Как только Деван обнаружил, что его замок ограблен, он сразу же подумал: «Меня ограбил Вельмон, Вельмон – это Арсен Люпен». Это было ясно как день, лучшего объяснения и не сыскать. Но эта мысль скользнула и улетела. Невозможно было себе представить, что Вельмон – это не Вельмон, не известный художник, не свой человек в кругу его кузена д’Эстевана. И когда прибыл бригадир жандармерии, Девану и в голову не пришло поделиться с ним своим абсурдным предположением.
Все утро в Тиберметниле царили суета и смятение. Жандармы, сельский полицейский, комиссар полиции из Дьепа, деревенские жители – словом, множество всякого народа сновало в коридорах, парке и вокруг замка. Маневры неподалеку и ружейные выстрелы добавляли красочности этой суете.
Первый осмотр не дал никаких улик. Окна были целы, двери не испорчены. Не было сомнений, что мебель вынесли через тайный ход. Однако на коврах – ни единого следа, на стенах тоже. Но вот сюрприз – жест, типичный для Арсена Люпена: знаменитая «Хроника», книга XVI века, вернулась на свое место, а рядом с ней появилась еще одна такая же – конечно, экземпляр, украденный из Национальной библиотеки.
К одиннадцати часам собрались офицеры. Деван встретил их весело – как ни велика была утрата, но его немалое состояние позволяло перенести ее, не погружаясь в тоску и скорбь. Спустились в столовую и Андроли вместе с Нелли.
Гости были представлены друг другу, и все заметили, что недостает одного приглашенного. Ораса Вельмона. Он что, вообще не придет? Отсутствие художника снова пробудило подозрения у Жоржа Девана. Но ровно в полдень появился и Вельмон.
– В добрый час! Вот и вы! – воскликнул хозяин.
– Надеюсь, я без опоздания?
– Вы опоздали, что неудивительно после такой безумной ночи. Вы же знаете новость.
– Какую?
– Вы ограбили замок.
– Кто бы мог подумать!
– Я! Я же вам говорил. А теперь предложите руку мисс Андердаун и ведите ее к столу. Мадемуазель, позвольте…
Деван замолк, удивленный волнением девушки. Потом кое-что припомнил и продолжал:
– Да, конечно, вы когда-то путешествовали вместе с Арсеном Люпеном… давно… до его ареста. И вас удивило сходство, не так ли?
Нелли ничего не ответила. Вельмон стоял перед ней и улыбался. Он поклонился, и Нелли оперлась на его руку. Он подвел ее к месту за столом. Его место оказалось напротив.
Во время обеда говорили только об Арсене Люпене, увезенной мебели, подземном ходе и Эрлоке Сломсе. Однако в конце обеда нашлись и другие темы для разговора, и Вельмон принял в нем участие. Он был шутлив и серьезен, красноречив и остроумен и, похоже, говорил лишь затем, чтобы привлечь внимание молодой девушки. Но в окружении молодых людей она, кажется, его даже не слышала.
Кофе подали на террасе, с которой были видны парадный двор и сад перед главным фасадом. На лужайке заиграл полковой оркестр, и на аллеях парка появились солдаты и местные крестьяне.
Но Нелли не забыла обещания Арсена Люпена: «В три часа все будет на местах, обещаю!»
В три часа! А стрелки больших часов на правом крыле замка уже показывали два часа сорок минут. Нелли помимо собственной воли смотрела на них каждую секунду. Поглядывала она искоса и на Вельмона, а тот мирно покачивался в удобном кресле-качалке.
Без десяти минут три… Без пяти минут три… Нелли чувствовала нетерпение и что-то вроде разочарования. Разве могло совершиться чудо? И совершиться в точно назначенный час, когда в замке, во дворе замка и вокруг замка бродили толпы народа, когда прокурор республики и следственный судья занимались расследованием?
Но в то же время… В то же время Арсен Люпен клялся с такой убежденностью… «Все будет, как он сказал, – подумала Нелли, находясь под впечатлением энергии, властности и уверенности молодого человека. – Для него это не чудо, а совершенно естественный ход событий».
На секунды их взгляды встретились, Нелли покраснела и отвернулась.
Три часа… Первый удар, второй, третий… Орас Вельмон достал часы, поднял глаза к башенным, потом убрал свои в карман. Прошло еще несколько секунд. Тут толпа расступилась, пропуская два пароконных фургона, въехавших в ворота парка. Фургоны были военные, из тех, что возят за полком вещи офицеров и солдатские мешки. Они остановились перед крыльцом главного входа. Из одного выскочил сержант-фуражир и спросил господина Девана.
Прибежал Деван, быстро спустился по ступенькам. Открыв первый фургон, он увидел аккуратно увязанные, бережно уложенные свои столы и стулья, картины и статуи.
Он засыпал фуражира вопросами, тот ответил, что получил приказ от дежурного офицера, а дежурному офицеру утром поступило распоряжение. По этому распоряжению вторая рота четвертого батальона должна была забрать на перекрестке Алле в лесу Арк вещи и доставить их господину Жоржу Девану, владельцу замка Тиберметниль, в три часа. Распоряжение подписал полковник Бовель.
– На перекрестке, – сообщил сержант, – уже ждали упакованные вещи, а охраняли их… прохожие. Это показалось мне странным, но приказ есть приказ.
