Она сложила в корзину шоколад, бисквиты, несколько банок консервов, рис, спички и уже собралась было возвращаться в Монастырь, когда в голову ей пришла мысль прогуляться к другому концу острова. А корзину она заберет на обратном пути.
Тенистая дорога вела на плоскогорье. Пейзаж показался Веронике таким же, как в уже знакомой части Сарека. Те же песчаные равнины, те же купы древних дубов – и нигде ни поля, ни выгона для скота. И здесь остров к концу сужался, и здесь по обеим его сторонам виднелось море, а вдалеке темнел берег Бретани.
От скалы к скале тянулась ограда какой-то усадьбы – с виду заброшенной, с длинным полуразвалившимся домом, службами с залатанными крышами и грязным, захламленным двором, где валялись старое железо и кучи хвороста.
Вероника уже решила поворотить назад, как вдруг в замешательстве остановилась. Ей показалось, что она слышит чей-то стон. Она насторожилась, и в полной тишине до нее донесся тот же звук, но на этот раз более отчетливый… затем раздались жалобные крики, мольбы о помощи. Голоса были женские. Но разве остров покинули не все его обитатели? Вероника обрадовалась, что она на Сареке не одна, но к ее радости примешивались огорчение и испуг: неужели события вновь вовлекут ее в череду смертей и ужаса?
Насколько она могла судить, звуки доносились не из дома, а из служб, расположенных с правой стороны двора. Вход в него преграждала лишь калитка; Вероника толкнула ее, и старое дерево громко заскрипело.
Крики зазвучали с удвоенной силой. Там явно услышали скрип калитки. Вероника прибавила шагу.
Если крыша служб кое-где подгнила, то стены выглядели толстыми и прочными, старые двери были укреплены железными полосами. Именно в одну из этих дверей и стучали изнутри, крики же становились все настойчивее:
– На помощь! На помощь!
Затем за дверью послышалась возня и другой, не столь пронзительный голос проскрипел:
– Да замолчи ты, Клеманс! Вдруг это…
– Нет, нет, Гертруда, это не они, мы бы услышали! Откройте, ключ в дверях!
И в самом деле, Вероника, размышлявшая, каким образом проникнуть в сарай, увидела торчащий из скважины массивный ключ. Она повернула его, и дверь отворилась.
За дверью стояли две сестры Аршиньа: полураздетые, изможденные, по-прежнему похожие на злых колдуний. Они были заперты в прачечной, загроможденной всякой утварью, а в глубине ее на соломе лежала третья сестра, которая еле слышно причитала.
В тот же миг одна из стоявших у двери сестер упала без чувств, тогда как другая с лихорадочным огнем в глазах схватила Веронику за руку и, задыхаясь, заговорила:
– Вы их видели, да? Они здесь? Почему они вас не убили? С тех пор как остальные ушли, они стали хозяевами на Сареке… Теперь наша очередь… Мы заперты здесь уже шесть дней, да, с того утра, как все уехали… Мы собирали вещи, чтобы взять их с собою в лодку. Зашли втроем сюда, хотели снять сохнувшее белье… Иони пришли… Мы их не слышали… Их никто не слышит… И вдруг дверь затворилась – стукнула о косяк, повернулся ключ, и все… У нас здесь были яблоки, хлеб, даже водка, от голода мы не страдали. Только все думали: неужели они вернутся и убьют нас? Когда же настанет наш черед? Ах, моя милая, как мы все время прислушивались, как тряслись от страха! Старшая совсем обезумела. Послушайте: она бредит. Другая, Клеманс, тоже не выдержала… А я Гертруда…
У этой силы еще оставались: она крепко держала Веронику за руку.
– А Коррежу? Он вернулся, да? И снова уехал? Почему он нас не нашел? Это ж было нетрудно… Он знал, где мы, а стоило нам услышать малейший шум, как мы принимались кричать… В чем же дело? Ответьте же!
Вероника не знала, что ответить… Хотя с какой стати она будет скрывать правду?
– Лодки утонули, – сказала она.
– Что?
– Обе лодки утонули недалеко от Сарека. Все, кто в них был, погибли. Это произошло напротив Монастыря, вблизи от Скал Дьявола.
Вероника умолкла, не желая называть никаких имен и говорить о роли Франсуа и его учителя в разыгравшейся трагедии. Внезапно Клеманс поднялась и с исказившимся лицом села на полу, прислонившись к двери.
Гертруда прошептала:
– А что с Онориной?
– Онорина мертва.
– Мертва?
Это слово обе сестры выкрикнули в один голос. Затем молча переглянулись. Их явно поразила одна и та же мысль. Казалось, они над чем-то раздумывают. Гертруда зашевелила пальцами, словно что-то подсчитывая. Лица обеих женщин становились все более испуганными.
Наконец тихо, как будто страх сдавил ей горло, Гертруда заговорила, пристально глядя на Веронику:
– Верно… верно… все сходится… Знаете, сколько их было на лодках, не считая сестер и меня? Знаете? Двадцать человек. Теперь сосчитайте… Двадцать, да Магеннок, погибший первым, да господин Антуан, умерший недавно, да маленький Франсуа и господин Стефан, которые хоть и пропали, но тоже, должно быть, мертвы, а потом – Онорина и Мари Легоф, которые также отдали Богу душу… Вот и сосчитайте… получается двадцать шесть… Двадцать шесть! Все сходится, верно? Двадцать шесть отнять от тридцати… Вы поняли? Тридцать гробов, которые пустуют… А от тридцати отнять двадцать шесть – получится четыре, правильно?
