– Если ты сейчас остановишься, я тебя убью. И даже не посмотрю, что ты бессмертный.
В его взгляде замерло недоверие, но мне плевать. Я хочу его здесь и сейчас. Протягиваю руки, чтобы обвить шею, и впиваюсь в мягкие губы. Он мучительно стонет, но в этом стоне все счастье мира, и меня пронзает его новый толчок. Еще более медленный, с оттягиванием и замиранием в наивысшей точке.
– Еще, – выдыхаю я в губы мужчины и целую такие напряженные скулы, острые, до сих пор не желающие расслабляться… Черт возьми, он действительно переживал, думая, что насилует меня. – Еще, Эдриан! Еще!
Мне хочется сильнее и быстрее, но он до сих пор не верит, что я не сопротивляюсь, смотрит мне в глаза, вынуждая потребовать.
Я делаю это без слов, кусая за нижнюю губу почти до крови, раззадоривая и будоража. И это отпускает его внутреннюю цепь. Новый толчок, сильнее предыдущего, вдавливает меня в кровать, и теперь сильные руки яростно блуждают по моему телу, а губы целуют шею, заставляя выгнуться навстречу, податься бедрами еще ближе, насадиться глубже и выдыхать стоны, царапая спину в кровь.
Его движения резки и порывисты, и непонятно, что пьянит меня больше. Бессмертная жизненная сила, оказавшаяся неимоверно сладкой, или вздымающаяся волна удовольствия, которая вот-вот взорвется тугой пружиной спирали?
– Еще чуть-чуть! – прошу я, качаясь на той самой последней грани, которую пока еще не в силах превозмочь и которую никогда не преодолевала.
– Умоляю, Малкольм, помоги мне!
Он рычит мне в губы и увеличивает темп, одновременно впиваясь яростным поцелуем, сметая все барьеры на своем пути, и я прижимаюсь к нему сильнее, чувствую, как его рука наматывает мои волосы на кулак и оттягивает вниз. Я выгибаюсь дугой, и Эдриан входит в меня настолько сильно и под немыслимым углом, что ощущения сладострастного счастья смешиваются с будоражащей болью в кончиках волос. И я взрываюсь от особенно глубокого толчка, и меня накрывает цунами эйфории. Я кричу имя Малкольма, но мой голос тонет в его финальном стоне. И лишь два наших сбившихся дыхания остаются в этой комнате.
– Кажется, это мое самое счастливое Рождество за последние две тысячи лет, – прижавшись ко мне всем телом и шумно дыша, произнес мужчина. – Я надеюсь, сейчас ты не сбросишь меня с себя и не сбежишь, проклиная все на свете?!
– Нет, – неожиданно признаюсь ему, заодно отмечая, что мы наконец-то перешли на ты. Неужели для этого нам нужно было всего лишь переспать? – Пожалуй, не сбегу, и я бы даже повторила, но у меня накопилось к тебе слишком много вопросов, Эдриан, которые нельзя отложить на потом.
– Если ты о том, что теперь я обязан на тебе жениться, то я не против. Тем более что, подозреваю, наши крики слышал весь дом. В особенности твоя матушка, которая прибыла час назад, но из-за того, что мы здесь, ее до сих пор не пускали в это крыло!
– Вот черт! – я дернулась и теперь как раз попыталась скинуть его с себя. Зная матушку, я понимала, что она способна прорваться даже за закрытые двери, а значит, в любой момент застать меня в столь пикантном положении. – Это еще более отвратительная новость, чем все то, что я хотела тебе сообщить.
– Например?
Судя по скептически поднятой брови, сегодня Малкольма было уже ничем не удивить.
Но я все же сумела.
– Я знаю, из-за чего все началось и как умерла Ванесса! Возможно, это прольет свет на путь нашего с тобой спасения.
Он рывком сел на кровати и недоверчиво уставился мне в глаза.
– Что именно, а главное, откуда ты это знаешь?
– Я все расскажу, но вначале мы должны одеться, пока сюда действительно не ворвалась моя мать!
– Ты настолько сильно ее боишься? – Малкольм помог мне оправить некрасиво сбившуюся ночнушку и бережно завязал узелки шнуровки на груди. – Ты ведь вдова, а насколько я помню, вдовы имеют право на легкие интрижки, это даже не порицается.
– Вот именно! – буркнула я в ответ, теперь уже помогая Малкольму побыстрее застегнуть его рубашку. – Лучше бы моя мать порицала любое подобие интрижек с моей стороны. В моем же случае, она быстро просчитает перспективы и задастся целью выдать меня за тебя замуж, обосновав поруганными честью и достоинством.
Эдриан усмехнулся.
– А мне начинает нравиться твоя мать.
Я особенно сильно дернула его за лацканы и гневно зыркнула исподлобья.
– Вот и женись на моей матери, если нравится, – прошипела я. – Хочу напомнить, что если мы переспали, это не означает, что я тебя полюбила. Было в высшей степени приятно, и я бы даже повторила, но замуж… Увольте. Я там была, и мне не понравилось.
Он отстранился, а его лицо окаменело. Наверное, не таких слов он от меня ожидал в этот момент. Хотя я и сама резко осознала, что перегнула из-за вспыльчивости палку.
Я отдернула руки от его рубашки и замерла, понимая, какую глупость совершила одной-единственной фразой.