Один из офицеров просмотрел приказ: подпись была точь-в-точь полковника, но… поддельная.
Оркестр прекратил играть. Слуги занялись разгрузкой фургонов.
Среди всеобщего возбуждения одна Нелли оставалась серьезной и задумчивой. Она отошла к краю террасы, даже не пытаясь выразить словами обуревавшие ее чувства. Подняв голову, она вдруг увидела направлявшегося к ней Вельмона. Ей бы хотелось избежать встречи, но балюстрада террасы расступалась только перед аллеей из кадок с апельсиновыми деревьями, олеандрами и бамбуком, а по аллее прямо к ней шел молодой человек. Нелли замерла на месте. Солнце, пробиваясь сквозь узкие листья бамбука, вспыхивало в ее золотых волосах.
– Я сдержал обещание, данное ночью, – прозвучал тихий голос.
Арсен Люпен стоял рядом, а вокруг не было ни души.
Он повторил неуверенно и робко:
– Я сдержал обещание, данное ночью.
Он ждал одобрения или хотя бы жеста, показавшего, что происходящее для нее небезразлично. Нелли стояла и молчала.
Подобное презрение не могло не раздражить Арсена Люпена, но в то же время он прекрасно понимал, какая бездна отделяет его от мисс Нелли Андердаун теперь, когда она воочию убедилась, кто он такой. Ему бы очень хотелось оправдаться, найти достойное объяснение своего образа жизни, показать, сколько в нем отваги и оригинальности. Но слова не шли с языка, он понимал, что подобное объяснение будет выглядеть бессовестной нелепостью. Однако воспоминания не отпускали его, и он прошептал:
– Прошлое, как оно далеко! Те долгие часы на пароходной палубе… у вас тогда в руках, как и сегодня, была роза, бледная, как и эта… Я попросил ее у вас… Вы, наверное, не услышали… А когда вы ушли, я нашел эту розу. Вы ее позабыли… Я ее сохранил…
Нелли молчала. Она была где-то очень далеко. Арсен Люпен снова заговорил:
– В память тех часов, забудьте о том, что знаете. Пусть прошлое сольется с настоящим. Пусть я буду не тем, кого вы видели этой ночью, а тем прежним, на кого вы смотрели, и пусть одну секунду ваши глаза смотрят на меня, как тогда… Прошу вас… Разве я не тот же?
Девушка подняла на него глаза, как он просил, и посмотрела на него. Не говоря ни слова, она коснулась кольца у него на указательном пальце. Был виден только ободок, камень – великолепный рубин – повернут внутрь.
Арсен Люпен покраснел – кольцо принадлежало Жоржу Девану – и горько улыбнулся.
– Вы правы. Что было, то будет всегда. Арсен Люпен может быть только Арсеном Люпеном, и между ним и вами не существует даже воспоминаний. Простите меня… Я должен был понять, что одно мое присутствие подле вас уже оскорбление.
Молодой человек, держа шляпу в руке, двинулся вдоль балюстрады. Нелли его обогнала. Ему так хотелось удержать ее, умолять. Но смелость отказала. Он следил за ней взглядом, как в тот далекий день, когда Нелли спускалась по сходням в Нью-Йорке. Она поднялась по ступенькам, которые вели к двери. На секунду ее гибкая фигурка мелькнула среди мраморных статуй вестибюля. Еще миг… и она исчезла.
Туча заслонила солнце. Арсен Люпен стоял, не сводя глаз со следов маленьких ножек на песке. Вдруг он вздрогнул. На плетеном стуле, на который опиралась Нелли, лежала бледная роза, которую он не решился у нее попросить. Тоже забытая, как и та? Забытая намеренно или по рассеянности?..
Арсен Люпен пылко схватил розу. А она осыпала свои лепестки. Он собирал их по одному, как святыни…
«Пойду, – подумал он. – Здесь мне делать нечего. Тем более если Эрлок Сломс вмешается, дело может стать опасным».
Парк опустел. Однако возле сторожки у ворот по-прежнему стояли жандармы. Арсен Люпен предпочел пройтись вдоль ограды, перелезть через нее и отправиться на вокзал самой короткой дорогой – по проселку через поле. Минут через десять, пройдя поле, Арсен свернул в узкий проход между двух откосов и, оказавшись там, увидел мужчину. Лет пятидесяти, высокий, гладко выбритый, в пальто явно заграничного вида, он шагал навстречу. В руке у мужчины была тяжелая трость, через плечо – сумка.
Подойдя поближе, с едва заметным английским акцентом он спросил:
– Простите, эта дорога ведет к замку?
– Да, следуйте по ней, месье, а у стены сверните налево. В замке вас ждут с нетерпением.
– Неужели?
– Да, мой друг, господин Деван, сообщил нам о вашем приезде вчера вечером.
– Тем хуже для господина Девана, если он так разговорчив.
– Я счастлив возможностью приветствовать вас первым. У Эрлока Сломса нет более пылкого поклонника, чем я.
Арсен Люпен сделал свое признание с оттенком иронии и тотчас же пожалел, потому что Эрлок Сломс оглядел его с головы до ног обволакивающим и вместе с тем пронизывающим взглядом, и этот взгляд показался Арсену Люпену самым совершенным фотоаппаратом, который снимает не только лицо, но и душу. «Снимок сделан, – отметил он про себя. – Смысла притворяться больше нет. Но… узнал ли он меня?»