– Не волнуйтесь, – шепнула я, видя, что он приготовился отражать угрозу. – Это же хель! Мы спасены!
– Как скажете, – вздохнул он, кажется, не слишком радуясь. Колкий аромат лимонной травы, пахнущее ирисом сожаление…
Я же прищурилась, всматриваясь в полускрытую пеленой снега фигуру, и чуть не села прямо на мерзлый песок.
– Альг-исса?! – выговорила я недоверчиво. И, не до конца веря собственным глазам, замахала руками, закричала что было сил: – Альг-исса! Это Мирра!
Хель пришпорила своего скакуна. Медведь взвился на дыбы, закусил удила и рванул вперед.
– Солнце? – недоверчиво переспросила Альг-исса (это действительно оказалась она!), осаживая Хельги в нескольких шагах от нас. – Ай, это ты?
– Я, – подтвердила я, смеясь и плача. – Ты жива, мы живы, все в порядке…
Не слушая моих слабых возражений, Альг-исса усадила нас с Петтером на медведя. Эта злобная животина покосилась на меня с явным плотоядным интересом, за что хель огрела его плетью по носу. Хельги отвернулся, обиженно фыркнув, и с места взял такой галоп, что я едва не сверзилась.
«Пожалуй, падений с меня на сегодня достаточно!» – решила я, крепче прижимаясь к Петтеру.
Словно засыпанная сахаром равнина сливалась в размытое белое пятно, от которого слезились глаза и сами собой слипались веки.
– Поспите, Мирра, – предложил Петтер, каким-то образом умудряясь держать меня даже во время особо резвых прыжков Хельги.
– Да, – согласилась я, чувствуя, как усталость накрывает меня пуховым покрывалом.
Последнее, что я услышала, прежде чем провалиться в сон, был голос Альг-иссы, во все горло распевающей: «Осторожно, снегопад! Я влюбилась невпопад!»…
Глаза я открыла только у дома Альг-иссы. Могла и не открывать, все равно Петтер внес меня внутрь и опустил на лежанку. К сожалению, сам он отчего-то рядом укладываться не стал. Но сил протестовать у меня не осталось.
– Петтер! – позвала я, с трудом удерживая глаза открытыми. – Нужно же рассказать хель…
– Отдыхайте. – Он укрыл меня одеялом. – Я сам все расскажу.
– Хорошо, – прошептала я, проваливаясь в сон…
Проснулась я от аппетитного горьковато-пряного запаха кофе. Сладко потянулась, втянула носом дразнящий аромат и попросила:
– Будьте добры, мне тоже налейте!
– Конечно, – откликнулся Петтер, и спустя всего минуту в руках у меня уже была полная кружка кофе и пирожок с абрикосовым вареньем.
– Блаженство! – пробормотала я с полным ртом (вопреки строжайшим наставлениям бабушки!).
Впрочем, Петтер явно не находил мое поведение предосудительным.
– Тут все так странно, – заметил он, непринужденно присаживаясь на мою ледяную постель, устланную шкурами.
– Что именно? – удивилась я, пододвигаясь. Признаюсь, я давно позабыла свои первые впечатления от хель.
– Да все, – махнул рукой Петтер. – Дома изо льда, вся утварь тоже изо льда, шкур и кости. И сами ведут себя как дети!
Я прикинула, что могли вытворить хель, чтобы заслужить такую оценку, и поинтересовалась осторожно:
– Что сделала Альг-исса?
– Да ничего, – дернул плечом юноша. – Просто долго рассказывала, что она «вмерзла». Насколько я понял, это означает «влюбилась»? И еще она говорит о себе как мужчина!
Я усмехнулась и, пользуясь моментом, ласково взъерошила его темные волосы.
– Не обращайте внимания, – предложила я мягко. Признаюсь, известие о том, что Альг-исса влюбилась, несколько меня огорошило. – Хель странные, но, в сущности, неплохие.
Впрочем, Петтеру уже было неинтересно слушать о каких-то там хель. Он аккуратно вынул из моих рук чашку и недоеденный пирожок, отставил в сторону. И опрокинул меня на постель, против чего я, признаюсь, нисколько не возражала…
А вот против гулкого барабанного боя, раздавшегося – конечно! – в самый неподходящий момент, я очень даже возражала. И Петтер, судя по пылкому монологу вполголоса, тоже не обрадовался музыкальному сопровождению.
Еще больше его огорчила Альг-исса, ворвавшаяся в дом с воплем:
– Ай, солнце! Там! Там!
Я вздохнула, застегивая комбинезон. Ругать подругу не стоило, в конце концов, она уступила нам свое жилище и имела полное право вернуться обратно.
Но один взгляд на Петтера – встрепанного, сладко и пьяняще пахнущего иланг-илангом, мускатным орехом и мимозой – заставил меня остро пожалеть, что я не могу взять его в охапку и убежать на край света…
– Слушаю тебя. – Кажется, недовольство в голосе мне скрыть не удалось. К тому же приходилось перекрикивать неумолкающие барабаны, что тоже не улучшало моего настроения.
Альг-исса, эмоционально машущая руками, лишь теперь остановилась, толком вгляделась… и смущенно потупилась.
– Ай, ты извини, ладно? Мальчик у тебя хороший! – Она покровительственно потрепала Петтера по загривку (от такого обращения юноша лишился дара речи, и слава богам!). – Лучше, чем прежний. А меня там…
– Там? – переспросила я, надеясь, что Петтер не понял сравнения с Ингольвом (которого, к слову сказать, Альг-исса терпеть не могла).