– Просто пойми, Эдриан, – попыталась хоть что-то исправить я. – За эти дни я многое узнала из того, что предпочла бы не знать. Я поняла, что не хочу жить так, как жила Ванесса, не хочу терять близких и жить вечно. Я готова помогать тебе в твоих поисках ответов и способов избавления от проклятия!
– Стой, – перебил он меня жестом. – Откуда ты вообще знаешь о моих поисках?
Бегло, перепрыгивая с детали на деталь, я пересказала самое главное, чтобы дать графу хоть примерное представление о произошедшем. Пока говорила, попутно встала с кровати, нашла в сундуке платье, привезенное из дому, и принялась облачаться.
– Теперь-то ты понимаешь, что если все мои видения правда, а они правда, – констатировала я, – то едва мы найдем ответы, наши дороги разойдутся. У меня будет своя обычная жизнь, у тебя – своя. В них найдется место для любящих жены, мужа и даже детей. Так давай не совершать ошибок, которые сделали вы с Ванессой, – я повернулась к графу спиной, намекая помочь с застежками на платье. – И не будем связывать себя узами, которые подкреплены чем угодно, кроме любви, и которые станут в один прекрасный момент не нужны!
Пальцы Эдриана коснулись кромок платья и медленно поползли вверх, стягивая их между собой.
– Но ты ведь сказала, что больше не хочешь убивать? Как будешь справляться с Жаждой, если поиски затянутся на долгие годы?
Он откинул мои волосы в сторону, чтобы не мешали, и кожа на спине покрылась мурашками от теплого дыхания, которое оказалось так неожиданно близко.
Я развернулась, тут же оказываясь лицом к лицу с мужчиной. Посмотрела в пронзительные серые глаза, обвела взглядом острые скулы, губы, коснулась кончиками пальцев его щеки и медленно провела по ней вниз.
– Думаю, теперь бесполезно отрицать, что некая искра между нами все же есть, – я облизнула пересохшие губы. – Да и все слуги посчитали меня твоей любовницей. Так что, видимо, придется соответствовать этому статусу. Подобный расклад тебя устроит?
Его глаза заметно сузились, во взгляде мелькнуло недовольство. Плохо скрытое и, тем не менее, тут же задушенное и отодвинутое на задний план.
– Устроит, – сухо бросил он. – Выходит, секс и ничего кроме?
– Партнерство, – переиначила я. – И дружба, пускай и по несчастью. А теперь давай выйдем из этой комнаты. Впереди и так долгие объяснения с матерью о том, как я так быстро оправилась, и что за чудо-лечение ты здесь проводил.
Маман все произошедшее восприняла совершенно иначе, чем я ожидала. Когда стало понятно, что наши крики и стоны действительно слышало полдома, отрицать что-либо стало бессмысленно. Вот только баронесса Клейтон не спешила меня отчитывать за недостойное поведение и тем более не спешила бежать к графу и требовать взять меня в жены.
Матушка ходила, измеряла шагами малую гостиную, наворачивала круги перед диваном, на котором я сидела, смиренно сложив ручки и опустив голову. Поднимать на родительницу взгляд я пока не решалась, да и Бриттани, которая сидела напротив на точно таком же диване, как-то подозрительно хмуро на меня поглядывала. Наверное, потому что впервые за долгое время матушка была довольна моими успехами на фронте борьбы за богатых женихов, а вот Бри, наоборот, прилетали опальные оплеухи.
– Розалинда, это поистине гениально! – восторгалась родительница. – Мы так испугались, когда получили письмо от экономки графа, что ни минуты не сомневались, сорвались с места и поехали в столицу, не жалко было даже последних денег. Мы так переживали за тебя. Но ты, наша хитрая лиса, все просчитала. Так мастерски изобразить собственную болезнь, сыграть на жалости и заполучить такого перспективного мужчину! Да-да, Бриттани, констебль Буллет, конечно, прекрасный молодой человек, однако все-таки не граф!
Сестра поджала губы, слушать такое ей не нравилось абсолютно, а вот матушка продолжала восхвалять меня:
– Ради подобного действительно стоило носить траур целых семь лет! Это лучшая партия, Роуз, которая только могла выйти! О, ты моя Белая королева!
Она подошла ко мне ближе и, сев рядом на диван, крепко обняла, причем абсолютно искренне и не наигранно, а в ее глазах плескалось настоящее счастье и радость за успех дочери.
Единственное ее сожаление относилось к моим волосам. Она с горестью провела по белоснежной седине рукой, цокнула языком и тяжело вздохнула:
– Жаль, конечно, что пришлось испортить волосы и обесцветить их краской, но иногда путь к цели требует некоторых жертв. Впрочем, волосы не зубы – отрастут.
Я решила не рассказывать ей, что краска абсолютно ни при чем, и вряд ли цвет моих прежних волос когда-нибудь вернется. Просто промолчала и подождала, когда градус эйфории матери хоть немного снизится.
– Теперь главное не упустить свой шанс, Роуз! И кто знает, быть может, уже скоро граф подарит тебе соболиную шубу!
– Ма-ам, – протянула убито я, а заодно немного отстранилась. – Не хочу тебя разочаровывать, но никакой свадьбы не будет!
– Как не будет?! – переварив мой ответ, через секундную паузу взвилась она. – Да ты с ума сошла, девочка! После всего, что между вами было, свадьба просто обязана состояться! Или этот мерзавец, – Малкольм быстро обрел в ее глазах новую нелестную характеристику, – решил, что ты дворовая девка и тебя можно вот так просто бросить? Тогда я ему покажу…