Франсуа бросился ей в объятия. Вероника лишь молча сдерживала рыдания.
Перед ними сидел Дело-в-шляпе, который бил по воздуху лапами и смотрел на них, чуть склонив голову набок.
– Мама, – проговорил Франсуа, – дон Луис здесь.
Она пожала руку дону Луису и долго ее не отпускала, а Франсуа тем временем твердил:
– Вы спасли маму… Вы нас спасли…
Дон Луис перебил его:
– Хочешь сделать мне приятное, мой маленький Франсуа? Тогда не благодари меня. Если же тебе обязательно нужно выразить кому-то благодарность, вырази ее своему псу. По его виду не скажешь, что он сыграл в этой драме важную роль. Но в отличие от преследовавшего вас негодяя, он был вашим добрым гением – скромным, умным, простым и молчаливым.
– К вам это тоже относится.
– О нет, я не отличаюсь ни скромностью, ни молчаливостью и именно за эти качества люблю Дело-в-шляпе. Пошли, Дело-в-шляпе, хватит тебе служить. Иначе ты рискуешь провести здесь ночь, ведь мать с сыном проплачут вместе не один час.
Глава восемнадцатаяБожий камень
«Хрустальная Пробка» двигалась в надводном положении. Дон Луис вел беседу в окружении Стефана, Патриса и Дела-в-шляпе.
– Ну и негодяй этот Ворский! – бросил он. – Я много повидал всяких чудовищ, но такого, как он, не приходилось.
– Но в таком случае… – вмешался Патрис Бельваль.
– Что «в таком случае»? – переспросил дон Луис.
– Я возвращаюсь к тому, что уже говорил. Вы держали в руках чудовище и отпустили его! Не говоря о том, что это безнравственно, подумайте, сколько зла он еще может натворить, и обязательно натворит. Вы берете на себя тяжелую ответственность – я имею в виду те преступления, которые он совершит.
– Вы придерживаетесь того же мнения, Стефан? – спросил дон Луис.
– У меня еще не сложилось мнение на этот счет, – отозвался Стефан. – Ведь чтобы спасти Франсуа, я был готов на любые уступки. Но все-таки…
– Все-таки вы предпочли бы, чтобы мое решение оказалось иным?
– Признаюсь, да. Пока этот человек жив и на свободе, госпожа д’Эржемон и ее сын будут постоянно под угрозой.
– Но какое решение? За немедленное освобождение Франсуа я обещал ему свободу. По-вашему, я должен был пообещать ему только жизнь и отдать его в руки правосудия?
– Возможно, – согласился капитан Бельваль.
– Допустим. Но в этом случае правосудие произвело бы расследование и в конце концов установило бы, кто этот тип на самом деле, и тем самым воскресило бы мужа Вероники д’Эржемон и отца Франсуа. Вы этого хотите?
– Нет! Нет! – живо возразил Стефан.
– И вправду нет, – признал несколько смущенно Патрис Бельваль. – Нет. Это не лучшее решение. Но меня удивляет, почему вы, дон Луис, не нашли самого верного решения, которое удовлетворило бы всех нас.
– Было еще только одно решение, – отрезал дон Луис Перенна, – только одно.
– Какое?
– Смерть.
Воцарилось молчание.
Наконец дон Луис заговорил снова:
– Друзья мои, я объединил вас в трибунал вовсе не ради забавы. Вы считаете, что обсуждение завершено и с ним закончилась ваша роль судей. Это не так: трибунал еще не закрыл свое заседание. Поэтому я прошу вас ответить с предельной откровенностью: считаете ли вы, что Ворский заслужил смерть?
– Да, – твердо сказал Патрис.
Стефан подтвердил:
– Да, несомненно.
– Друзья мои, – продолжил дон Луис, – ваш ответ прозвучал недостаточно серьезно. Прошу вас дать его как положено и по всей совести, как будто перед вами находится обвиняемый. Повторяю: какого наказания заслуживает Ворский?
Стефан и Патрис подняли руку и по очереди произнесли:
– Смерти.
Дон Луис свистнул. Появился один из марокканцев.
– Принеси два бинокля, Хаджи.
Когда бинокли были принесены, дон Луис предложил их Стефану и Патрису.
– Мы отошли от Сарека не больше чем на милю. Посмотрите в сторону мыса, лодка уже должна быть в море.
– Верно, – через несколько секунд подтвердил Патрис.
– Вы тоже ее видите, Стефан?
– Да, но только…
– В чем дело?
– В ней только один пассажир.
– И в самом деле один, – согласился Патрис.
Друзья отложили бинокли, и один из них произнес:
– Убежал только один. Скорее всего, Ворский. Должно быть, убил своего сообщника Отто.
Дон Луис насмешливо возразил:
– Если только Отто не убил его.
– Почему вы так думаете?
– Как – почему? Вспомните, что предсказали Ворскому в молодости: «Твоя жена погибнет на кресте, а ты умрешь от руки друга».
– Не думаю, что одного предсказания достаточно.
– У меня есть и другие доказательства.
– Какие же?
– Друзья мои, это одна из последних задач, которые нам предстоит решить вместе. А вот еще одна: каким образом, по-вашему, я подменил Веронику д’Эржемон Эльфридой Ворской?
Стефан покачал головой:
– Признаюсь, я этого не понял.
– А ведь все так просто! Когда в гостиной какой-нибудь господин показывает вам фокусы или угадывает ваши мысли, вы говорите себе, что, мол, за этим кроется какая-то хитрость, у фокусника есть помощник, верно? Скажите то же самое про меня, и вы будете недалеки от истины.
