– Неправда, – выдохнула я, смотря в его выразительные глаза, видя каждую ресничку и неожиданно хмурую складку меж бровей. – Дело не в деньгах. Важно отношение. Вы сами твердите: смертные люди едва ли не пыль под ногами, – но при этом замечаете то, что недоступно остальным. Это для вас мелочи, а для нее, никогда не имевшей новых игрушек, очень важно. Да и не столь нужна ей была кукла, сколько внимание. То, что выполнили обещанное. Обняли, когда ей было страшно, и утешили, когда стало необходимо.
– Это несложно, – его губы находились так близко.
– Сложно, – возразила я, вдыхая терпкий запах мужского парфюма. – Нужно увидеть то, что иногда не по силам даже обычным людям.
Я сама потянулась к нему, несмело коснувшись мягких губ. Попробовала на вкус, провела языком, уловила его дыхание, напряженное, как и его тело. Граф замер, превратился в скалу, пока я целовала его губы, ища ответа, но не находя.
– Хватит!
Он отстранил меня, оторвал, схватив за плечи и отстранив на все возможное расстояние вытянутых рук. Тут же отпуская и отходя сам, – дальше, как можно дальше от меня. Судорожно дыша, переводя дух, впился руками в спинку кресла, сжимая его до побелевших костяшек, опустив голову.
– Для чего? Зачем, Розалинда? – спустя время спросил он, все еще не глядя на меня.
– Я… просто… хотела… – слова робко срывались с моих губ.
«Поблагодарить!» – недоговорила я вслух.
– Я же просил вас, – его голос был убит. – Не надо ничего, мне ведь несложно. Не нужно, вот так… это подло.
– Но вы же сами хотели?!
– Не таким образом, – он, наконец, поднял на меня взгляд. Стальной, с холодным серебром, словно в нем плескался весь лед мирового океана. – Я хотел искренне, а не так. А это суррогат. Первый шаг на пути к чудовищу.
Теперь голову опустила я.
Кого я пыталась обмануть своим поступком, себя или его?
Да, это было именно из благодарности за ту заботу, которую Малкольм сумел подарить мне и сестре. Но точно не от великой любви.
Было стыдно. Я запуталась.
– Я уезжаю или сбегаю, – холодно и тускло произнес он. – Но уже оставил распоряжения Марте и своему секретарю по поводу вашего нахождения здесь. Ни вы, ни ваша сестра ни в чем не будете нуждаться. Все будет исполнено, как я и обещал.
– Когда вы возвратитесь?
Я не могла не спросить об этом.
– Не знаю. Как только доведу до конца свои дела. А теперь прошу простить, баронесса. Мне необходимо закончить еще несколько дел перед отъездом.
Он учтиво поклонился и покинул столовую, оставив меня наедине с недопитым бокалом вина.
Уже вечером, когда Малкольм оставил поместье, не прощаясь, Марта постучала в двери моей комнаты. Она, не говоря ни слова, вручила мне тонкий конверт, в котором обнаружилась короткая записка.
«Не совершайте ошибок Ванессы. Оставайтесь человеком, я же постараюсь убить чудищ внутри себя.
Э. М.»
Мне редко снились сны, и обычно я их не запоминала. Но сегодняшний не выходил из головы. Я раз за разом прокручивала его в мыслях, словно сценарий пьесы, при этом задумчиво помешивала ложечкой чай, невпопад отвечая на вопросы Эмили.
Мы как раз завтракали, точнее, заканчивали завтрак. И если сестра поела плотно, то мне кусок в горло не лез.
Что же мне снилось? Я задавала себе этот вопрос и пыталась дать ответ. Игра воображения или воспоминания Ванессы, перешедшие ко мне вместе с проклятым даром?
Я помню алое платье, точь-в-точь как на портрете в холле, свою руку с непривычно длинными, заостренными, словно у кошки, ногтями. И сумерки, сгущавшиеся за окном. Вот-вот наступит закат.
Я шла по лестнице, скользя по перилам тонкими пальцами, чувствуя каждый сантиметр поверхности, любую шероховатость. Шла медленно, а свет свечей падал на мою бледную кожу. Да, тогда в холле были именно свечи. Хотя сейчас их место занимают газовые лампы.
Я помнила, как двигалась по восточному коридору, физически ощущая трепет их пламени и легкое дуновение сквозняка, идущего со стороны кабинета Малкольма. Именно туда я и направлялась, к свету, бьющему из узкой щели под дверью.
Я знала, что граф там и он скоро уйдет.
– Опять уезжаешь? – мой голос был мне незнаком.
Более низкий, чуть с хрипотцой, и позже я поняла – отчего.
Малкольм задумчиво сидел за рабочим столом из красного дерева, большим, с массивными ножками, и внимательно изучал огромный фолиант. Книга настолько поглотила его, что Эдриан на меня даже не поднял глаза.
– Да, через час, – его голос казался раздраженным, словно мое общество сейчас было лишним, отвлекающим.
Но я проигнорировала эти полутона, села напротив мужчины в глубокое кресло и потянулась к пепельнице, стоящей у самого края. Мои пальцы уверенно чиркнули зажигалкой, а легкие втянули едкий дым сигареты.
– Я же просил не курить здесь. И вообще не курить.
– Все еще прислушиваешься к этим шарлатанам Трондерсому и Дортмунду? – мой голос был насмешлив и явно кого-то передразнивал: «Курить вредно, госпожа Малкольм. Ваши легкие станут подобны углю!» – А вот и нет! – я иронично расхохоталась. – Какой смысл быть бессмертной и беречь здоровье?
