· Глава 60 ·
Голубоватые очки и рубашка в тон – за время отпуска доктор Паскье ничего не изменил в своих пристрастиях. Я приготовилась к новой исповеди перед великим и ужасным Гаргамелем[75].
– Расскажите мне все. Как прошел отпуск в кругу семьи?
Мне было нужно сказать так много, что слова полились из меня потоком. А ведь необходимо было успеть выговориться за время консультации и ничего не упустить: ни моего гнева против матери, который я вполне осознала в себе, ни предполагаемого рецидива отца и последствий нашей слежки. Обиды сестры и ее жалкое существование, тронувшее меня до глубины души. Совместная опека над Жюлем, которую потребовал Бен. Моя возродившаяся дружба с братом. Отношения между мамой и бабушкой. Разговор с Нонной. Максим. Выздоровление Жюля, который перестал мочиться по ночам. Время, главное, время, позволившее мне задуматься о многом. Отсылка наших общих воспоминаний Бену.
– Он как-нибудь отреагировал? – спросил доктор.
Мне хватило четверти секунды на обдумывание ответа, который вылетел сам собой:
– Нет. Никакого отклика.
– Ну и что вы об этом думаете?
– Не знаю. Возможно, ему нужно еще немного времени, чтобы окончательно поставить точку.
Он склонил голову.
– За время вашего отпуска произошли какие-нибудь изменения в отношении ваших ожиданий насчет мужа?
– Нет, описывание наших воспоминаний лишь укрепило во мне уверенность: Бен – моя родственная душа. Но я не исключаю возможность и того, что у него на этот счет другое мнение. Теперь я знаю, что он может и не вернуться.
– Как вы себя чувствуете, когда это представляете?
Я закрыла глаза.
– Мне очень больно. Ужасно думать, что, может быть, только я и чувствую нашу любовь. Но разница в том, что теперь я считаю, что могу справиться.
В глазах великого мага загорелся интерес.
– А что, собственно, изменилось?
Я напустила на себя отстраненный вид.
– Может быть, он пережил нашу историю совсем не так, как я. И некоторые обстоятельства привели к тому, что он от меня отдалился…
– Что, например?
– Не знаю.
Он прищурился и внимательно на меня посмотрел. Настоящий «детектор лжи».
– Уверены, что не знаете?
– Да, уверена.
Он долго молчал с видом инквизитора. Я же тем временем рассматривала фотографии на стенах, шторы, ручки на столе. Все что угодно, только чтобы не смотреть правде в лицо.
– Если вы мне всего не расскажете, Полина, я не смогу вам помочь. Вы же понимаете?
Я кивнула. Во рту у меня пересохло. Мне захотелось поскорее уйти отсюда. Я не была готова.
– Не хочу вас подгонять, – продолжил он, – однако мы приступили к терапии уже несколько месяцев назад, но пока так и не подобрались к причине, которая вас гложет изнутри.
У меня на глазах выступили слезы, и резко заболел живот.
– Вы ничего не обязаны говорить, конечно. Когда вы пришли ко мне в первый раз, ваша мама рассказала мне об одном очень значительном для вас жизненном эпизоде. И помните: я здесь, чтобы вам помочь.
Ненавижу его. Ненавижу маму. Ненавижу Бена. Я ненавижу мой мозг, который подсовывает на первый план все, о чем я мечтаю поскорее забыть.
Видимо, придется рассказать.
Я вдохнула как можно глубже, хотя дыхание оказалось судорожным и прерывистым.
– Это правда. Я вам далеко не все рассказала.
Пришел я точно – минута в минуту. Ты уже лежала на кушетке, когда я появился в кабинете. Ты посмотрела на меня укоризненно.
Я сказал в свое оправдание, что работы было столько, что я просто потерял счет времени.
Врач, проводивший УЗИ, попросил меня сесть и стал намазывать гель на твой живот. Потом он поднес датчик, и волшебство началось.
Мы видели ее уже в третий раз. Скоро мы сожмем ее в своих объятиях. Нашу дочь.
Вот она подняла вверх ручку, будто хотела с нами поздороваться. Я не спускал глаз с монитора, я был заворожен. Неужели это мы с тобой сделали? Магия чистой воды!
Ты взяла мою руку, и я почувствовал, как в твоих пальцах забилось твое сердце. Взгляд перестал таить обиду, стал светлым, расслабленным.
Мы уже однажды прошли через это, но на сей раз все было по-другому: мы знали. Знали, какой ураган любви вскоре поглотит нас, какой безбрежной станет наша радость, когда мы впервые ее увидим, какой гордостью и счастьем переполнятся наши сердца, когда мы будем любоваться ею спящей, какой безумный смех станет вызывать у нас каждая ее новая милая гримаска. Мы знали, что вновь познаем великий смысл существования, ради которого только и стоило жить.
Врач отключил аппаратуру и сказал, что все в порядке. Уже недалек тот час, когда наша дочка явится на свет. Он спросил, успели мы выбрать для нее имя или нет.
Мы уже купили для нее мягкую игрушку – маленького ослика, которого выбирали все втроем, крохотные комбинезончики, цветные обои для отделки ее комнаты, кроватку, мыльце, носочки, платьица, коляску и уж имя, разумеется, выбрали. Я ответил доктору, что ее имя будет Амбра. В нем был заложен прекрасный смысл. По-гречески оно означало «бессмертная».
