Руки привычно нашарили ключ, зажгли свечу, открыли замок. Я вошла, заперла дверь и прислонилась лбом к прохладному гладкому дереву. Простите меня, Петтер…
Я заставила себя успокоиться. Заварила мятный чай, съела немного кураги, припрятанной в одном из шкафчиков на черный день, накапала в аромамедальон масла нарда.
А потом занялась приготовлением давно заказанных духов.
Парфюмерию воспринимают по-разному. Для кого-то это банальное желание приятно пахнуть, для кого-то случайная прихоть, а для кого-то – настоящее волшебство.
Казалось бы, волшебству положено возникать по мановению руки. Не знаю, как обстоит дело с настоящей магией, а при изготовлении духов требуется малая толика вдохновения и много-много терпения.
Идея аромата может быть передана разными компонентами, например ванильную ноту дает как собственно ваниль, так и бензоин или лабданум. При этом разная их концентрация придает духам разные оттенки. И понять, как будет пахнуть готовая композиция, можно только на практике.
Сначала делаются пробы, для которых используют сильно разбавленные масла. В нескольких флакончиках с маслом или спиртом смешиваются задуманные составы. В этом пузырьке на каплю больше ладана, вот в этом – чуть-чуть меньше грейпфрута, а тут вместо жасмина самбака – более низкий и густой аромат жасмина грандифлорума.
Далее пробам предстоит настояться от месяца до полугода, и лишь тогда можно определить, какой состав «звучит» гармоничнее и больше соответствует задуманному.
В описании, разумеется, все это выглядит скупо и сухо. Рецепты, пропорции, пробы…
В реальности же натуральные духи – это не просто приятный запах.
Парфюмерия – отличный инструмент. Друг, готовый поддержать и поднять настроение. Сообщник, мягким шепотом заманивающий любимого в спальню. Начальник, заставляющий собраться и работать…
Это занятие настолько меня увлекло, что тоска и боль почти сразу отступили. Только где-то внутри словно застряла заноза…
Я увлеклась ароматной алхимией настолько, что не сразу услышала стук в дверь.
Отставив в сторону очередной пузырек, я крикнула:
– Пожалуйста, подождите минутку! – И торопливо сняла рабочий фартук (некоторые эфирные масла оставляют на одежде темные пятна, не говоря уж о жирных следах от масел растительных).
За дверью обнаружился Исмир. От многочисленных безделушек он уже избавился, только покачивалась в ухе серьга и виднелась в разрезе рубашки подвеска, похожая на голубоватую слезинку, заточенную в бисерную оправу.
Я так увлеклась разглядыванием украшений, что очнулась только от многозначительного покашливания.
– Вы не пригласите меня войти? – поинтересовался Исмир, приподнимая брови.
– Ох, простите! – спохватилась я и посторонилась. – Пожалуйста, проходите.
– Благодарю! – Он церемонно склонил светловолосую голову, и только остро-сладкий аромат литцеи кубебы выдавал иронию.
И нежнейший, деликатный, кремовый сандал словно коснулся кожи мягким шелком.
Я улыбнулась, чувствуя невыразимое облегчение. Кажется, дракон наконец пришел в себя. Однако от того безмятежного спокойствия, которым от него веяло в нашу первую встречу, остались лишь жалкие крохи.
– Присаживайтесь, – предложила я. – Хотите чай, кофе? Или… – Я помедлила, вспомнив запах крепкого алкоголя от Исмира в нашу последнюю встречу в «Уртехюсе». И не удержалась: – Может быть, хельского самогона?
Чудесный напиток годился для чистки двигателей (недавно Петтер выпросил себе немного), а также делал мыло прозрачным как вода (в чем вполне заменял спирт). Так что подарком благодарных хель я очень дорожила, но ради Исмира готова была расщедриться. Хотя бы ради того, чтобы вживую увидеть употребление им этой гадости. Зрелище обещало стать незабываемым: утонченный Исмир, хлещущий самогон и закусывающий салом с луком…
От представившейся картинки я развеселилась.
Исмир усмехнулся хищно, и по шелку сандала словно заструилась шелковая же вышивка нероли.
– На свидании неучтиво пить такие крепкие напитки. Холодной воды, будьте добры.
На что он намекал? Что кавалер может набраться и приставать или что приставания эти из-за выпитого могут обернуться пшиком? Или что дама может обидеться, вспомнив известное изречение насчет некрасивых женщин и водки…
Впрочем, меня куда больше интересовало другое.
– Разве у нас свидание? – удивилась я, делая вид, будто сильно занята вытиранием стакана.
– Но ведь вы меня пригласили! – Исмир развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и следил за мной с видом кошки, искоса наблюдающей за мышкой.
– Я вас не приглашала, – запротестовала я, ставя перед ним затребованную воду. Хотелось добавить в нее лимона, чтобы немного подкислить медовую улыбку дракона, и удержалась я с некоторым трудом. – Я всего лишь передала вам записку.
– От другой женщины! – воскликнул Исмир, мелодраматично прижав руку к сердцу. Пахло от него мандарином, перцем и сладко-горько-кислым грейпфрутом – насмешливым весельем. – Вы разбили мне сердце!
– Вы шутите, – констатировала я с облегчением. – Думаю, Сольвейг ждет вас с нетерпением. Вам показать дорогу?
