
Собственно, а что я могу поделать? Разве что по-детски подсыпать слабительного в суп, но это мелко и недостойно.
От чувства собственного бессилия во рту сделалось горько, от обманного лекарственного спокойствия не осталось и следа.
Я сама распахнула дверцу и выбралась наружу.
Визит в кондитерскую, как обычно, оказал на меня самое благотворное действие.
Печеные яблоки с корицей, рассыпчатые слойки с солоноватыми нитями сыра, невзрачные кружочки овсяного печенья и воздушные облака безе с орехами – разве все это изобилие может кого-нибудь оставить равнодушным?! А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками?
В автомобиль я вернулась, сияя улыбкой и осторожно прижимая к груди объемистый сверток.
Как бы ни была сурова жизнь, всегда можно отыскать мелкие приятности – как изюм в сдобной булке…
Дом госпожи Бергрид сиял огнями, как в канун Йоль, когда все люди зажигают свечи и верят, что вместе с пламенем к небесам вознесутся их надежды и чаяния.
Автомобиль, мигнув фарами, притормозил у крыльца.
– Петтер, пожалуйста, подождите в машине! – попросила я, опираясь на его руку, чтобы выбраться из салона. Колкая шерсть неприятно уколола пальцы, ветер бросил в лицо горсть дождевых капель, заставив поежиться. – Я скоро вернусь.
– Слушаюсь, – отозвался он, беря под козырек.
Исмир почему-то хмыкнул, но на мой вопросительный взгляд ответил улыбкой, сладкой, как апельсиновое варенье.
Молоденькая горничная, которая открыла нам дверь, испуганно округлила глаза.
– Голубушка, доктор Ильин уже уехал? – с порога поинтересовался инспектор, уверенно проходя мимо нее.
– Нет, доктор у госпожи. – Она сделала книксен и стрельнула глазками на невозмутимого Исмира.
И, надо сказать, дракон действительно поневоле приковывал взгляд. В бледно-голубом одеянии он походил на кусок льда, искрящийся собственным светом. Только кремовый аромат сандала выбивался из этого сверкающего великолепия, ласковой волной обнимая высокую фигуру Исмира.
Почувствовав, как от деликатного благоухания сандала закружилась голова, я поспешила включиться в разговор – схватилась за реальность, как утопающий за соломинку.
– Тогда мне пока не стоит там показываться, – заключила я. – Боюсь, доктор мне не обрадуется.
– Конечно, голубушка, – согласился инспектор, разматывая шарф. Как многие пожилые люди, инспектор всегда мерз и зависел от капризов погоды. – Мы пойдем к твоей госпоже, а ты проводи госпожу Мирру в гостиную и подай ей чаю!
– Кофе, – вмешалась я, пытаясь снять шляпку. Проклятые булавки никак не желали выпутываться из массы волос.
Дернув шпильку чуть сильнее, я прикусила губу от нешуточной боли и рассердилась на саму себя.
Чьи-то ловкие пальцы сзади коснулись головы и за несколько мгновений избавили меня от шляпки – и от шпилек вообще. Освобожденные от них волосы волной упали на спину.
Мне не требовалось оборачиваться, чтобы узнать неожиданного помощника – в безмятежный аромат сандала щедро плеснули мандаринового сока и приправили ложечкой гречишного меда.
Рука Исмира будто ненароком скользнула по непослушной массе волос, нежно поправила локон на шее… Где-то рядом – и бесконечно далеко – прерывисто вздохнула служанка, и это меня резко отрезвило.
– Благодарю, господин Исмир! – ледяным тоном произнесла я, отстраняясь.
Надо думать, в глазах моих он прочитал несказанное: «Не смейте больше так делать!»
И таким дразнящим жестом заправил за ухо собственную светло-пепельную прядь, что захотелось дать нахалу пощечину… Или коснуться таких мягких на вид волос…
От этого желания меня отвлек аромат фенхеля – сладковатый, анисовый, с нотками камфары.
С облегчением ухватившись за этот предлог, я резко обернулась, будто разрывая натянутую между мной и Исмиром звенящую серебряную нить.
– Рискни хоть словом намекнуть! – отрезала я, вперив строгий взгляд в горничную.
Она ахнула и прикрыла ладошкой розовый ротик.
– Но я никогда, никогда… – пролепетала она, в притворном смущении потупив глаза.
Вот только фенхель – это аромат речи, творчества и общения. Нетрудно догадаться, что именно собиралась рассказать горничная.
Раздражение накрыло душу колючей проволокой. Зачем Исмир так играет со мною, да еще и прилюдно, давая повод для пересудов?
Спокойно. Вдохнуть, выдохнуть… С драконом я после разберусь, а теперь следует пресечь слухи.
Я непреклонно поджала губы и процедила:
– Вот и не думай! Иначе… – И многозначительно замолчала, предоставляя ей самой придумать наказание на свое усмотрение.
Надо думать, она обладала живым воображением – судорожно вздохнув, почтительно склонила голову и сделала книксен.
– Да, госпожа, – теперь прозвучало с куда более искренней почтительностью. – Прошу, следуйте за мной!
Мужчины в разговор с прислугой не вмешивались, хотя могли лишь догадываться, почему я так на нее ополчилась.
Инспектор одобрительно хмыкнул, когда она легкокрылой ласточкой полетела к двери.
Я послала ему извиняющуюся улыбку (не люблю ругаться, но со слугами иначе нельзя) и последовала за ней…