и они, кажется, обычных нимтокцев мужского и женского пола. Крылья у всех сложены за спиной, тела в просторных блузах и килтах перехвачены свободными перевязями, и позы вольные, непринужденные. Эти нимтокцы не строили из себя героев, они просто стояли компанией, не обращая внимания на окружение. Кто-то держал руки в карманах, кто-то пил из горнов. От них исходило чувство покоя. В слабом освещении представлялось, что золотая кожа светится изнутри. Гладкие клювы блестели. Мы, проходя у них под ногами, почувствовали себя малышами, пробравшимися на прием с коктейлями. Внутренняя деликатность заставляла всех понижать голос и ступать тихо, словно опасаясь потревожить огромных птиц. Мы уже столько навидались, что вряд ли бы кто удивился, если бы статуя вдруг ожила и замахнулась на нас крылом. Во всяком случае, Эддисон и Бернард особенно крепко сжимали винтовки, пока мы пробирались между когтистыми лапами гигантов.
– Это еще что? – шепотом спросил я.
Люси взяла меня за руку.
– Строители, – ответила она. – Строители и конструкторы этого судна, и еще те, кто задумал и возглавил экспедицию.
– Они наставили тридцатифутовых памятников самим себе?
Я невольно поднял брови. Повидал я честолюбцев на своем веку, но те являлись скромнягами рядом с нашими птичками.
– Это была их первая межзвездная экспедиция. – Люси крепче и настойчивей сжала мою ладонь. – Ничего подобного еще не бывало. Они выжгли ради нее большую часть своей экономики. Дошло до войн за ресурсы. Лидеры экспедиции вознамерились стать как фараоны. Они провозгласили себя воплощенными в смертных телах богами. Иначе не заставить было народ завершить проект.
Я оглядел каменные стены, вообразил мили пустынных коридоров и бессчетные голые пространства.
– Не сильно им это помогло, да?
– Их погубила гордыня, – улыбнулась Люси. – Они спали, когда разразилась война между разными группировками их последователей. После того как разнесли системы корабля, одних «богов» убили в их саркофагах, других порвала на части разъяренная толпа. Кое-кто из последних был предан и распят своей стаей. А в конце концов не осталось никого.
Она привстала на цыпочки, чтобы коснуться кончиками пальцев щиколотки ближайшей статуи, и сказала:
– Нимтокцы все равно почитают их как героев трагедии, а этот корабль – как чудо инженерии своей эпохи.
– Вот черт!
– А вы собирались вломиться сюда и разграбить все, что сумели бы унести.
– Да, собирались.
Люси пожала плечами и словно бы обратилась к возвышавшейся над нами фигуре:
– Похоже, не одних этих древних нимтокцев гордыня довела до беды.
Выбравшись из леса статуй, мы увидели перед собой провал широкой шахты.
– Ничего себе! – ахнула Эддисон. – Не меньше километра в глубину.
Люси все еще держалась за мою руку.
– Куда теперь? – спросил я.
– Наверх, – указала она пальцем. – Метров сорок.
Я задрал голову, чтобы заглянуть выше. Изогнутые стены шахты уходили в бесконечность.
Бернард остановился рядом со мной.
– Есть тут переходник, или лифт, или еще что? – спросил он.
Люси помотала головой:
– Нет, этот путь единственный.
– И как туда поднимались нимтокцы?
– Взлетали.
Бухгалтер сердито фыркнул:
– Ты, может быть, не заметила, но у нас крыльев нет. Маневровые ранцы мы бросили, и антигравитационными поясами не запаслись.
Люси съежилась от его обвиняющего тона, спряталась за меня, как напуганный малыш.
– Эй! – прикрикнула Эддисон. – Хватит, отвяжись от ребенка!
Бернард вызверился на нее. Щеки у него раскраснелись, а руки стиснули приклад винтовки. Я ждал, что он сейчас замахнется, но Бернард был не тот человек. Он просто прошагал назад по коридору и уселся спиной к стене, бормоча себе под нос.
– И вообще, – сказала ему вслед Эддисон, – будь у нас деньги на АГ-пояса, не пришлось бы ввязываться в такую дурацкую работу.
Глава 43Она Судак
Кинжальный флот делился со мной новостями. Со всей Общности шли известия о белых кораблях. Съемки с наружных камер перемежались сообщениями от непричастных сторон. Там, где армада палила, она била крепко и без пощады. На круглых стенах рубки я видела последствия баталий. Испаряющиеся с орбиты ракетные установки; немилосердно уничтоженные без предупреждения вооруженные торговые суда; военные верфи, превращенные бомбардировками в облака блестящих обломков; оборонительные орбитальные платформы, сметенные, как лесной пожар сметает сухие листья. И в голове у меня была одна мысль: «Хорошо». После тысячелетних войн и кровопролитий мы все-таки научимся вести себя как цивилизованные люди. Оружие, которым мы веками терроризировали сами себя – орудие деспотизма и массовых убийств, – наконец вырвали из наших рук.
Рядом со мной, разинув рот, смотрел те же передачи Алексий Бошняк. Раньше его не допускали в рубку. А теперь, попав сюда, он таращил круглые глаза за стеклами своих антикварных очков.
