– Все может случиться. За многие годы я в этом убеждался не раз, – он отвернулся от огня, с изумлением уставился, как я, не морщась, отпиваю глоток обжигающего напитка, и с неким одобрением усмехнулся. – Вот, например, сейчас я удивлен. Обычно аристократичные дамы не позволяют себе снимать приросшие с годами маски манерности, и почти никто не показывает настоящего лица.
– Между нами маски давно сброшены, не вижу в них смысла хотя бы здесь и сейчас. Как бы ни прискорбно было признавать, но вы пока единственный, с кем я могу не прятать свою сущность.
Я озвучила эту давно витавшую в голове мысль, и самой стало как-то легче. Я могла бесконечно отталкивать Эдриана от себя, не подпускать к собственному телу, не любить его, но, тем не менее, он знал обо мне правду. Мы с ним одного поля ягоды, как выразилась бы моя мать.
– Кстати, – я отставила бокал в сторону. – Вы что, подслушивали наш разговор с Ричардом?
– Бросьте, – граф даже глазом не повел. – Это было ни к чему. Во-первых, кто-то слишком громко разговаривал, во-вторых, у меня отличный слух.
На мгновение мне стало стыдно, что я подумала о нем плохо, ведь еще недавно за подобные этому обвинения я негативно отнеслась к Лорну. Но Малкольму, казалось, было действительно плевать.
– Когда вы отбываете? – перевела я тему разговора, памятуя о скором отъезде мужчины.
– Планировал завтра утром, но в связи с некоторыми обстоятельствами решил задержаться. Детектив все же был прав, говоря, что вам и вашей сестре потребуется поддержка. Если ее не может дать он, то попробую я.
– Интересно, каким образом? Хочу напомнить, для моей сестры вы лишь попутчик.
– Приютивший вас попутчик, – поправил меня Эдриан. – А значит, никто не мешает мне завтра так же проводить вас в клинику и дождаться, пока пройдет процедура.
– Да, кажется, вы правы, – рассеянно протянула я и вновь пригубила бокал, погружаясь в раздумья.
Завтра в больнице страшно будет не только Эмили, но и мне, и пусть я никогда не признаюсь в этом вслух, но мне будет приятно видеть рядом с собой хоть кого-то знакомого. Пусть даже этим человеком станет Малкольм.
– Хорошо, – согласилась я. – Но только если вам это не доставит неудобств.
В ответ он лишь улыбнулся и обновил свой бокал.
Мы просидели в тишине еще минут десять, а после усталость начала брать свое. На меня стал накатывать сон. Пожелав графу спокойной ночи, я покинула столовую.
Лишь у дверей собственной спальни я поняла, что Малкольм все же лукавил, заявляя, что ему абсолютно все равно, и он не ревнует к Лорну.
Ведь если так, то к чему эти сцены соперничества в карете?
Нет, Эдриан ревновал самым настоящим образом, и неважно, что он заявил по этому поводу позже.
На моем лице неконтролируемо возникла легкая улыбка.
Эх, мужчины-мужчины, даже будучи бессмертными, вы все равно не станете делиться тем, что хотите сделать своим!
Карета ехала по мощеным улицам центра Лондона. Здесь располагалось все самое лучшее: превосходные магазины, дорогие рестораны, именитые дома мод, ведущие частные клиники. Я не спрашивала, сколько денег Малкольм потратил на вчерашний приход доктора Трондерсома и профессора Дортмунда, но если даже приблизительно представить, сколько стоила аренда здания, к которому мы подъехали этим утром, выходило баснословно дорого. А будет еще дороже, когда лечение сестры начнется.
Эмили сидела рядом и опасливо жалась к моей руке. Как бы она ни храбрилась, но ей все равно было страшно. Она морщила носик, хмурилась, отчего меж бровей залегла совсем не подходящая детскому возрасту складка. Из свойственных ее характеру черт сейчас проявлялось только любопытство, с которым она изучала сидящего напротив Малкольма.
Утром у нас с ней состоялся серьезный разговор, который я теперь непрерывно прокручивала в голове, думая, не сболтнула ли лишнего.
– Роуз, а мистер Лорн уже уехал? – спросила она, пока я помогала ей с платьем.
– Почему ты спрашиваешь?
– Просто, – она пожала плечами. – Мне казалось, что если он твой жених, то теперь вы всегда должны быть вместе. А он взял и уехал!
Из ее уст это прозвучало несколько обвинительно. Я же со вздохом застегнула последнюю пуговицу и рассказала сестричке часть правды, которую она смогла бы переварить.
– Эми, не было никакой помолвки. Это все придумала наша матушка, чтобы не отпускать меня и тебя одних в столицу с незнакомым графом.
– Ох, – из ее груди вырвался вздох и хрип. – Так свадьбы не будет?
– Не будет, – подтвердила я, хоть и видела, что сестра расстроилась. – Матушка пошла на эту ложь не со зла, а от незнания. Дело в том, – я набрала в легкие побольше воздуха, – что я и граф Малкольм очень давно знакомы, и нас связывают теплые дружеские отношения. Поэтому он не только согласился нас подвезти до столицы, но еще и дать кров на все время твоего лечения.
Малышка нахмурилась, длинные ресницы затрепетали от частого моргания.
