Я осторожно откинула верх обложки и извлекла из вырезанного внутри ларца сладко пахнущую пачку листков.
Развязав ленту, которой были перевязаны послания, я принялась читать… Некоторое время спустя я оторвалась от этого увлекательнейшего занятия, испытывая странную смесь недоумения, брезгливости и сожаления. Письма оказались от Ингрид, тут же были и черновики ответных посланий к ней, и от переполняющей их ласки, любовной чуши и искренней тревоги мне стало не по себе. Сложно вообразить Ингольва в роли нежного любовника, и одновременно дико чувствовать себя чужой для собственного мужа. Чужой и нежеланной.
Кроме любовной переписки в тайнике оказалось всего несколько безделушек. Костяной нож в потертых ножнах, выцветшая голубая лента и крошечный стеклянный башмачок. О происхождении ножа я не имела ни малейшего представления, зато лента и башмачок были мне знакомы.
На ленте я сама вышивала защитные руны, когда носила Валериана. А крошечный стеклянный башмачок мы когда-то купили вместе с Ингольвом. В Хельхейме есть сказка о девушке в ледяных туфельках, потерявшей одну из них на ступеньках дома, где она танцевала на карнавале. Влюбленный в таинственную незнакомку юноша пытался разыскать ее, примеряя туфельку всем встречным девушкам, но с наступлением весны она растаяла, и влюбленные не сумели найти друг друга. Как же сверкали глаза Ингольва, когда он шептал мне, что наша туфелька никогда не растает! Только стекло оказалось плохой заменой льду – не тает, зато слишком легко бьется.
Странно, что Ингольв сохранил эти предметы…
Задумавшись, я держала на ладони хрупкую вещицу, сама не зная, что чувствую. Эмоции бурлили внутри, словно несочетающиеся ноты в духах. То наверх выбивалась брызжущая горечью розмарина память, то камфарно-лимонное недоумение, то трезвая насмешливость литцеи…
Позабыв о том, что привело меня в кабинет Ингольва, я с головой погрузилась в воспоминания, за что и поплатилась: ни шагов, ни скрипа двери я не услышала, а потому недоуменное: «Госпожа Мирра?!» – Петтера заставило меня сильно вздрогнуть.
– Да, Петтер? – с запинкой откликнулась я. Сердце колотилось где-то в горле, и оставалось лишь надеяться, что мне удалось сохранить внешнюю безмятежность.
– Не ожидал вас здесь увидеть, – произнес мальчишка, все так же стоя в дверном проеме.
– Вот как? – Отвернувшись, я принялась собирать безделушки, спиной чувствуя внимательный взгляд Петтера. Поставила на полку книгу-тайник, старательно отряхнула платье от несуществующей пыли.
– Господин полковник приказал мне принести кое-какие письма, – сообщил Петтер извиняющимся тоном.
– Пожалуйста. – Я приглашающе повела рукой. – Я как раз ухожу.
Он кивнул и направился к письменному столу. А я, сдержав вздох облегчения, устремилась к выходу. Наверное, не нужно пить столько кофе, из-за него я слишком нервозна.
– Госпожа Мирра! – окликнул меня Петтер, когда я уже была в двух шагах от спасительной двери.
– Да? – Я с неохотой обернулась. Мальчишка смотрел на меня внимательно и устало. И дымно-сухой запах ветивера – будто тревожный рокот барабанов.
– Здесь нет того, что вы ищете, – словно через силу проговорил Петтер, и, каюсь, сдержаться я не смогла.
– Откуда вы?.. – начала я и осеклась, ругая себя на все корки. Надо же так попасться! Кто знает, как теперь поступит Петтер? Как ни крути, Ингольв – его командир, к тому же мальчишка мог затаить обиду за то, что я не ответила на его чувства.
– Несложно догадаться, – дернув плечом, ответил он и посмотрел мне в лицо. Взгляд его был так чист и прозрачен, что к щекам моим прилила кровь, и я поспешно опустила глаза.
– Значит, это правда, – заключила я со вздохом. Смутная надежда, что вся эта история окажется всего лишь жестоким розыгрышем Исмира, растаяла льдинкой на ярком солнце. – И вы тоже в этом замешаны?!
Мальчишка вскинулся, прикусил губу… И сдержался с явным усилием. Только к гулкой дроби ветивера добавилась низкая басовитая нота кедра.
– Давайте поговорим об этом в другом месте, – предложил Петтер спокойно. И лишь то, как он машинально обхватил пальцами левой руки запястье правой, выдавало его тревогу. – Вы не могли бы подождать меня на улице?
– Конечно, – согласилась я, злясь на саму себя. Сначала затеяла этот глупый обыск, потом принялась болтать, вместо того чтобы сбежать поскорее, и к тому же едва не заставила мальчишку нарушить клятву!..
Снегопад припустил еще сильнее. Казалось, город изнывал под толстой снежной периной, задыхался, не в силах вырваться из паутины, сплетенной из холода и воды. Заносы местами уже доходили мне выше колен и вскоре угрожали совершенно парализовать всякое движение по городу. Петтер доехал до дому не иначе как чудом, и теперь автомобиль, похожий на ленивого тюленя, едва виднелся из-под сугроба. Прохожих почти не осталось, горожане укрылись от непогоды в своих домах и клубах.