– Тот, что кроме тебя, Ванесса, вокруг есть еще и другие люди. Мне не нравится, что ты куришь, – он наконец поднял взгляд. Холодный, пустой, уставший. – И когда мои поиски будут закончены, я найду способ избавить тебя и себя от этого проклятья! Возможно, тогда ты вспомнишь, что здоровье следовало хранить.
– Не найдешь! – выплюнула я зло, теперь и сама дав волю раздражению. Но сигарету все же потушила, с силой вдавив ее в пустую пепельницу. – Сколько ты уже забиваешь этим голову? Пятьсот лет, а может, тысячу? Нет способа, и все тут. Хватит изводить себя и меня этими поисками. Меня все устраивает в нашей жизни, ты же вечно все портишь.
– Устраивает убивать и трахаться?
Он захлопнул фолиант и откинулся на спинку кресла. Взгляд прямой, жесткий, впивающийся в душу, но мне было все равно. Не на ту напал.
– Хочу напомнить, что это ты зависим от меня, а не наоборот. И это тебя тяготит мое общество, – зло шипела я. – Правильный сын своего отца Эхнатон и падшая рабыня Каника. Насмешка судьбы! Так вот, дорогой мой муж, нет больше нашего старого мира. Есть новый, – я встала и закружилась по комнате, поднимая голову высоко к потолку, широко раскинув руки, будто обнимая весь свет. Хохотала, казалась сама себе безумной, но радовалась. – Посмотри на него. Он прекрасен, и он только для нас двоих. Мы боги в нем! Люди все умрут, а ты и я останемся!
– И что? – отрезал граф. – Что в конечном итоге? Ради чего оставаться? Все, что нам дорого, превращается в тлен, у нас не будет детей, а если и будут, мы увидим их смерть, но продолжим жить, раздираемые жаждой. Ты – грехов, а я – тебя.
Он подошел и схватил меня за предплечье, заставляя остановить безумный танец.
– Что это? – он уставился на мою руку и ногти.
Неестественно длинные, звериные, почти когти. Я выдернула руку, но он вновь схватил ее обратно.
– Это мой новый эксперимент, – нехотя призналась я.
– Что за эксперимент? – он рассматривал ногти так близко, в нескольких сантиметрах, словно близорукий слепец. – Это ведь нечеловеческое, Ванесса.
– Все правильно. Это новый уровень, Эхнатон. Новый, – я все же забрала у него руку. – Я совершенствуюсь. Нет больше смысла ограничивать себя десятком смен смазливых женских мордашек. Я могу быть кем угодно. Например, летучей мышью. Это станет так символично – ночная хищница на охоте.
– Ты сумасшедшая, – отходя подальше, прошептал он и громче добавил, почти обвинил: – Ты теряешь связь с реальностью и грани дозволенного. Именно поэтому я и должен найти способ избавиться от этого дара.
– Еще раз повторю. Меня все устраивает! – срываясь, выкрикнула я.
На этом сон прекратился. Растворился в никуда, как и начался.
Я могла бы все списать на живое воображение, если бы не излишняя реалистичность и пугающие темы разговоров Ванессы и Малкольма. Проверить, правда это или ложь, я могла только одним способом: пробраться в кабинет Эдриана, в котором в жизни не была и никогда не видела его обстановки… И если все там будет именно таким, как мне снилось, стоило призадуматься, с чего вдруг во мне проснулись настоящие воспоминания чужой памяти, и чем это грозило мне?
– Баронесса Клайвшот, – вырвал меня из мыслей мужской голос.
Я обернулась. В дверях столовой стоял незнакомый мужчина, излишне худой и высокий, в черном сюртуке и белом шейном платке. Из кармана сюртука высовывалась цепочка часов, а сам человек держал в руках стопку документов. Похоже, клерк или секретарь.
– Да, это я, мистер… – протянула я в попытке узнать имя.
– Морган. Френсис Морган. Помощник его светлости. Граф оставил по поводу вас определенные распоряжения. Я могу присесть?
– Да, конечно.
Кроме нас с Эмили в столовой не было никого, а вот свободных стульев – предостаточно. Мужчина расположился на соседнем со мной, где еще вчера сидел Малкольм, и выложил несколько документов, на одном из которых я прочла «расходная ведомость».
Сестренка взглянула на бумаги и, здраво оценив, что сейчас начнутся скучные взрослые разговоры, попросилась уйти в комнату играть со своей новой куклой.
– Хорошо, я скоро приду, – пообещала я ей и, когда Эмили покинула столовую, обратилась к господину Френсису: – Так о чем вы хотели побеседовать?
– Всего лишь о финансах. Господин Малкольм приказал никоим образом не ограничивать вас в финансах. Вы, как всякая хгм… ммм… молодая и привлекательная особа… – клерк смерил меня странным взглядом. – Наверняка нуждаетесь в постоянном доступе к денежным средствам для поддержания, так сказать, красоты, поэтому есть несколько вариантов.
Я поймала еще один странный взгляд и нахмурилась, однако слушать продолжила.
– Первый: мы откроем на ваше имя счет, и туда будет перечислена определенная сумма. Второй: вам выпишут банковскую доверенность, и вы сможете расплачиваться чеками от имени графа. И третий, если ваши запросы скромны, – он издал еще один невнятный хмык. – Тогда можно обойтись выдачей необходимой суммы наличными!