блюдая за мной, они ели попкорн, нацепив на нос 3D-очки. В дверь кто-то постучал. Оказалось, что это Винни-Пух. Он вошел в комнату и приблизился ко мне с горшочком в руке:
– Шейка расширилась до восьми, так что теперь все пойдет скорее. Я слегка смажу медом промежность, и это ускорит процесс.
Промежутки между схватками становились все короче. Во время каждой над окном пролетал садовый гномик. Вдруг акушерка встала с места и быстро заскользила ко мне на коньках.
– Тужьтесь, госпожа Фремон, давайте!
– Тужься, дорогая, тужься! – подбадривал меня Бен, нажимая кнопки игровой приставки.
И тут свекровь достала из декольте микрофон и принялась напевать:
– «Даже тужиться не надо, чуть нажмешь, и вот он – гель! Нежной пеной хоть залейся, мыть, не мылясь, – наша цель!»[65]
Я тужилась изо всех сил.
– Push, push, push, I can see his head![66] – ревела акушерка.
Сделано последнее усилие, и он родился. Бен перерезал жемчужное ожерелье, которое нас связывало. Акушерка положила его на меня. Он великолепен: шелковистая шерстка идеально голубого цвета, огромные уши и такой смущенный, пристыженный вид, что так бы и съела его, как конфетку.
– Как вы его назовете?
Бен посмотрел на меня, он был взволнован, и мы хором ответили, ибо дело было давно решенное:
– Осликом.
Мне не хватило времени увидеть продолжение – сильный стук в дверь избавил меня от безумного сновидения. Ромен вскочил, как от толчка.
– Какого черта?
– Кажется, кто-то постучал в дверь.
– Это входит у них в привычку… – пробурчал он, открывая дверь.
По ту сторону стояли бледные как смерть Эмма и Жером.
– Помогите, пожалуйста! Милан пропал.
Это решение мы приняли в день рождения Жюля. Ты предложил, а я сразу согласилась. Чертовы гормоны!
Тысячу раз я готова была пойти на попятный, но ты меня успокаивал. Всего-то три буковки, быстро, как моргнуть глазом, не успеешь ничего почувствовать, а тату уже сделано. Что-что, а убеждать ты умел. Ты, наверное, сумел бы впарить шампунь самому Гарри Розельмаку[67].
Татуировщик носил прическу «банан» в стиле старых рокеров и полную палитру на коже, наподобие книжек-раскрасок. Он сидел в кресле и попивал кофе, беседуя с одним из приятелей, который оглядел нас с ног до головы, видно, спрашивая себя, какого черта мы здесь делаем, такие прикинутые. Дело в том, что прямо перед визитом к татуировщику мы договорились наконец о встрече с воспитательницей Жюля из детского сада, так что не могло быть и речи, чтобы явиться к ней на свидание в лохмотьях.
Я чуть было не сказала, что уже делала себе татуировки хной, прокалывала уши и мне нередко случается ходить в джинсах, но вовремя остановилась. Когда идешь к гинекологу, нет смысла говорить, что ты уже и раньше сдавала мазки.
Татуировщик встал.
– Кто пойдет первым?
Ты с большим мужеством произнес:
– Она!
– Почему я?
– Обычная галантность.
Когда мастер сказал мне раздеться, я готова была потребовать общий наркоз. Я послушно сняла верх – чтобы увидеть верхнюю часть бедра, этого было достаточно. Но он велел снять и низ тоже. Я спросила, зачем? Он ответил: что значит, зачем?
Я посмотрела на тебя, ты кусал губы, чтобы не лопнуть со смеху. Ты знал. Я втянула посильнее живот, сдвинула юбку на бедра и сняла ее. Мне показалось, что голос мастера тату слегка дрогнул, когда он объяснял мне, где именно собирался делать наколку.
Когда я снова взглянула на тебя, ты уже просто вытирал глаза.
Утром, перед тем как отправиться на встречу с воспитательницей, мы сильно опаздывали. Выйдя из душа, я с полузакрытыми от сна глазами надела белье, приготовленное накануне. А потом, когда я пошла в туалет, обнаружилось, что мои трусики, скорее всего, выдержали схватку с тигром в стиральной машине. Сзади, под резинкой, зияла дыра, которая вполне могла соперничать с Пропастью Падирака[68].
Татуировщик не засмеялся. Он был профессионалом.
Он наколол три инициала в нижней части моей спины: Жюля, твой и мой, а затем позволил мне одеться и занялся тобой.
Ты, хитрец, выбрал внутреннюю часть бицепса. Трусы показывать не пришлось. Когда ты засучил рукав, татуировщик сказал тебе снять рубашку. Ты спросил, зачем? И получил тот же ответ, что и я. Когда ты стоял перед ним, обнаженный до пояса, я прочла в твоем взгляде ту же мучительную растерянность. И тоже закусила губу, чтобы не засмеяться.
