По пути к Луносвету и тому, что лежит позади, Артас то и дело искоса поглядывал на нее – следил, наблюдал. И вот однажды, глядя, как его войско, частью коего против собственной воли стала теперь и она, неуклонно движется вперед, оставляя за собой мертвую землю, Сильвана явственно услышала:
«Во славу мою будешь служить ты, Сильвана. Для блага мертвых возьмешь на себя тяжкий труд. Только повиновения отныне будешь ты жаждать. Артас – любимый и первый из моих рыцарей смерти. Вечно он будет править тобой, и в этом найдешь ты счастье».
При виде ее содрогания Артас улыбнулся.
Там, у врат в Кель’Талас, когда Сильвана впервые увидела Артаса во главе армии нежити, а дивная земля за ее спиной еще была чиста и не знала прикосновения смерти, ей казалось, будто она презирает его; когда его прислужники начали истреблять ее людей, дабы превратить их в безжизненных кукол, когда он пронзил ее одним ударом чудовищного рунического меча, она полагала, что ненавидит его; но все это было вздором в сравнении с тем, что почувствовала она в эту минуту. Свечой в сравнении с солнцем. Шепотом в сравнении с воплем банши.
– Никогда, – твердо сказала она голосу в голове. – Да, Артас управляет моими поступками, однако воли моей ему не сломить.
Ответом ей был лишь гулкий холодный смех.
Армия нежити шла вперед, миновала деревню Легкий Ветерок и Восточное святилище и остановилась только у врат Луносвета.
Здесь Артас выступил вперед и заговорил. Казалось бы, никакой голос не может разноситься столь далеко, однако Сильвана знала: его слова слышны в каждом уголке столицы.
– Жители Луносвета! Я предоставил вам все возможности сдаться, но вы упорно отказывались. Знайте же: сегодня всей вашей расе и всему ее древнему наследию настанет конец! В прекрасную столицу эльфов пришла сама смерть!
Ее, Сильвану Ветрокрылую, предводительницу следопытов, вели впереди всех, дабы наглядно показать непокорным, что ждет их, если они не сдадутся. Нет, жители Луносвета не сдались, и Сильвана, пусть даже вынужденная служить своему темному повелителю, горячо любила их за это.
Так он и пал – этот блестящий, дивный город. Под натиском армии нежити (Сильвана слышала, как Артас с противоестественной нежностью называет ее Плетью) все его великолепие обратилось в руины. Убитых Артас, как и прежде, поднимал, пополняя ими свои ряды, и если бы у Сильваны все еще имелось сердце, оно непременно разорвалось бы при виде великого множества друзей и любимых, в бездумном повиновении ковыляющих рядом. Нежить прошла через всю столицу, разделив ее надвое отвратительным багряно-черным шрамом, а павшие жители города поднимались на ноги и, кто – с проломленным черепом, кто – волоча за собою кишки, шаркая подошвами, двигались следом.
Сильвана надеялась, что пролив, отделяющий Луносвет от острова Кель’Данас, окажется для Артаса непреодолимой преградой, и поначалу ей показалось, будто надежды сбылись. Натянув поводья, Артас остановил коня, устремил взгляд на солнечные блики поверх водной глади и наморщил лоб. С минуту сидел он верхом на своем волшебном скакуне, задумчиво хмуря белые брови.
– Пролива трупами не замостить, – злорадно заметила Сильвана. – Во всей столице жителей не хватит. Тут и конец твоему походу, Артас, и неудача твоя греет мне душу.
В ответ на это существо, некогда бывшее человеком, и, по всеобщему мнению, человеком добрым, обернулось, улыбнулось ее дерзкой насмешке – и вновь Сильвану скрутил приступ невыносимой боли, и вновь с ее призрачных губ сорвался душераздирающий крик.
Артас сумел решить и эту задачу.
Он бросил вперед, к кромке воды, Ледяную Скорбь, едва ли не с восхищением глядя, как меч вращается в воздухе и острие его вонзается в песок.
– Ледяная Скорбь говорит…
Сильвана тоже услышала его – голос Короля-лича, исходящий от нечестивого оружия, и замерла от изумления. Вода, омывавшая лезвие, украшенное вязью рун, прямо на глазах начала обращаться в лед – в лед, по которому смогут пройти на ту сторону и мертвое воинство, и боевые машины.
Артас лишил ее жизни, отнял у нее любимый Кель’Талас, Луносвет, а затем, перед последним своим злодеянием, сразил и ее короля.
Жители Кель’Данаса сопротивлялись – сопротивлялись изо всех сил. Когда путь Артасу заступил Анастериан, его огненная магия нанесла ледяному мосту рыцаря смерти немалый урон, но Артас быстро пришел в себя. Сдвинув брови, он яростно сверкнул глазами, обнажил Ледяную Скорбь и устремился к королю эльфов.
Сильвана отчаянно, от всей души надеялась, что Анастериан сумеет одолеть Артаса, однако прекрасно понимала: надеждам сбыться не суждено. На плечах короля тяжким грузом лежали три тысячи лет, а его длинные волосы, ниспадавшие едва ли не до пят, выбелила не темная магия, но само время. В прошлом он был могучим воином и до сих пор оставался могучим магом, но новое призрачное зрение позволяло разглядеть его немощь, незаметную в те времена, когда в жилах Сильваны еще струилась горячая кровь. Однако старый король не дрогнул перед врагом. В одной руке он сжимал древний меч по имени Фело’мелорн, то есть, Огненный Столб, в другой же – посох, увенчанный сияющим магическим кристаллом великой силы.