· Глава 61 ·
– Что ты здесь делаешь?
Так меня встретила сестра, милейшее существо.
– Мама сказала, что тебя положили в больницу, вот я и решила навестить.
Когда я протянула коробку конфет, на ее лице нарисовалась гримаса. Ладно, сочтем это улыбкой. Я села на кресло, у подножия кровати.
– Так что случилось?
– Появились кровотечение и боль. Произошла отслойка плаценты. С ребенком все хорошо, но меня решили несколько дней подержать под капельницей для рассасывания гематомы. А оставшиеся пять месяцев я буду лежать на сохранении. Остается все-таки…
Она осеклась на полуфразе и отвела взгляд.
– Что остается?
– Нет, ничего, – ответила сестра.
– Скажи.
Эмма затрясла головой, глаза ее налились слезами.
– Есть риск, что ты его потеряешь?
Она кивнула, отчаянно стараясь удержаться от слез.
Мне немедленно захотелось убежать оттуда. Не было сил, чтобы справиться с этим даже в воображении. Но моя сестренка, под белой простыней, с тоской на лице, требовала моей заботы и внимания. Я опустилась на корточки рядом с ее кроватью, на уровне живота, сложила руки рупором и проговорила:
– Привет, малыш! Меня зовут Полина, я – твоя тетя, как ты там поживаешь?
И прижалась ухом к простыне.
– Он в полном порядке, – доложила я сестре, перед тем как возобновить разговор с моим будущим племянником или племянницей. – Твоя мама очень за тебя волнуется, но я уверена, что все пройдет как надо, ведь так? Ну вот, я так и думала. Что-что? Ах, вот оно что! Ладно, я ей скажу сейчас же. Даже очень хорошо все пройдет. Ну, пока! Я вас оставлю, но мы скоро опять увидимся. Берегите себя!
Сестра внимательно на меня посмотрела, она выглядела озадаченной. Я постаралась принять самый что ни на есть серьезный вид.
– У меня для тебя есть сообщение от малыша. Он просит передать, что овощи – это, конечно, прекрасно, но и капелька шоколада совсем не помешает.
Эмма засмеялась. Я вернулась на свое место в кресле и стала подыскивать тему, чтобы отвлечь сестру от мрачных мыслей.
– Как продвигается книга?
– Уже есть подробный план, а когда я буду сидеть дома, у меня появится много свободного времени, чтобы ее написать, – сказала она, выдержав довольно долгую паузу. – А как дела у тебя?
Я поняла, что она сделала над собой усилие, чтобы задать свой вопрос.
– Да у меня все в порядке. Я вернулась к работе, Жюль пока с Беном, все как всегда, – обычная рутина.
– Думаешь, Бен вернется?
– С каждым днем все меньше.
– Желаю тебе этого всей душой. Думаю, если бы Жером от меня ушел, я бы этого не пережила.
Сравнение прозвучало весьма неуклюже, но я же обещала Нонне приложить все усилия для нашего примирения. Больше всего меня бесило то, что этот идеальный муж изменял моей сестре с некой Камиллой (да, очевидно, и не только с ней), и я никак не могла решить, что правильно – рассказать Эмме или утаить правду.
Дверь в комнату открылась, и вошла сестра с креслом-каталкой.
– Добрый день! Пришло время делать УЗИ.
Я встала и взяла свою сумку.
– Вы можете остаться, госпожа.
Улыбнувшись сестре, я отрицательно покачала головой. Нет, я не смогу. Я наклонилась к Эмме, поцеловала ее в лоб и направилась к выходу. Уже в дверном проеме меня настиг ее голос:
– Спасибо большое, что пришла меня навестить, Полинка!
Мы с Жюлем гуляли в парке, когда раздался твой звонок. Ты сказала, что время пришло, и она скоро появится на свет. Я вернулся к машине и отвез малыша к своей матери.
По дороге я рассказал ему, что эту ночь он поспит у бабушки, а завтра я заберу его, и он увидит маму и младенца. Вряд ли он что-то понял из моих объяснений, но повторил несколько раз: «младенца?»
Перед расставанием я покрепче прижал его к себе и сказал: «Скоро увидимся!» В тот день он в последний раз был нашим единственным ребенком.
Дома ты меня уже ждала, мы собрались и сразу поехали в роддом.
Всю дорогу ты стискивала зубы, чтобы не кричать. Я хорошо усвоил урок первого раза: никаких колдобин и ямок, игровых приставок и пирожных.
Тяжело было видеть, как ты страдаешь, притом что сам я ничего не мог сделать. Чувствовал себя беспомощным. Я говорил с тобой о том о сем, лишь бы тебя отвлечь, помогал регулировать дыхание, разрешал вонзать ногти в мою руку.
Три месяца тебя тошнило, много недель подряд ты спала сидя, и самое большее, что я мог сделать, это просто помогать тебе в такие моменты.
Подъехав к больнице, мы задержались на несколько минут перед входом. Жизнь для нас снова должна была измениться. Наша семья увеличится, сердца – тоже. Счастье никогда не кажется таким большим, как в момент, когда собираешься к нему прикоснуться. Мы пожелали доброго пути нашей маленькой Амбре, признались, как нам не терпится с ней увидеться, и двинулись навстречу нашему кошмару.