Генриетта не зря схватилась за лейку: ей хотелось провалиться сквозь землю, так было стыдно. Какой же дурочкой кажется она теперь Агате Андреевне! Не знать, как зовут собственную бабку?! Ведь Орлова несколько раз повторила вслух имя графини де Гренвиль. Если бы Генриетта удосужилась поговорить с тёткой о своей родне или внимательнее посмотрела бы на родословное древо, такого казуса не случилось бы. Понятно, что Луиза, рассказывая об их семье, говорила лишь о родителях Генриетты. Но ведь можно было и самой спросить!
Девушка бросила взгляд в сторону окна, там, разложив бумаги на старинном овальном столике, сидела Орлова. Фрейлина старательно читала записи на ветвях родословного древа, но её сосредоточенный вид Генриетту не обманул. Агата Андреевна деликатничала – давала ей возможность «сохранить лицо». Но Генриетта привыкла встречать удары судьбы с поднятым забралом, и сейчас её тоже не нужно было жалеть!
– Дело в том, что мы с Луизой слишком долго жили совсем другой жизнью, – обратилась она к Орловой. – Франция, титул и имения казались чем-то эфемерным, они как будто есть, но их нельзя потрогать, они не согреют, не накормят, не помогут выжить. Я никогда не знала, что со всем этим делать, не знаю и теперь…
Орлова ободряюще кивнула.
– Конечно, это всё так понятно. Наверно, по-другому и не бывает. Но давайте, пока Мари не принесла крестьянские платья, обсудим дальнейшие планы. Учитывая наше открытие, нынешняя графиня де Гренвиль становится подозрительной фигурой. Я очень рассчитываю на хозяйку сторожки Клод. Эта женщина давно живёт рядом с домом графини и явно общается с соседскими слугами. Надобно разговорить Клод, но так, чтобы не вызвать лишних подозрений. Кстати, вы запомнили нашу новую фамилию Леони?
– Да, конечно! Итак, мы с вами будем тёткой и племянницей. Но кто мы? Крестьянки или горожанки? – сосредоточившись на новой роли, уточнила Генриетта.
– Наверно, проще всего назваться городскими служанками. Предположим, мы жили в провинции, например, в Орлеане, и в нашей семье все женщины трудились в услужении.
– Я могу помогать на кухне, убирать комнаты и ухаживать за садом, – улыбнулась Генриетта. – Вы можете смело определить меня в дом графини – никто ничего не заподозрит, а я всё увижу изнутри.
– Хорошо, я над этим подумаю, – согласилась Орлова. Такую авантюру она и в мыслях не держала, но сочла за благо промолчать об этом. Зачем разочаровывать девушку? Она и так не находит себе места от беспокойства.
В дверях столовой появилась горничная Мари с ворохом одежды в руках.
– Вот, мадемуазель, – сообщила она Орловой, сгружая свою ношу на край стола. – Как вы приказали, так я всё и купила.
Агата Андреевна окинула взглядом серые бумазейные платья, холщовые передники и два больших тёплых платка из бурой шерсти. Отдельно Мари положила пару накрахмаленных чепцов с плоёными оборками. Служанка оказалась толковой – с заданием справилась прекрасно. Вещи были новыми и при этом простыми. Если бы служанки Леони явились сегодня на улицу Савой в обносках, то сразу же вызвала бы у Клод подозрение. А так Орлова просто захватит вчерашнее платье и шляпку с собой (в крайнем случае объявит их парадной одеждой), к тому же это даст возможность ходить в собственной обуви. Фрейлина сильно сомневалась, что они с Генриеттой смогут носить деревянные сабо.
– Ну что ж, надо переодеваться и ехать, – сказала Агата Андреевна и принялась собирать со стола предназначенные для неё вещи.
Генриетта стала складывать свои, но тут в гостиную вернулась горничная и доложила:
– Мадемуазель, там мальчишка пришёл. Грязный такой и вонючий! Он говорит, что письмо для вас принёс, но мне не отдаёт, мол, из рук – в руки.
Хорошенькая горничная брезгливо сморщила вздёрнутый носик и скривилась. Как видно, рыбный запах, так выручивший Орлову на рынке Анфан-Руж, пришёлся Мари не по вкусу. Как бы девчонка не оскорбила посланца своим пренебрежением. Сейчас рисковать нельзя! Орлова приказала:
– Мари, помогите герцогине донести купленные вещи до спальни, а я тут сама разберусь.
Она дождалась, когда нагруженные вещами девушки исчезнут за боковой дверью, и вышла в вестибюль. Там, засунув руки в карманы, высокомерно задирал нос чумазый и вихрастый Ги. Запах рыбы, густой и липучий, казалось, заполнил всё вокруг. Мальчишка это чувствовал, а может, брезгливая Мари уже успела высказать ему своё возмущение столь неприличной вонью, но, как бы то ни было, сейчас Ги явно щетинился, словно ёж.
– Давай письмо, – без предисловий обратилась к нему Орлова.
– Сначала деньги, – огрызнулся посланец. – Мамка сказала, что с вас два сантима.
Любое подозрение, вызванное у мальчишки, могло выйти боком в самый неподходящий момент, и Агата Андреевна, как никто другой знавшая цену мелочам, твёрдо отказала:
– Вот напишу ответ, тогда и рассчитаюсь. Тебе придётся подождать.
С видом человека, уверенного в своем могуществе, она протянула руку, и паренёк, чуть поколебавшись, отдал ей сложенный в крохотный квадратик листок.
