И тут же отпрянула. Боль в правой щеке отозвалась в затылке. Бобби со всей силы влепила ей пощечину. Тайгер пошатнулась и упала бы, если б не оперлась о рояль.
– Я тебя не отпускала. Мне еще есть, что тебе сказать!
Лицо Бобби заалело от злости. Все следы усталости, подавленности исчезли. Бобби сияла.
– Ты уже достаточно наговорила!
Щека Тайгер горела, в голове звенело, очень хотелось расплакаться. Она постояла, собираясь с силами. Бобби смотрела на нее, ожидая ответного хода.
Тайгер же переполняли ярость, ненависть, унижение. Ей вспомнился случай из далекого прошлого. Они в гостиной особняка в Беверли-Хиллз. Ей то ли десять, то ли одиннадцать лет. Бобби все хотела вызнать, где дочь провела день, потом заявила, что она лжет, и неожиданно ударила Тайгер.
Оба раза, и тогда, и теперь, Бобби застигла Тайгер врасплох. Кипящая в ней злоба прорвалась-таки наружу. Именно злоба, стоящая за пощечиной, сила, которую Бобби вкладывала в удар, потрясли Тайгер больше всего.
– Извини, Тайгер, я…
Тайгер уже полностью пришла в себя и понимала, что делать ей здесь больше нечего. Направилась к холлу.
– Спокойной ночи, мама.
– Тайгер! Вернись немедленно…
Вместо того чтобы дожидаться лифта, Тайгер прошла через кухню и спустилась по лестнице черного хода. Она не хотела, чтобы Бобби догнала ее, если бы у той возникло желание последовать за ней.
Тайгер прошла пятнадцать кварталов по Парк-авеню, прежде чем достаточно успокоилась, чтобы ловить такси. Всю дорогу до дома Тайгер пыталась понять, с чего у Бобби такое к ней отношение. Всю жизнь Бобби пыталась очаровывать людей, таким образом добиваясь того, что хотела от них получить. Но этим, судя по всему, дело не ограничивалось. Бобби жаждала тотального контроля как над своей жизнью, так и над жизнью тех, кто был ей по-настоящему дорог. Когда же кто-то из них восставал, в нее словно вселялся дьявол. К счастью, в большинстве своем ее окружение делало то, чего она требовала. Бобби наловчилась манипулировать людьми, но Тайгер более не желала пребывать в марионетках.
Заснула Тайгер уже на заре.
Глава 12
– Дорогая, это ты? – Бобби говорила с английским акцентом, который появлялся у нее, когда она чувствовала себя неловко.
– Разумеется, мама. Я как раз хотела позвонить тебе, чтобы узнать, когда похороны. – Тайгер уже решила, что будет вести себя так, словно вечерней стычки и не было. В общении с Бобби неприятные воспоминания следовало прятать под ковром, с тем чтобы со временем они исчезли бы оттуда, как по мановению волшебной палочки.
– В полдень. Попросить Мэри заехать за тобой на работу? Поедем вместе… Терпеть не могу похорон.
– Нет, мама, я лучше пройдусь. Всего-то четырнадцать кварталов. Мне нужно двигаться.
Бобби вздохнула:
– Я вижу, ты решила не прощать и не забывать. Ладно, не будем говорить об этом по телефону. Мне пора одеваться. Обсудим это потом.
Но потом им поговорить не удалось. На похороны собралось много народу, и Бобби чувствовала себя обязанной помогать Марте. В своем завещании, написанном за много лет до смерти, Элейн пожелала, чтобы ее кремировали. Она не хотела, чтобы зеваки глазели на ее безжизненное тело, выставленное в открытом гробу. Она часто говорила Марте, что незачем устраивать из ее смерти событие. Однако Элейн Толберт не могла умереть незамеченной.
Похороны, как ни странно, создавали ощущение праздника. Фотовспышки перекрывали друг друга: корреспонденты спешили запечатлеть выходящих из лимузинов знаменитостей у церкви святого Иакова на углу Семьдесят первой улицы и Мэдисон-авеню. Собрались все, как друзья, так и враги Элейн: модельеры, критики, бизнесмены, издатели, банкиры. Диана Вриленд, губернатор Кэри с Энни Форд-Узиелли, Джеймс Брейди, Дайна Меррилл, Элен Герли Браун, Лоренс Рокфеллер, Билл Рейли, Чесси Райнер и Мика Эртеган, Джойс и Дэвид Саскинд. Хватало и завсегдатаев светских приемов. И те немногие, кто действительно скорбел об усопшей, просто затерялись в толпе.
По окончании службы Тайгер стояла на ступенях и наблюдала, как народ валит из церкви. Уже не столь печальный, в предвкушении ленча. Появилась Бобби, прищурилась от яркого солнечного света, надела черные очки от Диора. Углядела Тайгер, направилась к ней.
– Какие туалеты! Ни на одних похоронах не видела ничего подобного. Думаю, Элейн осталась бы довольна.
– Привет, мама. Как держится Марта?
– Бедняжка, она вне себя от горя. Приехала ее сестра из Миннеаполиса. И взяла ее под свое крылышко.
Из церкви появился Хью Маршалл. Бобби проследила за взглядом широко раскрывшихся глаз Тайгер, и в тот же момент Маршалл их заметил, двинулся к ним.
– Хью! – воскликнула леди Роуэн. Черные очки она сдвинула на волосы. – Господи, тыщу лет тебя не видела.
– Да, давненько, Бобби. Ты слишком много времени проводишь в Англии. – Он широко улыбнулся, поздоровался с Тайгер. – Полагаю, Тайгер сказала тебе о своей новой работе?