Исмир разом посерьезнел, выпрямился и как-то подобрался.
– Видите ли, я не хочу идти в ваш дом, – признался он негромко. – Если Сольвейг действительно знает что-то важное, то мое появление может спугнуть убийцу.
– Вы думаете, что это кто-то из домочадцев или слуг, – поняла я, чувствуя неприятный холодок в груди.
– Вероятнее всего. – Исмир пожал плечами. Сочувствием от него не пахло. – Если кухарка что-то знает об убийстве горничной, очевидно, оно имеет некоторое отношение к дому, где они служили.
– Понятно. – Я с трудом сглотнула и отвернулась. – Вы хотите, чтобы я позвала Сольвейг сюда, верно? Вы же за этим пришли?
Исмир подошел так тихо, что я не услышала шагов и вздрогнула, когда его дыхание коснулось моей шеи.
– Не только. – Он стоял так близко, что я могла разобрать все нюансы аромата сандала. Исмир тронул меня за плечо, заставляя обернуться.
– Я позову Сольвейг! – пообещала я, стараясь выказать спокойствие, которого на самом деле не испытывала.
Если придется прямо отказать Исмиру, то не затаит ли он обиду? И не скажется ли это на нашей с Валерианом судьбе?
Под внимательным взглядом дракона я торопливо набросила шаль и выскочила из «Уртехюса».
Дверь в дом открыл Петтер. Увидев меня, он побледнел и прикусил губу.
– Госпожа Мирра? – неуверенно произнес он, зачем-то оглядываясь через плечо.
И запах стыда – не жгучего, резкого, как чили, заставляющего алеть щеками и прятать глаза, а стыда от неловкости, когда кто-то в твоем присутствии поступает дурно. Ночная фиалка.
Хм, неужели Сольвейг привела господина Льетольва и милуется с ним на кухне? Нет, это не в привычках любвеобильного интенданта, не для того он постоянно снимает несколько «любовных гнездышек».
– Петтер, что там происходит? – поинтересовалась я, делая шаг вперед.
Юноше поневоле пришлось немного отступить.
– Госпожа Мирра, не нужно! – попросил он тихо, и аромат ладана с ветивером – желание защитить – разбудил во мне дурные предчувствия.
Петтер снова оглянулся, потом, на что-то решившись, схватил меня за руку (я только приглушенно пискнула), втянул в холл и толкнул в нишу под лестницей. Не успела я спросить, что происходит, как Петтер предостерегающе приложил палец к губам и отступил в сторону.
Следом послышались шаги, низкий мужской голос, мелодичный женский смех… И я замерла с открытым ртом. Двое спускались сверху, от спален.
– Все в порядке, Петтер? – бросил Ингольв между делом, накидывая на плечи Ингрид соболью шубу.
– Да, господин полковник! – без запинки откликнулся юноша, вытянувшись по струнке.
Надо думать, его оставили на страже, чтобы никто не вломился в самый пикантный момент.
– Молодец, – снисходительно похвалил муж, заботливо поправляя меховой капюшон на любовнице. От них крепко пахло мускусом и амброй. – Жди здесь, я сам отвезу Ингрид!
– Как прикажете. – Петтер склонил темноволосую голову, с бесстрастным лицом наблюдая, как веселая пара направляется к выходу.
– Родная, ты присмотри за Валерианом, – попросил Ингольв, очевидно, продолжая начатый разговор. – Он меня беспокоит.
– Конечно, милый! – не задумываясь ответила Ингрид и потерлась щекой о его плечо.
Мягкий смех, звук поцелуя, хлопнувшая дверь, и все стихло.
А я от боли и ярости забыла, как дышать. Можно простить многократные измены, но то, что муж привел любовницу в наш дом, быть может, уложил на мою постель… И поселил вместе с моим сыном! Это было невыносимо.
– Мирра? – негромко позвал Петтер, подходя ко мне.
– Да, – с трудом выдавила я. А я, дурочка, еще казнилась за неверность мужу!
От юноши пахло чуть пряной свежей зеленью и садовой земляникой. И, шагнув вперед, я порывисто прижалась к его груди, вцепилась руками в шинель, прячась в нежном благоухании от гнева и саднящей боли в груди. Твердое решение держаться подальше от Петтера забылось, перестало казаться важным.
– Мирра. – Петтер осторожно погладил меня по голове и вдруг, притиснув к себе, принялся лихорадочно целовать мое лицо. – Простите меня!
– За что?! – удивилась я, прикрывая глаза.
– Господин полковник обижает вас, – глухо проговорил Петтер, уткнувшись лбом в мой лоб. – А я ничего, ничего не могу сделать!
– Не выдумывайте, – попросила я. Нежно провела рукой по его колючей щеке, утонула в темных глазах.
Надо думать, Петтеру невыносимо было смотреть на это все. Не иметь возможности защитить любимую – и одновременно понимать, что только из-за дурного обращения мужа я ему изменила. Изменила с ним, Петтером.
Повинуясь порыву, я поднялась на цыпочки, коснулась губами губ юноши.
Он жадно ответил на поцелуй. Цветочно-травянистый аромат нарцисса, влекущая сладость иланг-иланга – и кружилась голова, и не осталось сил разомкнуть объятия…
Звуки доносились до меня словно сквозь вату. Стук двери, звон, чей-то приглушенный вскрик.