– Только тогда заплатите вдвое! – прокричал он вслед Орловой, но та не соизволила ответить. Это дитя трущоб уважало лишь силу и власть, нельзя было его разочаровывать.
Агата Андреевна прошла в гостиную и распечатала письмо. Похититель не утруждался обсуждениями, он приказывал:
«Десять тысяч пришлёте с посланцем, а остальное привезёте. У вас есть месяц».
Это уже давало надежду. Преступник проглотил наживку. У них появилось время, а у Луизы – шанс остаться в живых. Теперь главным становилась правдоподобность. У похитителя не должно возникнуть сомнений, что Орлова расстаётся с собственными деньгами. Как будет вести себя женщина, отдающая деньги вперёд? Она обязательно потребует гарантий! Агата Андреевна достала чистый лист и написала:
«Отдаю с посланцем пять тысяч, ещё пять – завтра, когда увижу записку, написанную рукой мадемуазель де Гримон на листе свежей газеты».
Фрейлина завернула деньги и свой ответ в один толстый конверт, запечатала его со всех сторон и вдавила в теплый сургуч свою печатку. Сомнения разъедали душу, и у Орловой появилось то ощущение, которое она ненавидела с детства: как будто идёшь по болоту и не знаешь, что тебя ждёт под покрытой ярким мхом кочкой. Твердь или трясина? Вдруг они ошиблись в расчётах и выдвинутый ультиматум разозлит похитителя? Даже страшно было подумать, что тот мог сделать с Луизой.
«Отдать или нет?» – в последний раз спросила себя Орлова и каким-то шестым чувством поняла, что поступает правильно. Она вынесла конверт и протянула его Ги. Агата Андреевна молча отсчитала парнишке четыре сантима и, не прощаясь, ушла обратно в гостиную. Деревянные башмаки простучали по мраморному полу вестибюля, а тихий свист в такт шагам вывел некое подобие мелодии. Значит, слуга остался доволен, вот бы ещё так же угадать с хозяином!..
Безработные служанки по фамилии Леони заняли крохотную комнату сторожки на улице Савой. Как и надеялась Орлова, их внешность не вызвала у Клод никаких подозрений. Изложенная Агатой Андреевной легенда, что в родном Орлеане они прикопили немного средств, дабы попробовать начать жизнь в столице, произвела на старушку самое благоприятное впечатление, а предложение вместе столоваться (за счёт жиличек, конечно) окончательно закрепило успех. Клод вызвалась сбегать на рынок, а потом приготовить еду и, получив от Мари Леони – так теперь именовалась Орлова – деньги, покинула сторожку.
Генриетта устроилась у окна и с любопытством разглядывала дом графини де Гренвиль. По сравнению с соседними развалинами, особняк казался настоящим дворцом. Девушка мысленно согласилась с Орловой, сказавшей, что деньги в доме явно водились. Подтверждая их догадку, у ворот появился высокий слуга в новенькой, сплошь расшитой позументами ливрее. Он распахнул кованые ворота с позолоченными пиками по верхнему краю и отступил в сторону, пропуская лаковую коляску, запряжённую вороной парой.
– Скорее, – позвала Генриетта, – похоже, графиня едет!
Орлова знаками подсказала девушке, чтобы та спряталась за занавеску. Генриетта отступила к краю окна. Вороные кони по плавной дуге вынесли коляску на улицу, и тут наконец-то стала видна фигура графини. Дама была точь-в-точь как рассказывала Агата Андреевна – не слишком молодая брюнетка, наделённая броской, хотя и грубоватой, красотой. Её чёрный наряд казался таким роскошным, что вряд ли мог бы считаться по-настоящему траурным. Но вот чего Генриетта не ожидала, так это того, что рядом с графиней будет сидеть мужчина. Очень светлый блондин с по-девичьи тонкими чертами лица, он полулежал на подушках сиденья с томной грацией уставшего от жизни человека.
– Кто это? – прошептала Генриетта.
– Пока не знаю, – отозвалась Орлова и предложила: – Вернётся Клод, расспросим её. Я буду восхищаться графиней, а вы – её спутником.
Проводив взглядом коляску, они перекинулись десятком фраз, репетируя предстоящий разговор с хозяйкой сторожки. Вроде бы всё получалось логично: старшая женщина озабочена поиском места прислуги, и её интересует богатая хозяйка соседнего дома, а девушка восхищена красотой мужчины. Но разыгрывать спектакль им не пришлось: вернувшаяся с рынка Клод, уже вдоволь намолчавшаяся в одиночестве, вылила на своих жиличек такой поток сведений, какого они и не ждали:
– Вот вы про дорогих коней мне говорите да про экипаж, – заявила старушка, поставив на огонь котелок с половиной курицы. – А того не понимаете, что видите перед собой истинный позор благородного семейства.
– Неужто?! – всплеснула руками Орлова.
– Уж мне ли не знать, – с нарочитой скромностью отозвалась Клод, – когда на моих глазах всё это душегубство и случилось.
Она насладилась изумлением на лицах жиличек и с воодушевлением предалась воспоминаниям:
– Все началось с этой бестии – Франсуазы. Я ведь была непоследним человеком в доме графа де Гренвиля. Моя мать вынянчила всех хозяйских детей, и я играла вместе с ними: мальчиком – наследником и тремя девочками. Когда я подросла, меня определили в горничные к хозяйке дома. Графиня была милой дамой. Доброй такой. Слова грубого никогда не сказала, да и ей в доме никто не перечил, все понимали, что мадам – святая. Только молодой граф позволял себе иногда идти против матери, да и то потом винился, ручки ей целовал.