Дело в том, что в прошлые выходные ты провел весь день на пляже вместе с Натали и Марком. Ты впервые с рождения Жюля потратил столько времени на себя лично. Было жарко. Очень жарко. И ты заснул на самом пекле. Марк был настолько любезен, что предварительно намазал тебя солнцезащитным кремом. Однако, как выяснилось впоследствии, наносил он его не слишком тщательно, а работал, так сказать, «крупными мазками», очевидно, приняв твое тело за картину. Так что в течение трех дней мы любовались великолепными белыми узорами на красно-багровом фоне.
Закончив работу, татуировщик, дав рекомендации по заживлению ран, проводил нас до двери и в заключение сказал, что мы на редкость гармоничная пара.
Мы сделали вид, что не поняли юмора, а затем отправились домой, смеясь, как дети, в нашей праздничной одежде, под которой скрывались убогие трусики и съежившееся мужское достоинство.
· Глава 52 ·
– Успокойся и начни сначала, – сказал Эмме отец.
Сестра сидела на диване и говорила так быстро, что мы ничего не могли понять. Мы тесно окружили ее, напрягая все свое внимание, хотя чего можно было требовать от людей в шесть часов утра.
– Нужно действовать как можно скорее, на счету каждая минута!
Чувство времени у моей сестры было развито сверх меры. Жером положил руку ей на плечо, перехватив эстафету:
– В исключительных случаях Милану разрешено приходить домой не позднее полуночи. Мы заснули раньше, поскольку полностью ему доверяли. Ведь он никогда не нарушал договоренности. Встав ночью в туалет, я прошел мимо его комнаты. Дверь оказалась открытой, в кровати его не было. Сотовый его прозвонил в абсолютно пустой комнате.
– С ним, должно быть, что-то случилось, – простонала Эмма. – Это так на него не похоже. Я люблю его, словно собственного сына, мне никогда этого не пережить…
Голубка воздела очи горе.
– Не следует ли сразу связаться с похоронным бюро, или все-таки подождем, пока найдут тело?
– Мама! – возмутилась моя мать.
– Не моя вина, что у твоей дочери размягчение мозгов.
– Вы знали, куда он собирался пойти? – спросил брат.
Жером покачал головой.
– Обычно он присоединялся к своей компании, группе приятелей, с которыми здесь познакомился. Они слонялись то тут, то там, по разным местам, разве можно точно знать?
– Нужно идти его искать! – возвестил мой отец, поднимаясь. – Организуем несколько групп и обследуем все наиболее вероятные места. Жером и Ромен отправятся в порт. Эмма и Полина обойдут пляжи. А ты, дорогая, вместе со мной пройдешься по центральным улицам. Мама, Голубка, вы сможете побыть с детьми? Они проспят еще несколько часов.
– Конечно, ступайте и ни о чем не беспокойтесь, – ответила Нонна.
– У меня есть время надеть джинсы? – спросила я.
Полные укора взгляды сестры и мамы были мне ответом.
Мы быстро обулись, накинули куртки и отправились на поиски пропавшего подростка.
Улицы все еще спали, но небо, розовея, потихоньку оживлялось. Моя длинноногая сестра шла так быстро, что я едва за ней поспевала. За ночь мои ночные шорты превратились в стринги, и попадись нам полицейские, меня бы посадили.
Эмма крутила головой во все стороны, непрестанно крича: «Милан! Милан!» От волнения ее голос дрожал, невозможно было представить, что творилось в ее душе. Я осматривала встречавшиеся на пути переулки, заглядывала под прислоненные к стенам домов лодки, под пирс, не в состоянии найти нужных слов, чтобы как-то успокоить сестру.
В течение последних трех недель, что мы прожили бок о бок, мы с Эммой так и не сблизились. Я делала попытки, но она всегда держала дистанцию. Как будто делала все возможное, чтобы наши жизненные пути оставались параллельными линиями и никогда не пересекались. Поэтому мне приходилось наблюдать за ней только издалека.
Когда я выпорхнула из семейного гнезда, Эмме исполнилось восемнадцать, и она пребывала в уверенности, что за ней однажды обязательно явится принц на белом коне. В ее комнате постеры с портретами лошадей соседствовали с любовными романами, и, поскольку ей было трудно расстаться с коллекцией Барби, она соорудила куклам уютный домик на стеллаже, укрытый от посторонних взоров. Раньше она постоянно приходила ко мне в постель и поверяла свои мечты о будущем муже, будущих детях и о том, какой у нее будет красивый дом. Я с завистью смотрела на изящный носик и длинные черные ресницы сестры, слушая ее уверения в том, что по-настоящему она начнет жить, только когда встретит любовь, настоящую любовь. И в ожидании прихода этой любви она к ней готовилась.
И вот прошло пятнадцать лет. Теперь у нее были заботливый муж, трое детей, два дома, еще две квартиры и собственная конюшня, и она точно знала, что будет носить, чем питаться, и где находиться в каждый момент времени в течение ближайшего месяца. Все ее стеллажи и полки предназначались для строго определенных вещей, меню выверено диетологом, одежда распределена в соответствии со временами года, затем по критерию «нарядная – будничная», а уж потом по цветам. Каждое происшествие или особенность минувшего дня заносились вечером в специальную тетрадь, дабы ничто не было вверено случаю, и все с единственной целью, чтобы волшебная сказка продолжалась и после слов «Они поженились и у них родилось много детей».