Костас больше не слушал. Он вышел на веранду. Сладкий запах каприфоли, усыпанной желтыми цветами, накрыл его. Он искал просвет между лианами, чтобы увидеть что-то. Казалось, это что-то там, в перспективе. Ему пришлось потрудиться. Согнувшись, почувствовал, как отозвалась спина. Он летел из Афин от родителей в неудобном кресле. К тому же на коленях держал покупки из дьюти-фри. Он вез коньяк «Метакса», семизвездочный, для теткиного бара и — духи. Он долго выбирал их. Девушка по имени Елена — в Греции полно Елен, он прочел ее имя на бейджике, спросила:
— Вы покупаете для девушки? Для дамы?
— Для дамы, — сказал он.
— Вы хотите ее удивить? — она одарила его протяжным взглядом.
— Именно это я и хочу сделать, — Костас не только принял этот взгляд, он позволил своему устремиться ниже, к груди. Как будто старался прочесть имя на бейджике…
— Тогда — вот. — Девушка взяла с полки коробочку. — Все мужчины — у ее ног, — кокетливо добавила она.
— Вы проверяете на себе? — Он нарочито шумно втянул воздух. Она засмеялась.
— Только не на работе.
Костас засмеялся, поблагодарил, пошел платить, все еще улыбаясь. Милая девушка, но не та… Теперь, вспоминая эту сцену, он наморщил лоб. Здесь что-то есть, особенное. Оно может подвести его… к чему? Он сам не знал.
Костас выпрямился. Небо скрылось из вида, теперь он снова уткнулся глазами и носом в каприфоль. Сладость аромата пропитала воздух, голова слегка кружилась. Лучше вернуться в дом, решил он. Наверное, переутомился, с самого утра сидел за компьютером, готовился к лекции по истории Древней Греции. В этом году ему дали дополнительные часы на первом курсе.
Хозяйка и ее гости, похоже, успокоились, они молча потягивали через соломинку что-то из высоких бокалов. Видимо, тетка Мария узнала рецепт нового коктейля. Она коллекционирует их. Она похвасталась, что в ее собрании шестьсот восемьдесят четыре коктейля, но это еще не финал. Костас порадовался ее воодушевлению — приятно, когда человек делает что-то страстно и профессионально.
У нее есть все для правильного приготовления коктейлей. В домашнем баре, возле которого она сейчас стояла, мерцали металлом блендер, стакан для смешивания, щипцы для льда, пара гейзеров, то есть дозаторов, стоппер, так она называла пробку для шампанского. Костас, к собственному удивлению, уже выучил все эти премудрости. Но Мария неутомима, она привозила из разных городов и стран барные ложки, мельницы для льда, джиггеры — мерные стаканчики. О ее бокалах, рассказывала она, один из ее внуков сочинил рэперскую композицию. Каждое второе слово — из ее шкафа: хайбол, рокс, винный бокал, ликерная рюмка, коктейльная рюмка. Он не оставил без внимания даже самую обычную толстопятую стопку для водки. Ее она привезла из Москвы.
Были в ее баре напитки всех родов и видов — начиная с водки и кончая текилой. По ним можно составить карту мира, а не только винную карту из коньяков, виски, водок, абсентов, вин, ликеров с названиями, от которых кружилась голова Кости-подростка и Кости-юноши. Бейлис, куантро, самбука, малибу, трипл сек, курасао, гренадин… При мысли о сиропах, наполнявших бар, слипалось все внутри: лимонный, персиковый, ананасовый, маракуйя… Минеральная вода с газом и без, тоник, соки, сливки, кофе, чай — все наготове в любой день и час. Было бы кого угостить. Мария любила украшать бокалы разными штучками, усаживая их на края. Но из всех Костас запомнил только зонтики.
— Костас, как насчет коктейля? Я тебя не разочарую, — Мария подмигнула.
— Спасибо, — он улыбнулся. — Как вам духи? А я вас не разочаровал? — Он подмигнул ей в ответ.
В глазах Марии что-то мелькнуло. Потом она расхохоталась. Было видно, эта легкость — не сиюминутный прорыв настроения, похоже, они с гостьями уже расслабились.
— Ах, вот оно что! Ты милый шутник! Теперь я кое-что начинаю понимать. — Она подняла подбородок и посмотрела на своих гостей. — Ну-ка! Где мои очки? — Она отошла к столу. — Сейчас, сейчас я почитаю, что за состав у твоих духов. Конечно, я не смогу распознать суть всех компонентов. Это сделала бы с блеском Ирина Карцева. Ее дочь, Евгения, тоже. — Она бросила быстрый взгляд на племянника. Костас почувствовал, как скулы тотчас напряглись.
Мария надела очки в модной темной оправе с широкими дужками.
— А не сыграл ли ты шутку со старенькой теткой? Ах, мой мальчик, я тебя не виню. Я испытала несколько давно забытых мгновений. — Она снова расхохоталась.
Гостьи смотрели то на Костаса, то на хозяйку. Это две тридцатилетние женщины, с приятным загаром тренированных, ухоженных тел и милыми лицами. Было видно: они давно привыкли к отдыху, умеют насладиться каждой минутой — на море, на солнце, на воздухе. Глаза полны покоя, только любопытный блеск нарушал безмятежность взгляда.
— А что за духи? — спросила темноволосая гостья. Она повернула аккуратно стриженную голову к Костасу. У нее, заметил он, длинная гибкая шея, о чем она хорошо знала.