– Не понимаю, – она села на край кровати и положила руки на коленки, долго смотрела в пол, а после подняла взгляд на меня. – Выходит, ты первая соврала маме. Но зачем? Разве она бы не обрадовалась такому знакомству и помощи?
«Моя умненькая маленькая Эмили. Все верно, матушка бы очень обрадовалась», – подумала я про себя, а вслух произнесла:
– Ты ведь знаешь, как она хочет выдать меня замуж, а тут ей бы подвернулся такой идеальный кандидат: молодой вдовец, богат и знатен, добр и щедр. Но мы с графом просто друзья, а мать этого не поймет. А я слишком ценю наши с ним отношения, чтобы их портить, поэтому хотела бы все сохранить в тайне.
Новый мыслительный процесс отразился на ее личике.
– Выходит, когда мы вернемся домой, мне тоже придется врать? Но я бы не хотела лгать матушке и тем более Бриттани.
– Давай подумаем об этом позже, сейчас мы опаздываем в клинику.
Вот и вышло, что всю дорогу Эмили разглядывала Малкольма с учетом его нового статуса моего друга и нашего покровителя. Не зря же он нам помогал. Вопросов она ему пока не задавала.
В просторном холле клиники посетителей встречала улыбчивая девушка-администратор, она выслушала, по какому поводу мы приехали, и попросила присесть на один из диванов для ожидания, пока она сходит и уточнит все у докторов. Девушка ушла, а эхо ее шагов еще некоторое время раздавалось по коридору.
Кроме нас троих в холле никого не осталось.
– Тут так пусто, – удивилась я. – Неужели, кроме нас, пациентов нет?
– Клиентура доктора Трондерсома и профессора Дортмунда предпочитает, чтобы они приходили к ним на дом, нежели посещать их самим. А вот для таких ситуаций, как наша, все равно нужна клиника. К тому же они оба ведут научно-исследовательские работы и часто проводят особо сложные операции, которые требуют специального оборудования, которого нет в обычных госпиталях. Можно сказать, в этом месте создаются новые методики, которые впоследствии пригодятся многим.
От беспокойства я прикусила губу. При всей похвальности и благородстве их целей, мне было неприятно и страшно осознавать, что роль подопытной мышки выпала моей сестре. Несмотря на то, что решение уже было принято, я вновь испытывала сомнения.
В тот же момент Эмили вновь затрясло в приступе кашля. Я посильнее прижала ее к себе, обняла и успокаивающе погладила по спине.
Как раз в этот момент вернулась администратор.
– Вас уже ожидают, – сообщила она. – Позвольте, я провожу.
Взяв Эмили за руку, я повела ее по широкому коридору, а Малкольм удивительно тихо шел следом, будто незримая тень. В отличие от наших, эхо его шагов я не различала.
Вальтер и Чарльз ожидали нас в просторном кабинете, который скорее напоминал химическую лабораторию, ярко освещенную множеством газовых ламп. На столах стояли десятки колб, склянок, перегонные механизмы с трубками. У окна располагался шкаф с литературой, широкий деревянный стол с двумя креслами и грифельная доска, сплошь испещренная латынью и медицинскими терминами. Еще в одном шкафу за стеклом блестели аккуратно разложенные хирургические инструменты. Именно они пугали меня больше всего.
– Доброе утро, баронесса Клайвшот, – поприветствовал профессор Дортмунд. – Судя по тому, что вы здесь, решение принято положительное.
– Да, – я ответила коротко, хотя, видит Бог, мне хотелось высказать целую тираду: умолять докторов сделать все, что возможно, пожелать им удачи, спросить еще раз об опасностях процедуры и уверены ли они в правильности методики, а потом снова умолять. Но я не могла этого сделать в присутствии Эмили.
Вчера она очень тонко заметила, что все самое страшное обсуждают с другой стороны двери, а значит, для ее же собственной уверенности она будет по эту.
– Тогда вам необходимо подписать необходимые бумаги, и мы готовы приступить.
Меня подвели к столу у окна, усадили в кресло и вручили несколько листов договора, где я значилась законным представителем Эмили и давала согласие на ее лечение, а также снимала с Дортмунда и Трондерсома всю ответственность за последствия в случае неудачного исхода.
Моя рука замерла над строчками, я не могла решиться это подписать. Взглянула на сестру, сидящую в таком же кресле напротив, а потом на стоящего у окна Малкольма в поиске хоть какой-то поддержки.
– Я могу присутствовать на процедуре? – неожиданно для себя самой спросила я. – Я бы хотела быть рядом с сестрой.
В медицине я не смыслила ни черта, но ведь могла бы просто держать ее за руку.
Доктор Трондерсом переглянулся с профессором и отрицательно покачал головой.
– Просим прощения, баронесса, но это невозможно. Вашу сестру ожидает сложная пункция, требующая от нас точной работы и тонкой манипуляции, поэтому хрупким женщинам не место… – он осекся и попытался подобрать другие слова, чтобы не оскорбить меня. – Баронесса, взгляните на себя, вы слишком волнуетесь, у вас трясутся руки, вы можете в любой момент упасть в обморок. Поймите нас правильно, ваше присутствие в операционной может принести больше вреда, чем пользы.