— Именно в те леса меня хотят послать, — объявила Евгения. — В Новосибирск, а оттуда на вертолете или на чем еще — в тайгу.
— Господи, — Ирина Андреевна всплеснула руками. — В тайгу?
— А где, ты думала, можно проверить действие препарата?
— Я полагала, что ты дашь образец и кто-то…
— Не-ет, мама, я никогда никому не дам свой препарат, — сказала Евгения и осеклась. Она уловила в глазах матери что-то такое, от чего ей стало жаль вылетевших слов. — Только сама.
— Но не на себе, хорошо? — усмехнулась мать.
Евгения медленно кивнула.
— Конечно, — сказала она. — Если не будет крайнего случая, — она засмеялась.
— Когда ты едешь? — спросила мать.
— В сезон охоты. Перед поездкой мне дадут деньги и бумаги.
— Летишь одна? — в голосе матери Евгения услышала любопытство.
— Из Москвы — одна.
— А из Питера кто-то полетит?
— Нет. Но люди из фонда мне показались вменяемыми. Значит, все подготовят, встречу в аэропорту — тоже, — рассказывала Евгения. — Один окончил лесотехнический в Питере, другой — охотоведение в Вятке. Это они защищают рысь.
— Да-а, красивый мех, — повторила Ирина Андреевна. — Я видела рысью шубу в магазине, когда летала к Марии. Знаешь, сколько стоит? Тридцать тысяч евро. Вполне разумно озаботиться, чтобы не пропала рысь из наших лесов. Ты упомянула Вятку, — заметила она, — там есть институт, в котором занимаются приманками. Но это другая школа, — добавила она.
— Международный фонд готов нанять людей. Моей «отманкой» они будут перекрывать приманки охотников, — сказала Евгения.
— Ты говоришь об этом так, будто уже довела до ума то, чем ты занимаешься. — Ирину Андреевну задела чрезмерная легкость дочери по отношению к столь серьезному делу. Она помнила, с каким трепетом работала сама над приманками в лаборатории. А Евгения уверена, что своей работой, в общем-то, перекроет действие ее препарата. — Села и сварила? Но…
— Мама, — дочь подняла руку. — Ты очень галантный начальник. Ты заметила, что я сижу в лаборатории после работы, но не спрашиваешь, чем я занимаюсь. Я давно, как ты выразилась, «варю».
— Догадываюсь, — кивнула мать. — Непорочное дерево или витекс… Авраамово дерево… Антигормоны — медикаменты, которые используют для остановки полового созревания. Алевтина Даниловна Горохова хорошо разбирается в них, да? — Мать с улыбкой смотрела на дочь.
— Значит, ты про все знаешь? — Глаза Евгении остановились на лице матери.
— Не все, — покачала головой Ирина Андреевна, — но я знаю, что ты работаешь над «отманкой» давно.
Евгения кивнула. Она решила заняться препаратом еще раньше, после того как догадалась, чем Лилька заманила Костю. Точнее, не догадалась, а предположила, чем подруга могла его завлечь в постель. Так и бывает — за что берешься со страстью, то и получается.
— Я волновалась, где испытать препарат. Если честно, — Евгения фыркнула, — хотела попросить Лильку… Теперь не хочу. Алевтина Даниловна расстаралась.
— Понятно. Должна сказать, Горохова — личность известная. Хорошо.
— Меня встретят в Новосибирске люди из Академгородка. Отвезут к зверолову, к охотнику-профессионалу, который больше всех добывает рысей, — тараторила Евгения.
— Он согласен проверить твой препарат? — удивилась Ирина Андреевна.
— Ну… — Евгения замялась. — Мне сказали, что нужно сделать.
— Тайно от него? — Ирина Андреевна насторожилась.
— Нет, конечно. Он согласился принять меня с препаратом, — уклончиво ответила Евгения.
— Понятно. Видимо, у него тоже есть свой интерес, — предположила Ирина Андреевна. — Немало конкурентов, которых захочется усмирить… — Она усмехнулась. — Впрочем, это не наши проблемы.
Ирина Андреевна смотрела на дочь. Разумеется, она могла долго высказывать сомнения, давать советы, предостерегать от чего-то. Но она видела такое счастливое лицо, что заставила себя молчать.
— Пойдем, я тебя покормлю, — позвала Ирина Андреевна.
— Сначала в душ. — Евгения скрылась в ванной.
Еще утром Ирина Андреевна приготовила рыбу, она стояла в микроволновке. Повернула рукоятку таймера, указала Евгении на стул. Дочь уже вышла из душа. Влажные волосы, слегка подсушенные феном, блестели так же, как глаза.
— Рыба, это здорово! — обрадовалась она. — Мам, ну как я могла есть столько времени одну сою? Творог из сои, майонез из сои, молоко из сои…
— Переворот чувств устраивает переворот во всем, в желудке тоже, — пошутила мать. — Давай начинай.
— Надеюсь, это не бычки, — Евгения наклонилась над тарелкой.
— Нет, филе сома, оно без костей.
После обеда они перешли в гостиную.
— Вот это да-а! — Евгения уселась на диван и покрутила головой. — Никак не могу поверить…
— Ты про Лилькин переезд? — спросила мать.
— Ага. Надо же, ни слова, ни полслова. Хороша Лилит!
— Вот именно. Из Лильки созрела Лилит, — Ирина Андреевна говорила, переставляя книги на полке. Евгения знала — это признак волнения. Бабушка поступала так же. Она — нет. Впрочем, пока нет.
— Мам, может, Лилька решила устроить нам сюрприз? Позвать на новоселье?