— Я купил какие-то необыкновенные духи, — он пожал плечами. Гостья прошлась взглядом по его накачанным плечам. — Мне выбрала их продавщица.
Мария вернулась с коробочкой.
— Вот хорошо, не раздела флакончик догола. Не успела. Читаю. Нет, лучше ты, Костас, — поморщилась она, снимая очки. — Они мне мешают.
Костас взял коробочку. Он бормотал себе под нос, быстро читая состав.
— Во-от оно что! — расхохотался он. — Фемин Энерджи Арома! Кажется, я знаю, что это. Сейчас проверим.
Он достал сотовый телефон, вошел в Интернет.
— Итак, это смесь амбры, мускуса и цибета. Они, как уверяют эндокринологи, повышают уровень эстрогенов и создают образ секси-леди.
— Мать дорогая! — воскликнула Мария. — Ты сделал меня секси-леди! Так вот почему этот тип наставил на меня свою пушку! Я… ну да, я точно помню, утром полила себя твоими духами.
Гостьи хохотали, нюхали, брызгали на себя по настоянию хозяйки. Обещали рассказать, сколько поклонников придется скинуть с парапета, когда они пойдут гулять на набережной.
— Не ходи за ними, Костас, — нарочито строго предупреждала Мария. — Я не хочу, чтобы они вцепились друг другу в волосы из-за тебя.
Костас тоже смеялся. Он согласился наконец выпить коктейль вместе с дамами. Но что-то мешало ему расслабиться до конца. Какая-то мысль пыталась прорваться сквозь гомон других мыслей.
Неужели правда, что мужчины ведутся от запаха подобных духов? Но ведь Мария не придумывает. К тому же рядом с ней сидела женщина в том возрасте, когда собственные гормоны не молчат.
Он вышел из дома в сад. Розы обступили его, прекрасные, но почти без запаха. Он с трудом привыкал к этому, по привычке тянул нос к олеандрам, с недоумением отстранялся. Сначала ему казалось, что его обоняние притупилось от множества ароматов, прежде незнакомых. Но потом понял — или запах, или красота. Неяркие подмосковные цветы пахли так, как не снилось здешним розам.
Так тонко и чисто пахло от Евгении. Он всегда удивлялся — даже слякотной осенью, холодной снежной зимой на самой оживленной трассе от нее пахло именно так. Это не духи, знал он, но ее собственный аромат.
Он вышел из розария, пересек газон и подошел к церкви. Тетка Мария не удержалась и построила свой отдельный храм. Теперь Костас знал, почему в Греции столько церквушек. Не из-за особенной набожности, внезапно охватившей состоятельных людей. Дело в другом — было время, когда правительство объявило: тем, кто построит свою церковь, будут снижены, а то и на время отменены налоги. Говорят, в стране на девятьсот маленьких церквей стало больше. В них на службу по семейным праздникам приглашают священников.
Он осмотрел дверь, подергал замок. Как бы хотел он войти сюда с Евгенией и… Он не знал, венчают ли в таких церквях.
Костас сел на ступеньки, подпер рукой подбородок. Как жаль, что так глупо вышло. С одной стороны, он уважал принцип Евгении — если мужчина способен изменить однажды, он может это сделать снова. Сам видел — так бывает. Тому пример его немецкий приятель, с которым они познакомились в Дахабе, на Красном море, — в Египет он ездил еще до того, как переселился в Грецию. Парень женат, его беременная жена осталась в Гамбурге, а он проводил ночи с ныряльщицей из Швеции.
Потом они встречались в Москве с этим парнем, он рассказал, что у него родился сын. В Гамбурге, слава богу, усмехнулся Костас. Не в Стокгольме.
Он тоже хотел сына, дочь, много детей. Но только тех, которых родит Евгения. Ева.
Он улыбнулся. Они с Лилькой здорово придумали — Лилит и Ева. Они рассказывали ему, как проверяли на верность мальчишек, которые волочились за Евгенией… Это тоже ему нравилось. Ты молодец, Лилит, хвалил он Лильку.
А потом проверили его? Костас резко выпрямился. Да, проверили. Испытания он не выдержал.
Но почему все-таки? К Лильке его никогда не влекло, что же случилось с ним в тот вечер? Ведь он не пил ничего, даже пива.
Он обошел вокруг церквушки. Вернулся к двери. Снова подергал, будто надеялся, что если войдет, то узнает ответ. Он поднял голову, посмотрел на иконку над входом. Святой Николай взирал на него — с сочувствием. Или он хочет навести на мысль… подсказать?
А может быть… у Лильки были какие-то духи?
Но он бы почувствовал.
Он помнит, как уткнулся носом между ее грудей, они сдавили ему ноздри, ничего, кроме запаха кожи, только он, сладковатый… Не такой свежий, как у Евгении. С тех пор он много читал и узнал о запахах кое-что. Мы пахнем тем, что едим. Евгения любила фрукты, а Лилька не могла жить без мяса.
Помнил он и другое, как бы не хотел забыть — собственное отчаяние. Он знал, что должен оторваться от Лильки, но его плоть искала свой путь. Лилька не впускала его. Она завлекла его, играла с ним, но не давала сделать то, за чем влекла. Она возбуждала, доводила до экстаза, но уворачивалась.
Это была чистая правда, когда он кричал Евгении:
— Ничего не было! Ничего!
Уже после, когда Евгения не поверила ему, он сам засомневался.
Иногда его охватывала злость на Евгению. Хорошо, даже если бы что-то произошло по дури, глупости, неизвестно, почему еще? Неужели это причина для разрыва навсегда?