И, не дожидаясь ответа, старик отбросил свою клюку и принялся с необычайной ловкостью откалывать неистовые и фантастические коленца. Зрелище было невероятно комичное: согбенный старик подпрыгивал и вертелся, размахивал руками, выкидывал ноги из-под хитона то вправо, то влево, борода его повторяла все повороты тела, а хриплый голос объявлял па одно за другим:
– Шаг Старого Друида, или Отрада Юлия Цезаря! Оп!.. Танец священной омелы, в просторечии называемый просто па-д’омела!.. Вальс змеиных яиц на музыку Плиния… Оп! Оп! Что за линия!.. «Ворская», или «Танго Тридцати Гробов»!.. Гимн Алого пророка! Аллилуйя! Слава пророку!
Старец еще несколько минут продолжал свои неистовые прыжки, а потом вдруг резко остановился перед Ворским и без тени улыбки сказал:
– Ладно, хватит болтать. Поговорим серьезно. Мне поручено вручить тебе Божий Камень. Теперь, когда я тебя убедил, ты готов получить товар?
Трое сообщников вконец оторопели. Ворский не знал, что ему делать, будучи не в силах понять, что это за престранная личность.
– Да чего вам от меня надо?! – со злостью вскричал он. – Чего вы хотите?
– Как это – чего я хочу? Да я же только что сказал: вручить тебе Божий Камень.
– Но по какому праву? Кто вас уполномочил?
Старый Друид закивал:
– А, теперь я понял. Все идет не так, как ты предполагал. Ты ведь явился сюда трепещущий, гордый и счастливый, что сделал свое дело. Ну посуди сам: за тобой – начинка для тридцати гробов, четыре распятые женщины, кораблекрушения. У тебя руки по локоть в крови, а карманы полны злодейств. Это ведь все не шуточки, так что ты ждал торжественного приема с официальной церемонией, человеческими жертвоприношениями, звуками фанфар, античным хором, процессией священников, ученых и бардов с дароносицами в руках – короче говоря, всяких фиглей-миглей, истинных галльских увеселений! А вместо этого – какой-то дурацкий Старый Друид, который дрыхнет себе в углу и без обиняков предлагает тебе принять товар. Какой провал, судари мои! Но что тут скажешь: каждый делает что может и в соответствии со средствами, которыми располагает. Я, Ворский, в золоте не купаюсь и уже потратил на тебя, если не считать платы за стирку нескольких белых хитонов, тринадцать франков сорок сантимов, которые отдал за бенгальские свечи, фонтаны пламени и ночное землетрясение.
Внезапно все поняв, Ворский содрогнулся:
– Что вы такое говорите? Как? Это были…
– Ну конечно это был я! А ты кого бы хотел? Святого Августина? Или, может, ты ожидал божественного вмешательства и решил, что вчера вечером боги послали на остров архангела в белом хитоне, чтобы тот проводил тебя к дубу с дуплом? Право, Ворский, это уж слишком.
Ворский сжал кулаки. Значит, человек в белом, за которым он носился накануне, – не кто иной, как этот обманщик!
– Ну вот что! – прорычал он. – Я не очень-то люблю, когда мне дурят голову!
– Дурят голову? – воскликнул старик. – Хорошенькое дело! А кто вчера гонял меня, словно дикого зверя, так что я чуть дух не испустил? А кто всадил две пули в мой хитон номер один? Ну ты и субчик! Что ж, будет мне впредь наука! Вот не стоит всякой ерундой заниматься!
– Ну хватит, хватит, – проговорил вконец измученный Ворский. – Довольно! Последний раз спрашиваю: чего вам от меня нужно?
– Я уже устал тебе объяснять. Мне поручено передать тебе Божий Камень.
– Кем поручено?
– Да понятия не имею! Просто я всегда знал, что в один прекрасный день на Сареке появится некий Ворский, немецкий принц, который сразит тридцать жертв, и, когда тридцатая испустит последний вздох, я должен буду дать сигнал. Ну и поскольку я обязан был выполнить это поручение, то я и подготовил все, что нужно: купил в Бресте в скобяной лавке две бенгальские свечи по три франка семьдесят пять сантимов штука и несколько превосходных петард, а в назначенный срок залез на свой наблюдательный пункт со свечой наготове. Когда ты проорал с дерева: «Она умерла! Она умерла!», я решил, что момент настал, зажег бенгальские свечи и с помощью петард устроил землетрясение. Вот и все. Теперь ты все знаешь.
Сжав кулаки, Ворский двинулся на старика. Многословие Старого Друида, его несокрушимое спокойствие, краснобайство, насмешливый тон – все это вывело Ворского из себя.
– Еще одно слово, и я тебя прикончу! – заорал он. – С меня хватит!
– Тебя зовут Ворский?
– Да, и что дальше?
– Ты немецкий принц?
– Да, да, и что же?
– Ты сразил тридцать жертв?
– Да, да, да!
– Стало быть, ты тот, кто мне нужен. Я должен вручить тебе Божий Камень и вручу, чего бы мне это ни стоило. Уж таков я! Можешь теперь подавиться своим волшебным камнем!
– Да плевать я хотел на Божий Камень! – затопав ногами, взвыл Ворский. – И на тебя мне плевать! Никто мне не нужен. Божий Камень! Да он уже у меня!
– Ну-ка, покажи.
– А это, по-твоему, что? – осведомился Ворский, доставая из кармана шарик, найденный в ручке жезла.