Я остановилась на крыльце, против воли любуясь городом. Снег заставлял блекнуть краски, гасил звуки и скрадывал запахи, отчего Ингойя казалась неживой и пустынной. Что-то величественное и безжалостное было в этой ледяной красоте…
Поежившись, я спрятала нос в воротнике шубы и обхватила себя руками. Крепнувший мороз набросился на меня с алчностью оголодавшего вампира. Но уйти, не дождавшись Петтера, я не могла.
О появлении мальчишки возвестил протяжный скрип двери – и горьковато-острое благоухание кофе с имбирем. Исходящий от чашки ароматный парок заставил меня сглотнуть слюну.
– Замерзли? – риторически спросил Петтер, едва заметно улыбнувшись, и ногой закрыл за собой дверь. – Возьмите.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я, принимая чашку. – Вы чудо!
Мальчишка молчал, давая мне допить кофе, и невидяще смотрел вдаль. Мы стояли рядом, и казалось, что город обезлюдел (и, надеюсь, обездраконел), позволяя нам побыть наедине.
– Значит, Ингольв ввязался в заговор? – напрямик спросила я, смакуя последние капли превосходного напитка. Каким-то чудом он совсем не остывал на морозе.
– Я не могу ничего вам сказать, – поддевая носком сапога сугроб, произнес мальчишка тихо. – Я поклялся. Но если вам нужна будет моя помощь – только скажите!
– Почему? – спросила я, чувствуя, как немеют от мороза щеки и губы. – Ингольв же ваш командир!
Петтер смотрел на меня серьезно и строго. Сейчас казалось, что это он много старше меня, – может быть, из-за снега, посеребрившего его непокрытую голову? Или из-за совсем недетских складок у губ?
– Господин полковник – мой командир, но… То, что он задумал, неправильно, – объяснил он наконец, отводя взгляд. – Хель так легко не сдадутся, да и драконы тоже. Они не простят. И… – Он помялся и добавил, глядя куда-то в сторону: – Вы заслуживаете лучшего, чем быть женой ссыльного заговорщика. Я… если хотите… В общем, помните, я говорил о самолетах? Недавно я собрал свой собственный. И… если вам понадобится транспорт – я всегда готов помочь.
С минуту я глядела на него, потом коснулась совсем заледеневшей кисти юноши (видно, муж опять экономил на обмундировании, даже пары рукавиц не выписал своему ординарцу!) и сказала с чувством:
– Спасибо вам, Петтер. Но я не могу разрушить вашу жизнь.
– Было бы что разрушать, – пожал плечами он с принужденной бравадой.
– Не говорите так! – велела я. – Уверена, вы многого добьетесь.
– Скорее, веревки, – не согласился он, накрывая мою ладонь второй рукой. У него были обветренные руки, совсем солдатские, грубые и мозолистые. Даже странно для такого мальчишки. – Но это не важно. Отец всегда меня учил: делай что должно и будь что будет!
Мы помолчали, думая каждый о своем. Не знаю уж, о чем размышлял он, а в моей голове толпились утопические планы выбраться ночью из дома по веревке и сбежать с Петтером, воспользовавшись его щедрым предложением. Только вот бежать бессмысленно (выкрасть Валериана я не смогу при всем желании) и жестоко по отношению к Петтеру. Придется играть по правилам, которые придумали другие.
– Будьте счастливы, – пожелал вдруг Петтер тихо.
А у меня даже горло перехватило, до того неожиданно и приятно от него дохнуло летним лугом – цветущим разнотравьем и недавно скошенной отавой.
Замерзший мальчишка в присыпанной снегом шинели источал такое тепло, что казалось, будто солнце выглянуло из-за туч и разом наступило лето.
– Спасибо, Петтер! – с трудом выговорила я, не зная, что еще сказать. Добавить аналогичное пожелание ему у меня не повернулся язык…
Глупый мальчишка! Как жаль, что нельзя стереть произнесенные слова, вернуть ту недосказанность, которая легчайшей нотой сандала витала в воздухе. Ясность пахнет можжевельником – смолисто и терпко, – как растертая в пальцах ягодка. Можжевельнику приписывают антисептические свойства, и аромат его похож на яркий прожектор. Жаль только, что волшебство часто скукоживается под безжалостным светом.
Я улыбнулась, заставляя себя взглянуть на Петтера, который смотрел на меня неотрывно и требовательно, будто чего-то ожидая. Впрочем, не так уж сложно догадаться, чего именно.
Какая-то часть меня хотела наделать глупостей, протянуть руки и согреться у того огня, которым полыхал Петтер. Мои озябшие пальцы так умоляли о тепле…
– Мне пора, – вдруг проговорил Петтер, едва шевеля губами. Изо рта его при каждом вздохе вырывалось облачко пара.
– Да, – с облегчением (каюсь, не смогла его скрыть) согласилась я и взглянула на «Уртехюс».
Идти туда отчего-то совершенно не хотелось. «Дом трав» всегда принимал меня ласково и гостеприимно, давая убежище и щедро делясь теплом. Но скоро все изменится, и мысль эта резанула по сердцу острой тоской. Как бы ни повернулись события, из Ингойи мне придется уехать, и, вероятно, навсегда.
– Петтер! – Решившись, я обернулась к мальчишке. Он вскинул брови, незаметно (точнее, ему так казалось) потер ладони, пытаясь согреться. – Я хочу прогуляться по берегу. Отвезете меня?
На мгновение он опешил, надо думать, усомнившись в здравости моего рассудка. И только нежный аромат смородиновых почек выдавал надежду.