Артас нанес удар, но Анастериана на пути несущегося вперед скакуна уже не было. С непостижимой быстротой, незаметно даже для Сильваны, он припал на колено, взмахнул Фело’мелорном и подсек передние ноги коня, начисто отрубив их обе. Пронзительно заржав, конь рухнул наземь, увлекая за собой седока.
– Непобедимый! – вскричал Артас, потрясенно глядя на неупокоенного коня, корчащегося на земле в безуспешных попытках подняться.
Сей боевой клич показался Сильване странным: ведь Анастериан только что получил немалое преимущество.
Обращенное к эльфийскому королю, лицо Артаса исказилось от боли и неприкрытой ярости. В эту минуту он выглядел почти как человек – как человек при виде страданий любимого существа. Поднявшись на ноги, он встревоженно оглянулся на коня, и в голове Сильваны на миг вспыхнула шальная мысль: «А вдруг?.. А вдруг?..»
Однако Сильвана с самого начала понимала: нет, древнему эльфийскому оружию никогда, ни за что не сравниться с легендарным руническим мечом. Клинки скрестились, лязгнула сталь, обломок Фело’мелорна, бешено вращаясь в воздухе, отлетел прочь, и Анастериан упал, а Ледяная Скорбь замерцала, вытягивая и пожирая его душу, подобно многим другим.
Поверженный старый король безжизненно распростерся на льду в луже собственной крови, укрытый длинными белыми волосами, словно саваном. Не удостоив его и взгляда, Артас бросился к неупокоенному коню, приладил на место отсеченные ноги и нежно погладил их. В ответ на хозяйскую ласку конь поднялся, заплясал на месте, ткнулся мордой в его плечо.
Да, Сильвана понимала, что от этого пострадают те, кого она любит и после смерти, но не смогла совладать с собой – слишком тяжел оказался груз боли, страданий, и жгучей ненависти к Артасу и всему им содеянному. Голова словно сама собой запрокинулась, руки распростерлись в стороны, рот приоткрылся, и из бесплотного горла вырвался вопль – прекрасный и в то же время ужасающий.
Разумеется, кричала она и прежде, не в силах терпеть причиняемых Артасом мук, но то была лишь ее собственная боль, ее собственное отчаяние. В этом крике… в этом крике звучало много большее. Горе, страдания – да, но на сей раз к ним прибавилась ненависть – неукротимая, всепоглощающая, безудержная. Миг – и к ее крику присоединился целый хор голосов: эльфы, один за другим, падали на колени, зажимая ладонями кровоточащие уши. Голоса их дрогнули, слова заклинаний сменились нечленораздельными возгласами, стонами, полными муки пополам с изумлением. Некоторые распростерлись на земле; вопль банши в куски ломал их доспехи, крушил кости, проникая сквозь плоть.
Даже Артас на минуту замер и обернулся, смерив ее оценивающим взглядом из-под сведенных воедино белых бровей. Сильване же больше всего на свете хотелось замолчать – замолчать, заглушить этот всесокрушающий крик, только игравший на руку тому, кого она ненавидела всей душой. Но вот крик под натиском боли пошел на убыль, и вскоре Сильвана, банши, бессильно умолкла.
– Да ты – превосходное оружие, – пробормотал Артас. – Хотя, возможно обоюдоострое… Знай: я буду следить за тобой в оба глаза.
Жуткое воинство двинулось дальше и без труда достигло плато. Здесь Артас истребил тех, кто охранял Солнечный Колодец, принудив к участию в бойне и Сильвану, а после, в довершение всех ужасов, обрушившихся на ее народ, прошествовал прямо к дивной лучезарной купели, питавшей кель’дорай силой многие тысячи лет. Рядом с Солнечным Колодцем стоял в ожидании эльф, и эльф этот был Сильване знаком.
Дар’Кхан Дратир… В груди закипела жгучая ярость. Так, значит, это он предал Кель’Талас! Значит, это его изящные, ухоженные руки обагрены кровью тысяч невинных еще сильнее, чем руки Артаса!
Золотистые – это Сильвана помнила – отсветы Солнечного Колодца озарили лицо Артаса, смягчая его черты, сообщая ему обманчивую, поддельную теплоту. Но вот он вывалил в воду содержимое изысканной, великолепной работы погребальной урны, и сияние Солнечного Колодца разительно изменилось. Струящийся из-под воды магический свет болезненно замерцал, закружился вихрем, а в центре этого вихря возникла…
Тень.
Несмотря на все то, что предстало перед ее взором в этот горестный день, несмотря на все, что сталось с нею самой, Сильвана оцепенела, не в силах поверить собственным глазам. Над оскверненным Солнечным Колодцем, воздев руки к небу, поднялся жуткий рогатый скелет. Зубы его скалились в жуткой ухмылке, пустые глазницы горели огнем. Грудь чудовищного создания обвивали тяжелые цепи, пурпурные одежды колыхались при каждом движении.
– Я возрожден, как и было обещано! Король-лич даровал мне вечную жизнь!
Выходит, все было только ради этого? Ради того, чтобы вернуть из небытия вот это, одно-единственное существо? Кровавая бойня, мучения, ужасы, осквернение несказанно драгоценной святыни – Солнечного Колодца, не говоря уж о жизненном укладе, что оставался неизменным тысячи лет и вот в считаные дни повергнут в прах… и все – только для этого?