— Сюрприз она уже устроила — неожиданным отъездом. Что ж, серьезный поступок — поменять деревенский дом на квартиру в Москве, сама знаешь какую. Да проделать все так быстро… Месяца не прошло, как она взяла отпуск.
— Когда я уезжала в Питер, она говорила, что хочет проветриться. С кем-то полететь в Крым.
— Она не говорила, откуда у нее деньги на такую операцию? — спросила мать.
— Нет, — Евгения покачала головой.
— Может, в плюс пошла земля вокруг дома. Хотя здесь она ничего не стоит, — вслух размышляла Ирина Андреевна. — Пока не стоит, — добавила она.
— Я подумала: не ты ли дала ей деньги, — сказала Евгения. — Под те, что в испанском банке.
— Нет. Она просила их, я тебе рассказывала. На мадагаскарских тараканов, — Ирина Андреевна вздохнула.
— Фу-у, — с досадой фыркнула Евгения. — Тогда, может, взяла кредит? Или помогла ипотека?
— Евгения, — Ирина Андреевна резко вскинула голову. — Иногда мне страшно за тебя, — в голосе матери звучала откровенная досада.
— Что я такого сказала? — Евгения по-детски надула губы. Ей не нравилось, когда мать говорила с ней таким тоном. — Я знаю: люди берут кредит, переезжает в другую квартиру…
— Для этого руководитель предприятия, в данном случае я, должен дать бумагу, в которой указана зарплата. Причем такая, какая позволяет претендовать на ипотечный кредит. Понимаешь? Ты про это слышала? — Мать уронила толстый словарь на пол. — Тьфу, все из рук валится.
— Но… что-то случилось еще? — тихо спросила Евгения. Она почувствовала, что градус раздражения матери выше, чем был бы только из-за Лильки. Без других причин мать посмеялась бы над ее доверчивостью насчет кредита, не больше. На самом деле зачем вникать в технологию того, что ей не нужно? Когда понадобится — тогда узнает…
— Случилось, — проговорила Ирина Андреевна. — Хотя вроде бы еще нет.
— Как это? Да или нет? — не поняла Евгения.
— Внешне нет, но на самом деле — да.
Евгения, фыркнув, высказала предположение:
— Понимаю, процесс пошел, но его признаки не проявились на поверхности?
— Примерно так.
— Расскажешь? — спросила Евгения, готовая к тому, что мать может сказать «нет». — Что-то из-за Лильки? С ней связано?
— Со мной. Я приняла неправильное решение. Но сейчас не будем об этом. В общем, чтобы закончить о Лильке, давай скажем так: девушка выросла и жаждет самостоятельности. Флаг ей в руки.
Мать подняла словарь, оглядела полки. Места не было. Но она стиснула ряд книг изо всех сил. Евгения наблюдала. Значит, загадала: если втисну, то сбудется. Она сама много раз загадывала — это, видимо, семейное.
Словарь не влез целиком. Но Ирина Андреевна оставила его зажатым между боковой стенкой полки и книгой перед ним. Значит, очень важно, чтобы сбылось, поняла Евгения.
Она угадала. Все мысли Ирины Андреевны крутились вокруг одного: сумеют ли они устоять?
В общем-то, о Лилькиной жизни в последнее время Евгения знала не так много. Они по-прежнему подруги, но степень откровенности изменилась. К тому же, как выяснилось, когда пропала необходимость «тестировать» тех, кто жаждал стать близким другом Евгении, общих дел оказалось немного.
Они обе работали у Ирины Андреевны, но бывали дни, когда ни разу не встречались. Правда, вечером Лилька обязательно приходила. У Карцевых ужинали, пили чай, а иногда — вино, которое все чаще приносила Лилька. Причем не вино, а «дворняжку».
— У тебя личный винодел? — спросила как-то Ирина Андреевна.
— Нет, личный поставщик, — засмеялась Лилька. Ее рыжие кудри прыгали на плечах, они повторяли цвет напитка, который она принесла.
— А не подбираешь ли ты вино в цвет волос? — спросила Ирина Андреевна. — Или тот, кто тебе его дарит? Сегодня — дорогой херес. На зарплату, которую ты получаешь у нас, такое вино не купишь…
Лилька продолжала смеяться:
— Я взрослая женщина. И выбираю тех, кто понимает толк в винах и в цвете волос!
Чем больше думала Евгения о Лилькином переезде, тем меньше он ей нравился. Вернее, его таинственность. Она слишком давно знает Лильку и чувствует: что-то особенное грядет в отношениях с ней.
Будь между ними все, как прежде, на вечерних чаепитиях обсуждали бы ее затею, варианты обмена, цены на дома и квартиры в Москве и Подмосковье. Они узнали бы много чего о риелтерах, даже о цвете их ботинок и волос. И, конечно, постарались бы помогать Лильке угнездиться в новой жизни.
Но сейчас — тишина и тайна — это уже не Лилька, а Лилит. А значит — предупреждение.
20
Лилька смотрела, как мужчина одевается. Сказать, что он слишком хорошо сохранился для своих пятидесяти трех, можно только с натяжкой. Понятно: ему некогда ходить в гимнастический зал, а костюмы от именитых фирм скрывают недостатки, открывая миру хоть и немногие, но достоинства. Широкие плечи, длинные ноги. Сильные, она это уже почувствовала. Лилька ухмыльнулась. А вот живот великоват. И это она испытала на себе. Удачно, что у нее его нет, а то столкнулись бы, как два футбольных мяча. Она захихикала.