– Как! У вас был помощник?
– Ну разумеется.
– Но кто же он?
– Отто.
– Отто? Но вы не отходили от нас! Когда же вы умудрились с ним договориться?
– А как я мог добиться удачи без его помощи? В сущности, в этом деле у меня было два сообщника – Эльфрида и Отто, и оба они предали Ворского: одна – из чувства мести, другой – из страха и алчности. Когда вы, Стефан, заманили Ворского подальше от Дольмена Фей, я вплотную взялся за Отто. С помощью нескольких банкнот и обещания, что он выйдет сухим из воды, соглашение было достигнуто очень быстро. К тому же я сообщил ему, что Ворский забрал себе принадлежавшие сестрам Аршиньа пятьдесят тысяч франков.
– А это вы откуда знали?
– От моего помощника номер один – Эльфриды. Пока вы занимались Ворским, я продолжал потихоньку ее расспрашивать, и она в нескольких словах рассказала мне все, что знала о его прошлом.
– Так вы видели Отто всего один раз?
– Нет. Два часа спустя после смерти Эльфриды и фейерверка в дубе с дуплом у нас с ним состоялся второй разговор, под Дольменом Фей. Ворский спал, одурманенный спиртным, а Отто стоял на часах. Вы же понимаете, я не мог упустить такую возможность поближе познакомиться с делом и пополнить свои знания о Ворском теми сведениями, которые Отто в течение двух лет собирал о своем патроне, коего он ненавидел. После этого он разряжает револьверы Ворского и Конрада, вернее, вынимает из патронов пули, а гильзы оставляет на месте. Затем отдает мне часы и записную книжку Ворского, а также пустой медальон и фотоснимок матери Ворского, который стянул несколько месяцев назад. Все это пригодилось мне на следующий день, когда я разыгрывал перед Ворским чародея в склепе, где он на меня наткнулся. Вот так мы с Отто и сотрудничали.
– Ладно, – отозвался Патрис, – но вы ведь все же не просили его убивать Ворского?
– Конечно нет.
– Тогда откуда мы будем знать?..
– Неужели вы думаете, что Ворский не догадался под конец о нашем сговоре, который столь явно способствовал его поражению? И не думаете ли вы, что господин Отто не предусмотрел такой возможности? Уж будьте уверены, сомнений тут быть не может: получив свободу, Ворский тут же уничтожил бы своего соратника – как для того, чтобы отомстить, так и с целью забрать у того пятьдесят тысяч франков сестер Аршиньа. Но Отто должен был его опередить. Привязанный к дереву, Ворский бессилен что-либо сделать и представляет собою легкую добычу. Должно быть, Отто его ударил. Но я пойду даже дальше. Отто, по натуре трус, наверное, обошелся и без применения силы. Он просто оставил Ворского привязанным к дереву. И таким образом, кара настигла злодея. Ну что, друзья мои, теперь вы удовлетворены? Ваше чувство справедливости утолено?
Патрис и Стефан молчали, пораженные страшной картиной, которую нарисовал перед ними дон Луис.
– Да полно вам, – проговорил он, смеясь. – Выходит, я был прав, что не заставил вас вынести приговор там, когда мы сидели под дубом, прямо в лицо живому человеку! Я вижу, что, сделай я это, оба моих судьи несколько оробели бы.
Да и третий судья тоже, не правда ли, Дело-в-шляпе? Ты ведь у нас такой чувствительный и ранимый! Да и я такой же, друзья мои. Мы не из тех, кто выносит приговоры и карает. Но все же поразмыслите о том, что собою представлял Ворский, с изощренной жестокостью убивший тридцать человек, и поздравьте меня с тем, что в конечном итоге в качестве судьи я выбрал слепой рок, а в качестве исполнителя приговора – негодяя Отто. Да свершится воля Господня!
Скалы Сарека на горизонте становились все меньше и меньше. Наконец они совсем исчезли в туманной мгле – там, где море сливается с небом.
Трое мужчин хранили молчание. Все они думали о мертвом острове, разоренном одним безумцем, о мертвом острове, где скоро какой-нибудь путешественник обнаружит следы таинственной и необъяснимой драмы: выходы из подземелья, сами подземелья с «пыточными клетями», зал Божьего Камня, склепы, труп Конрада, труп Эльфриды, скелеты сестер Аршиньа, а наверху, подле Дольмена Фей, где высечено пророчество о тридцати гробах и четырех крестах, – массивное тело Ворского, одинокое, жалкое, раздираемое на куски воронами и ночными птицами…
Небольшой домик в окрестностях Аркашона, в прелестной деревушке Мулло, где сосны спускаются прямо к берегу залива.
Вероника сидит в саду. Неделя отдыха и счастья вернула свежесть ее прекрасному лицу и усыпила дурные воспоминания. Она с улыбкой смотрит на сына, который, стоя неподалеку, слушает и расспрашивает дона Луиса Перенну. Иногда она бросает взгляд на Стефана, и в их глазах вспыхивает нежность.
Видно, что между ними, благодаря привязанности, которую оба они испытывают к мальчику, образовались тесные узы, делающиеся еще крепче от тайных мыслей и еще неявных чувств молодых людей. Ни разу не напомнил ей Стефан о признаниях, сделанных им в подземелье под Черными Песками. Но Вероника о них не забыла, и глубокая признательность, питаемая ею к воспитателю сына, смешивается у нее в душе с особым волнением и трепетом, в которых она безотчетно находит некое очарование.