– Разумеется, – сверкнула ослепительной улыбкой Бобби. – Я очень благодарна тебе за то, что ты взял ее на работу. Хотела написать письмо, поблагодарить.
Тайгер словно превратилась в маленького ребенка, о котором говорят взрослые. Ее это взбесило, но она ничем не выдала своих чувств.
– Уверяю тебя, Тайгер получила работу благодаря исключительно своим заслугам, а не по знакомству. – Маршалл с улыбкой посмотрел на Тайгер. Другие женщины, проходя мимо, оценивающе оглядывали его. Он вновь повернулся к Роберте: – Ты потрясающе выглядишь, Бобби. Надолго в Нью-Йорк?
Бобби подняла руку, покрутила в воздухе длинными пальчиками, беспомощно вздохнула.
– Кто знает? Все зависит от моих адвоката и брокера. Пока они не разрешат, я не уеду. – Она рассмеялась. – Бизнес! Боюсь, я в этом ничего не понимаю.
– Я уверен, что здесь ты многим дашь фору, – галантно возразил Маршалл.
Тайгер начала терять терпение. «Должна ли я стоять столбом и все это выслушивать?» – подумала она. Но ей не хотелось оставлять Хью наедине с леди Бобби. Уж он-то наверняка понял, о чем говорит ее наигранная беспомощность. Но Маршалл стоял и улыбался.
– Судя по всему, в ближайшие две недели я буду в городе, – уточнила Бобби.
– Хорошо. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Может, еще увидимся… не по столь печальному поводу, – он повернулся к Тайгер, но ее целовать не стал. – До встречи, – и растворился в толпе.
– Мама, я думала, что ты едва знакома с Хью Маршаллом.
– Все так. – Бобби кивнула. – Я не видела его с тех пор, как развелась с Кэппи. Ты его помнишь, конезаводчик из Кентукки, – она помолчала. – Я и забыла, какой он симпатичный.
– Естественно, мама, у тебя хватало дел в Европе.
Глаза Бобби сузились.
– Бьешь по больному месту? А может, нам закопать топор войны и отправиться на ленч?
– Извини, мама. – Тайгер взглянула на часы. – Мне пора на работу. Но топор считай закопанным.
Бобби автоматически клюнула Тайгер в щеку.
– Я дам тебе знать о своих планах. Может, слетаю в Сан-Франциско на уик-энд.
– Хорошо… держи меня в курсе.
Шагая к Пятой авеню, Тайгер думала о матери. Пожалуй, не оставалось ничего другого, как простить и забыть. Они связаны одной цепью, мать и дочь. В принципе в отношениях между ними ничего не изменилось. Соперничество присутствовало с давних пор, словно между сестрами.
Тайгер задалась вопросом, нравилась ли Хью Маршаллу ее мать? Не было ли у них в прошлом романа? Или, что хуже, их фантазии не нашли физического воплощения, пребывая лишь в подсознании?
Лимузин Хью Маршалла свернул с Семьдесят второй улицы на Пятую авеню. Звякнул телефон, и Маршалл отложил «Таймс».
– Слушаю, Тим. Что случилось?
– Мне только что позвонил мистер Бахрах, – ответил англичанин. – Он задерживается в Чикаго и не успевает к ленчу. Так что ваша встреча переносится на четыре часа.
– Ты передвинул мое совещание с О'Харой и этими английскими бизнесменами?
– Да, сэр. На половину третьего.
– Отлично, Тим. Тогда и увидимся.
Маршалл посмотрел на проплывающие мимо деревья и увидел Тайгер, неторопливо шагающую по парковой стороне Пятой авеню[12], не замечая восхищенных взглядов футболистов-подростков, ожидающих автобуса.
Маршалл нажал кнопку, опускающую стекло, которое отделяло салон от водителя.
– Кертис, остановись рядом с той молодой женщиной в коричневом костюме. – Он нажал другую кнопку, окно поехало вниз. – Тайгер!
Тайгер остановилась. Поворачивалась она уже с улыбкой, узнав голос Хью Маршалла.
– О! Привет. Давно не виделись.
– В чем дело? Неужели жалованья, которое мы платим, не хватает вам на такси?
Улыбка Тайгер стала шире:
– И на многое другое. Но пешком я иду по другой причине. Возможно, вы не заметили… но сегодня такой чудесный день.
Маршалл обвел взглядом парк.
– Пожалуй. – Позади нетерпеливый таксист уже давил на клаксон, требуя, чтобы лимузин не загораживал дорогу. – Садитесь, Тайгер. Я вас подвезу.
Тайгер проскользнула в салон, уселась рядом с Маршаллом на бежевую кожу сиденья. С удовольствием вытянула длинные ноги, зная: показывает их Маршаллу во всей красе, а уж он-то не станет скромно отводить глаза.
– Куда едем?
– На работу, господин.
– Но сейчас время ленча. У вас назначена встреча?
– Только со стаканчиком йогурта и стопкой демографических профилей Джесса.
Хью Маршалл задумался, словно принимая решение.
– Как насчет того, чтобы разделить ленч со мной? Тим как раз сообщил о коррективах в моем распорядке дня.
Настроение Тайгер переменилось. Только что она размышляла о прошлых взаимоотношениях матери и Хью Маршалла. Теперь все шло к тому, что следующий час с загадочным президентом «Келлерко» проведет она, а не мать.
– Йогурт будет в ярости… а я с удовольствием.
Они поехали в «Манхэттен-маркет» на углу Второй авеню и Пятьдесят четвертой улицы, где их усадили за столик у дальней стеклянной стены, выходящей на залитый солнцем соседний парк. Другие стены большого ресторанного зала украшали черно-белые, от пола до потолка, фотографии Нью-Йорка.