– Святая Луиза, – выговорил он, почесывая себе живот сквозь рубашку. – Это все сейчас происходит?
– Сигналы отображаются по мере приема.
– Ух ты… – Он покачал седеющей головой. – Одно дело – рассуждать о разоружении человечества, но совсем другое – когда это происходит у тебя на глазах.
Я стояла вольно, расставив ноги и сцепив руки за спиной. Медведеподобная аватара флота снабдила меня белоснежным мундиром без знаков различия и парой светлых кожаных сапог.
– Вы историк, – сказала я, – а перед вами – история в действии.
Бошняк откинулся на перила вокруг нашей платформы.
– Рехнуться можно, – прохрипел он, руки у него дрожали. – Господи, как же я надеюсь, что мы поступаем правильно.
Я поджала губы. Как раз сейчас на экране передо мной два мраморных корабля вырывали клочья из маленькой вооруженной луны на орбите запуганной, закабаленной планеты. Атака переплавила в светящийся шлак ускорители массы и ракеты, державшие население в рабстве, сожгла в куполах и бункерах сконструировавшую все это военную элиту.
– Позвольте, кое-что расскажу, – предложила я. – До службы во флоте я жила с матерью на маленькой ферме, мы держали коз. У нас почти не было современных удобств и связи с внешним миром. Воду брали из колодца, электричество давал ветряк, а еду мы готовили на решетке в камине. Я училась по осязаемым бумажным книгам, а не в информационной сети. Мать, досыта нахлебавшаяся конфликтов и бунтов во времена дележки земли корпорациями в начале две тысячи двести тридцатых, говорила, что забрала меня в горы, потому что не верит больше в способность человечества совладать с собственной техникой.
Я перевела дыхание. Бошняк молчал и явно не понимал, к чему я веду.
– Она считала, что люди глупы, – продолжала я. – Говорила, что они толкуют о высоких идеях, о мире, справедливости и равенстве, но, сколько ни корчат из себя умников, по-настоящему научились одному: эксплуатировать и убивать друг друга. Она видела причину, почему многие ищут веры в богов и спасителей. В глубине души они сознают, что, предоставленные самим себе, никогда не повзрослеют настолько, чтобы решить свои проблемы и осуществить идеи, за которые вроде бы так ратуют.
Закончив речь, я посмотрела, как на другом экране одиночный белый корабль столкнулся с тремя крейсерами внешников. Бой был коротким и яростным, а исход его с самого начала не вызывал больших сомнений.
– А что бы она сказала вот об этом? – Бошняк обвел рукой проекции на стенах. – Одобрила бы то, что мы тут делаем?
– Возможно, но вряд ли. Она меня никогда не одобряла.
– Мне почудилась некоторая горечь?
Усмехнувшись, я пожала плечами:
– Мы с ней не разговаривали с тех пор, как я ушла в первый рейс. Не знаю даже, жива ли она еще. Может, давным-давно свалилась с той горы.
Я замолчала, уже не заботясь, поймет ли Бошняк мои мысли.
На стенах вокруг нас свирепствовала война за мир.
Глава 44Сал Констанц
Мы решили добираться до «Неуемного зуда» челноком. На «Злой Собаке» он был новый – крепкий голубовато-серый бронированный аппарат для полетов в неблагоприятной среде. Его поставили на замену прежнему, погибшему при инциденте в Галерее. Сиденья внутри еще покрывала защитная пленка, и кабина челнока пахла новизной. Мы с Клэй сели перед панелью управления и подождали, пока «Собака» выкачает из ангара воздух.
Я, чтобы скоротать время, вызвала оставшегося в лазарете Престона:
– Ты все предусмотрел?
– Все сделано и в полном порядке, – подтвердил он. – К приему пострадавших готов.
– Не знаю, как скоро мы вернемся, но корабль будет с тобой на связи и предупредит о нашем возвращении.
– Есть. Капитан?
– Да?
– Не задерживайтесь слишком долго. После той «шуточки» в музее я не совсем уверен в «Собаке». И точно не хочу оставаться с ней наедине дольше необходимого.
Я боковым зрением заметила, как Клэй возвела глаза к небесам.
– Ты не один, – обратилась я к Престону, надеясь, что он не услышит в моем голосе улыбки. – С тобой Нод и малыши.
– Замечательно!
– Через несколько часов увидимся.
Я прервала связь. В ангаре уже установился вакуум. На потолке вращались красные предупреждающие лампочки.
– Черт, – буркнула Клэй, – пора бы уж мальчику подрасти и обзавестись яйцами.
– Да пусть его, – возразила я. – Он не так плох, если привыкнуть.
Альва, обернувшись ко мне, подмигнула:
– Это ты потому так рассуждаешь, что он таскается за тобой, не сводя грустных щенячьих глаз.
– Ничего он не таскается!
– Точно тебе говорю.
– Да ничего подобного, – разозлилась я. – Во всяком случае, мне это незаметно. Просто я чувствую себя перед ним виноватой.
– За что это ты чувствуешь себя виноватой?
– Ну, я ведь всадила шестидюймовую вольфрамовую пулю в лоб его старику.
– А, это да, – хмыкнула Клэй. – Но ведь папаша у него был психопат. Ты оказала миру услугу.