Дальше старуха связно говорить уже не могла, язык у нее стал заплетаться, с губ срывались лишь бессвязные слова, но Вероника тем не менее сумела разобрать их:
– А? Понимаете? Остались четверо: три сестры Аршиньа, которых держали взаперти, и вы… Верно ведь?.. Четыре креста… Вы же знаете – четыре женщины на четырех крестах?.. Все сходится, нас как раз четверо. Кроме нас, на острове никого нет. Только четыре женщины…
Вероника молча слушала. На лбу у нее выступила испарина.
Но, решив не поддаваться тревоге, она пожала плечами:
– Ну и что из этого? Если на острове мы одни, то кого же вы боитесь?
– Да их же! Их!
Вероника начала выходить из себя:
– Да ведь все же уехали!
Гертруда испугалась:
– Тише! А вдруг они вас услышат?!
– Кто?
– Они… которые жили тут когда-то.
– Кто же тут жил?
– Они, те, что приносили в жертву мужчин и женщин, чтобы умилостивить своих богов.
– Да ведь это было давным-давно! Вы имеете в виду друидов? Так никаких друидов теперь нет.
– Тише! Тише! Есть… И еще есть злые гении.
– Духи, что ли? – воскликнула Вероника, раздраженная подобным суеверием.
– Да, духи, но только духи во плоти, с руками, которые закрывают двери и держат вас взаперти… Существа, которые топят лодки… Они ведь и убили господина Антуана, Мари Легоф и других, всего двадцать шесть человек.
Вероника не ответила. Она-то знала, кто убил господина д’Эржемона, Мари Легоф и остальных, знала, кто потопил обе лодки.
Вместо ответа она спросила:
– В котором часу вас тут заперли?
– В половине одиннадцатого. А в одиннадцать мы должны были встретиться в деревне с Коррежу.
Вероника задумалась. Франсуа и Стефан никак не могли находиться здесь в половине одиннадцатого, а всего часом позже напасть из-за скалы на лодки. Неужели на острове остался их сообщник… или даже сообщники?
Она обратилась к старухе:
– Как бы то ни было, нужно на что-то решаться. Оставаться здесь вам нельзя. Вы должны отдохнуть, прийти в себя…
Клеманс поднялась и с тою же горячностью, что и ее сестра, глухо проговорила:
– Прежде всего нужно спрятаться и как-то защититься от них.
– Но каким образом? – спросила Вероника, которой невольно тоже захотелось найти убежище от неведомого врага.
– Каким образом? А вот каким… об этих вещах на острове было много говорено, особенно в этом году, и Магеннок решил, что при первом же нападении всем следует спрятаться в Монастыре.
– Почему в Монастыре?
– Потому что там можно обороняться. Скалы около дома отвесные, он защищен со всех сторон.
– А мост?
– Магеннок с Онориной все предусмотрели. Шагах в двадцати слева от моста есть маленькая хижина. В ней спрятан запас бензина. Вылить три-четыре бидона на мост, чиркнуть спичкой – и дело сделано. Вы окажетесь отрезаны, до вас будет не добраться. Какое уж тут нападение!
– Почему же тогда жители решили спасаться на лодках, а не спрятались в Монастыре?
– Им показалось, что так будет благоразумнее. Но у нас-то выбора нет.
– Стало быть, идем?
– И немедленно, пока светло: ночью это будет не так просто.
– А как же быть с вашей сестрой, которая не может встать?
– Повезем ее на тачке. Отсюда есть прямая дорога к Монастырю, которая минует деревню.
Хотя перспектива жить бок о бок с сестрами Аршиньа была Веронике неприятна, она согласилась, поддавшись какому-то необоримому страху.
– Ладно, – заключила она. – Давайте отправляться. Я доведу вас до Монастыря, а потом вернусь в деревню за провизией.
– Но только ненадолго, – возразила одна из сестер. – Когда с мостом будет покончено, мы разожжем костер на пригорке, там, где Дольмен Фей, и с берега за нами пришлют судно. Сегодня не получится – опускается туман, но завтра…
Вероника не возражала. Теперь она уже примирилась с мыслью, что ей придется покинуть Сарек, пусть даже во время дознания и всплывет ее имя.
Сестры опрокинули по стаканчику водки, и все тронулись в путь. Скрючившись в тачке, сумасшедшая тихонько посмеивалась и бросала Веронике отрывистые фразы, словно желая, чтобы та посмеялась вместе с нею:
– Мы их пока не встретили… Они готовятся…
– Молчи, старая безумица, еще накличешь беду, – перебила ее Гертруда.
– Да, вот будет забава… это смешно… У меня золотой крестик на шее… а другой в руке, я вырезала его ножницами из кожи… Взгляните… Повсюду кресты… Нужно, чтобы непременно крест… Нужно хорошенько уснуть.
– Да заткнешься ты или нет? – воскликнула Гертруда и отвесила сестре оплеуху.
– Ладно… ладно… но они тебя тоже ударят, я вижу, они прячутся…
Тропинка, вначале довольно ухабистая, привела к плоскогорью, образованному скалами на западной стороне острова – более высокими, но не такими иззубренными и неровными. Деревья здесь попадались реже, дубы изогнулись от постоянного ветра с моря.