– Связать хотят! – так трагично возопила подруга, что я не сразу сообразила, что под этим премилым эвфемизмом подразумевались брачные узы.
Надо думать, Альг-исса отчаянно боялась семейной жизни, и не могу сказать, что я не понимала ее страхов.
К пародии на марш добавились еще вопли на десяток голосов:
– Выходи, Альг-исса! Выходи!
«Выходи!» – дружно скандировали хель.
Потом кто-то, окончательно развеселившись, крикнул:
– Выходи, не трусь!
– Я не трус! – рявкнула Альг-исса, схватила стоящий в углу бочонок и, вскинув его на плечо, буквально выломилась из дома.
– Я не трус, но я боюсь, – хмыкнул Петтер, натягивая одежду.
Обсуждений не требовалось. Нужно выяснить, что происходит!
Возле дома столпились десятка три хель. Впереди – Мать с церемониальным ломом, рядом с ней пожилая хель, разодетая в шубу лимонного оттенка. Из-за ее спины робко выглядывал юноша в огуречно-зеленом одеянии, надо думать, будущий жених.
Избранник Альг-иссы был хорош (разумеется, по хельским меркам!): высокий, тонкий и изящный, со звенящими браслетами на руках и ногах. Лицо его было открыто, и подобающий макияж придавал ему колорита: насурьмленные глаза («стрелки» доходили до висков), нарумяненные щеки (тщательно выведенные вишневые кружки) и, в противовес, выбеленные губы…
Влюбиться можно!
Судя по тому, что юноша не сводил глаз с Альг-иссы, сам он накрепко «вмерз». И бархатный аромат розы, такой неожиданный и яркий в этом ледяном царстве, выдавал его с головой.
– Ай, чего надо? – уперев кулаки в бока, поинтересовалась Альг-исса громко. – Ай, чего кричите, гостям спать не даете?
Я усмехнулась (неожиданная деликатность Альг-иссы меня позабавила) и покосилась на Петтера. Он во все глаза разглядывал происходящее, кажется, уже не так сильно жалея о прерванном… процессе.
– Слух до нас дошел, что тут для нашей рыбки прикорм есть, – степенно начала пожилая дама (видимо, будущая свекровь). – Вот и пришли мы взглянуть, как ты, Альг-исса, рыбу готовить умеешь!
– Смотрите! – Альг-исса так хлопнула ледяным бочонком оземь, что из того посыпались селедки пряного посола. Пара сельдей долетела почти под ноги жениху.
«Хорошая примета!» – одобрительно зашептались в задних рядах.
Мать поселка властно взяла за плечи «жениха», повернула спиной к «невесте», а «свекровь» степенно вынула из-за пазухи несколько воняющих рыбой свертков.
Сельдь разложили прямо на снегу. Десятка два жирных рыбин источали такой головокружительно вкусный аромат, что у меня забурчало в животе. Как тут не вспомнить недоеденную булочку!
«Жениха» хорошенько раскрутили вокруг своей оси, приговаривая: «Сети в воду ты бросай, кого хочешь, выбирай!» – потом со смехом и шутками остановили перед выставкой достижений хельского хозяйства… То есть перед соленой сельдью в ассортименте.
– Ну что, сын! – торжественно проговорила «свекровь». – Отыщи свою судьбу!
«Ай, я милую узнаю по селедке!» – затянули хель в несколько голосов, так слаженно и красиво, словно репетировали каждую свободную минутку.
Вторя им, в загонах заревели медведи.
Юноша замер сусликом (хотя в своем зеленом одеянии он больше походил на кузнечика), только глаза перебегали с одной рыбины на другую. Надо думать, в случае неправильного ответа помолвка не состоится.
Хотелось крикнуть: «Что вы на нее смотрите? Нюхайте!» Каюсь, решительность момента проняла даже меня. С моей точки зрения, выбрать было совсем несложно: только Альг-исса клала в свою сельдь кориандр.
Кажется, «жених» моего мнения не разделял: прикусил губу, обвел растерянным взглядом стоящих вокруг…
Альг-исса насупилась еще сильнее, и от нее плеснуло такой волной дегтярно-густого страха, что я решилась: показала «жениху» глазами на крайнюю справа рыбину.
– Вот! – обрадованно выкрикнул он, схватив за хвостик аппетитно пахнущую сельдь. – Правильно?
На лице его читались такая надежда и ожидание, что я умиленно вздохнула.
– Правильно! – подтвердила Мать звучно. Растянула губы в улыбке, поманила к себе Альг-иссу, вложила тонкую руку «жениха» в лопатообразную ладонь «невесты» и провозгласила торжественно: – Объявляю Альг-иссу и Вет-исса рыбкой и прикормкой! Вечером мы это отпразднуем как полагается!
Присутствующие растроганно заахали, «свекровь» смахнула скупую хельскую слезу.
Петтер, пользуясь случаем, обнял меня, и я склонила голову ему на плечо. Момент располагал…
Одна Альг-исса, кажется, не поддалась всеобщему умилению – насупилась и сдавила руку жениха так, что он поморщился от боли. Потом она отпихнула его от себя, заставив «свекровь» недовольно нахмуриться.
– Ай, пойду я, – проронила Альг-исса и понуро, приволакивая ноги, двинулась прочь. Запах ее был горек, как вкус хинина. На счастливую молодую она не походила даже отдаленно.
Хель заворчали, с сочувствием поглядывая на расстроенного чуть не до слез новобрачного.