– Это? – с удивлением переспросил старик. – Откуда ты это выудил?
– Из ручки скипетра, которую мне пришло на ум отвинтить.
– И что же это такое?
– Кусочек Божьего Камня.
– Ну ты и болван!
– А по-твоему, что это?
– Это? Пуговица от штанов.
– Что-что?
– Пуговица от штанов.
– Откуда ты знаешь?
– Пуговица от штанов с отломанным ушком, какими пользуются негры в Сахаре. У меня есть еще одна такая же.
– Да откуда ты знаешь, черт бы тебя подрал?
– Я сам ее туда положил.
– Зачем?
– Вместо драгоценного камня, стянутого Магенноком, – того самого, что обжег ему руку так, что ее потом пришлось отрубить.
Ворский умолк. Он ровным счетом ничего не понимал. Он не знал, что ему делать и как себя вести с этим странным человеком.
Старый Друид подошел и нежно, отеческим тоном проговорил:
– Нет, дружок, без меня ты отсюда не выйдешь. Только у меня есть ключ, только мне известно волшебное слово. Почему ты колеблешься?
– Я вас не знаю.
– Дитя мое! Если бы я предложил тебе что-нибудь непорядочное, несовместимое с твоими понятиями о чести, тогда мне были бы понятны твои сомнения. Но мое предложение не может задеть даже самую щепетильную совесть. Ну что, согласен? Нет? Великий Тевт! Что же тебе еще нужно, о недоверчивый Ворский? Может, чудо? Господи, да чего ж ты раньше не сказал? Я ж могу творить их сколько влезет! Угощаясь каждое утро чашечкой кофе с молоком, я делаю маленькое чудо. Подумай только: Старый Друид пьет кофе! Да у меня лавочка битком набита всякими чудесами, даже сесть некуда. Что ты предпочитаешь? Воскрешающие лучи? Или лучи для роста волос? А может, лучи для угадывания будущего? Что угодно – на выбор. Да вот, кстати: в котором часу тридцатая жертва испустила последний вздох?
– Откуда я знаю!
– В одиннадцать пятьдесят две. Ты так разволновался, что в этот миг у тебя стали часы. Посмотри-ка!
Это была какая-то нелепость. Потрясение, вызванное сильными переживаниями, никак не может отразиться на часах переживающего. Однако Ворский, сам того не желая, вытащил часы: они показывали одиннадцать пятьдесят две. Он попробовал было их завести, но увидел, что часы сломались.
Не давая ему опомниться, Старый Друид продолжил:
– Ты изумлен, да? А между тем для мало-мальски знающего друида это пустяк. Друид видит невидимое. Более того, он, если нужно, может сделать это видимым. Ворский, хочешь увидеть то, чего не существует? Как тебя зовут? Я не имею в виду твою фамилию – Ворский, я имею в виду твою настоящую фамилию – фамилию твоего папочки.
– Об этом – ни слова, – прошипел Ворский. – Эту тайну я не раскрою никому.
– Тогда зачем ты ее записал?
– Я ее не писал.
– Ворский, фамилия твоего папочки записана красным карандашом на четырнадцатой странице записной книжки, которая у тебя с собой. Посмотри.
Машинально, словно автомат, движения которого направляются чужою волей, Ворский достал из внутреннего кармана жилета бумажник, в котором лежала тетрадочка из сшитых вместе чистых листков. Дойдя до четырнадцатой страницы, он с неописуемым ужасом пробормотал:
– Но это невозможно! Кто это написал? И вам известно, что здесь написано?
– Доказать?
– Нет-нет, ни слова! Я запрещаю…
– Как хочешь, старина. Я только хотел, чтоб ты понял. А мне это ничего не стоит! Когда я начинаю творить чудеса, то не знаю удержу. А, вот еще забавная штука! Ты ведь носишь под рубахой медальон на серебряной цепочке?
– Ношу, – с лихорадочно горящими глазами ответил Ворский.
– И он пуст, там сейчас нет фотографии, которую ты носил в нем прежде?
– Да. Там был портрет…
– Твоей матери, знаю, и ты его потерял.
– Потерял… В прошлом году.
– Точнее, считаешь, что потерял.
– Вот еще! Медальон же пуст.
– Ты считаешь, что он пуст. Это не так. Взгляни-ка.
Вытаращив глаза, Ворский так же механически расстегнул пуговицу и потянул за цепочку. Появился медальон. В круглой золотой рамке виднелся женский портрет.
– Это она, она… – ошарашенно прошептал Ворский.
– Точно?
– Да.
– Ну и что ты обо всем этом скажешь? Никакой фальши, никакого жульничества. Старый Друид всегда в форме! Готов ли ты теперь следовать за ним?
– Готов.
Ворский сдался. Этот человек его покорил. Суеверность Ворского, его атавистическая вера в таинственные силы, вся его беспокойная и неуравновешенная натура вынуждали его к безусловному повиновению. Недоверие в нем осталось, но оно уже не мешало ему подчиниться. Он спросил:
– Это далеко?
– Рядом. В большой гостиной.
Отто и Конрад, вконец опешив, молча слушали этот диалог. Конрад попробовал было что-то возразить, но Ворский оборвал его:
– Если ты боишься, проваливай. Однако… – с нажимом добавил он, – однако мы пойдем с револьверами наготове. При малейшей опасности стреляй.
– Стрелять в меня? – насмешливо поинтересовался Старый Друид.
– Мы выстрелим в любого врага, будьте покойны.