Мне еще следовало расчистить завал. Телепортироваться я опасался, так как не знал, куда попаду. Укрыв себя щитом, я подорвал бензобаки машин поблизости.
Образовался лабиринт из развалин, через который я и пополз. Странно, что тут все еще можно было дышать. Воздушные карманы становились у́же, но скоро расширились. Я сумел перебраться на проезжую часть по ту сторону от места взрыва. Вонь стояла невыносимая.
Остаток пути я проделал, натянув горловину свитера на лицо. Сменил магазин в Опусе на последний. Надо бы таскать их с собой побольше…
Передо мной нарисовалась стройная фигура в пиджаке. Меркуцио шагнул ко мне, целясь «береттой» в лицо. Он был покрыт сажей и кровью – явно чужой. Взгляд его горел решимостью, смешанной с кучей невысказанных вопросов. Видимо, это его естественное состояние, когда он не на людях.
Мне не хотелось стрелять. К тому же я совсем не знал, кто из нас быстрее.
– Ты так и не угадал, зачем я объявил на тебя охоту, – констатировал Меркуцио.
– А я не занимаюсь гаданием, – ответил я.
Меркуцио вытащил платок, медленно протер им глаза и щеку.
– Мне не дают покоя слова Бурелома, – сказал он. – С той самой нашей встречи в лесу.
– В лесу? Ты про наше коллективное побоище?
– А разве была другая встреча? – Стример чуть облизнул губы. – Косолапый тогда задал очень хороший вопрос, который мы так и не обсудили. Что случится, если нам в Версиане умереть?
– Перерождение, – пожал я плечами. – Всем же известно.
– Это для нормальных игроков. А мы монстры, пережившие обнуление. Что будет с нами?
Я молчал. И в самом деле неприятный вопрос. Нас же в игре быть не должно. Формально мы существовали, но на правах злостных читеров. Неизвестно, как игра в принципе должна была обрабатывать смерти высокоуровневых персонажей.
– И тебе это не дает спать? – спросил я.
– Что произойдет со мной после смерти в Версиане? Верно. Не дает.
– Мерк, ты постоянно создаешь упоротые ситуации. Вот как сейчас, например.
– Я любопытный, – осклабился Меркуцио. – Видишь ли, в любой игре смерть – часть игрового процесса. И мы, пока не попробуем, считай, играть не начинали. Может, мы все в Батискафах окажемся. Или наши учетки будут стерты. Или «Сиана», наконец, узнает о нашем существовании. Потому что…
Меркуцио скорчил гримасу, дернул головой, на миг отвел ствол «беретты» в сторону и выстрелил в стену. Пистолет вернулся в прежнее положение, целясь мне в переносицу.
– Узнает о существовании? – переспросил я, понимая, что Меркуцио меня уже не просто беспокоит, а откровенно пугает. Чем больше он знает, тем он опаснее. Но чем меньше – тем более он непредсказуем в своих догадках. – Понимаю, о чем ты, – сказал я.
– Со времен бета-теста с нами ни разу не связались разработчики. – Меркуцио хищно улыбался, но это были манеры хищника, загнанного в угол. – Никто не задал нам вопросов. Не было никаких комментариев от компании по поводу тех кошмарных суток. Это я еще могу понять. Тогда речь шла о куче программных багов и мелком казусе. Но события с Тимуром – это уже масштаб. Арбестер, я не верю, что ты не думал об этом. Наша компашка пресекла рейдерский захват внутриигровой администрации и должности стюарда, распорядителя всей Версианы. Случайно или нет, повезло или не повезло, но мы разгромили Тимура и вернули на место Камиллу. Знаешь, отчего меня капитально колбасит? Что никто из «Сианы» со мной не связался, пока не пришла пора обсудить чертов танец Шанталь. Вот это масштаб! Не то что какие-то Батискафы… Я усматриваю тут лишь одно объяснение. Что они связывались, но не со мной.
– И ты подумал на меня, – сделал я вывод.
– На тебя, на Джека, даже на красотку. – Кровь начала заливать глаза стримеру, но он уже не обращал внимания. – Я не верю, что никто не приглядывает за игрой. Не верю, что никто не знает. Мы слишком сильно наследили в Версиане. И слишком много на нас завязано. А я не люблю быть под колпаком.
– Меркуцио, ты с собой таскаешь повозку телевизионщиков, – напомнил я. – Ты сам добровольно заполз под этот колпак, и потому лучше продолжай жужжать. Если тебе так хочется послушать вопросы от «Сианы» – просто приди на фестиваль и поговори с первым, кого встретишь в башне. А если ты хочешь знать, что произойдет, если в Версиане умереть, – выстрели себе в голову. Или попробуй замочить меня из своей «беретты», прямо сейчас. – Я слегка повел Опусом. – Но предупреждаю, – добавил я. – Ответ ты действительно получишь. Может, не в той форме, в которой хотел. Но коли будешь дурить – смерть тридцатого тебя коснется точно.
Меркуцио долго смотрел на меня, пока не послышалось движение: по тоннелю поехали первые машины. Версиана начала постепенно зачищать следы вмешательства.
– Ладно, – сказал Меркуцио и опустил «беретту», пряча в кобуру под пиджаком. – Узнаю. Но не сегодня. И, кстати… – Уходя, он повернулся ко мне и произнес: – Ты не добрался до финиша.
– И что с того?! – крикнул я ему в спину.
– То, что ты проиграл пари. И танцевать с Шанталь буду я.
Он направился к выходу из тоннеля, нимало не стесняясь едущих машин. И по дороге растворялся, выходя из игры.
Я посмотрел на количество участников в группе и увидел лишь самого себя. Никто из Иммигрантов не выжил.
Получено очков талантов: 462.
Всего очков талантов: 1015.
Но меня это не радовало. Самый главный вопрос Меркуцио не выходил у меня из головы.
Действительно, как долго «Сиана» будет терпеть наше поведение?
Глава 21Раскрытые врата
Москва – непобедимый город. Сколько я себя помню, ее никому не удавалось покорить. Никто не зажал Москву в железном кулаке своей воли, никто не заставил работать на себя. Москва всегда и всех перемалывала. Любые планы, любые устремления – все проходило через строгий, суровый фильтр этого дышащего организма. Версиана являлась его тенью, сумеречной сестрой, которая, на первый взгляд, позволяла обмануть Москву, выпытать ее тайны, подсмотреть сокрытые дневники, навязать свою волю, использовать в своих целях. Но сейчас, глядя на башню «Доминион» в Москве и видя столпотворение игроков, я понимал, что снова переоценил себя. Не я первый, не я последний. Москва вела этот раунд, задавала правила игры, и под ее пятой я лишь презренный раб с манией величия.
Сумеречная сестра поиздевалась надо мной, выпотрошила и вернула на суд старшей.
Фестиваль начался неформально за несколько часов до положенного срока. Стихийное столпотворение у «Доминиона» было не хуже, чем на Арбате в день релиза, только, в отличие от того раза, сейчас здесь не было дома с трансляцией танцующей Шанталь. Подход Шанталь оказался куда более примитивным, и потому более действенным. Перед башней стояли десятки грузовиков с бесплатной раздачей еды. Играла музыка, ни разу не смелая и не затейливая, как если бы саунд лифтов в супермаркетах скакнул на несколько ступеней развития вперед. Ноты звучали из невидимых колонок в ветвях деревьев. Казалось, сам воздух освежился, хоть я и не имел представления, кто способен сотворить такое.
Толпа шумела, но без агрессии. Всюду царила блажь. Я не понимал, почему мне хочется сорвать с себя одежду, усесться на землю и раскачиваться. Вроде бы в воздухе ничего не распыляли. «Сиане» это не требовалось. Все, что ей требовалось для достижения эффекта, – просто быть.
Я понимал, что это место, где компания меня обошла. Обошла всех нас. «Сиана» была частью Москвы и научилась у этого города красивой подаче себя самой. Все это время, что существовала игра, начиная от анонса, продолжая ранней альфа-версией и заканчивая месяцем на релизе – никто и никогда не видел людей из компании-разработчика. Мы не знали имен создателей, не читали интервью, не видели лиц. «Сиана» оставалась обезличенной компанией, словно ее не существовало. Каменным безликим идолом. Казалось, этот идол никогда не обнажит лица. Но сегодня организация вышла из тени – величественно, грамотно, смело. Так, словно многие десятки лет вращалась на самых верхах медиа-индустрии.
Я не знал, куда ведет план Джека. Что бы мы ни задумывали, сегодня стало очевидно, что «Сиана» – это колосс, который шагает вперед, на обращая внимания на мелюзгу. Все, что мы с Джеком можем, – присосаться и чувствовать, как нас разносит. В этом смысле нам не дано на что-то повлиять.
Посему я и сам не был уверен, в каком качестве пришел сюда.
Башня «Доминион» била в небо фиолетовыми прожекторами. Огненные кривые линии расходились от здания, выписывали рисунки на дороге в радиусе доброй сотни метров. Огни в окнах говорили о том, что внутри что-то происходит, и на всех этажах сразу. Скоро двери должны открыться. Я не сомневался, что оттуда польется очищающий свет. Обогреет ли он меня? Или испепелит?
Ясно одно: сегодня здесь будет танцевать Шанталь. Танцевать с Меркуцио. И я должен буду создать арт-объект с ним вместо Джека. С первого раза, без тренировки.
«Сиана» выкатила в зомбинет полную программу мероприятия. Танец состоится через пару часов после открытия. Он не станет вступительным номером. Скорее, экватором, словно показывая, что отныне Шанталь Делаж-Дебюсси не является единственным лицом Версианы. Безусловно, самым прекрасным – но уже не единственным.
Я только поймал себя на мысли, что мне лично совсем не интересны рожи разработчиков игры, не говоря уже о промежуточных боссах. Даже если это одни и те же люди.
По идее, сейчас я должен находиться дома, смотреть трансляцию по телевизору и быть готовым вот-вот прыгнуть в костюм, чтобы не пропустить начало танца. Но тогда «Сиана» растоптала бы меня без шанса восстановиться. Я обязан был пересилить себя, прийти сюда во плоти, своими ногами, встретиться с «Сианой» лицом к лицу. Застать хотя бы первый час открытия. Быть при деле.
Пока взаимодействие со всем этим было в виртуале – Лимитчик Арбестер справлялся с переменным успехом. Развиртуализация – совершенно другая игра нервов. Я должен был знать, сумею ли справиться со смятением и прийти сюда лично. И потому я пришел. Но чувствовал, что проигрываю. Мне было плохо здесь одному. Шанталь где-то уже в здании, готовится к открытию. Она не предупреждала, чтобы я ей не звонил, но я бы и не стал. Шанталь знает, что там, в стенах. Я не знаю. Понимал, что, как только откроются двери и начнут запускать народ, – я зайду со всеми. В этом сражении мне не отстояться на вершине холма. Я должен показать себе и городу, что не боюсь. Хотя я боялся.