– Труп вскрывали, органы вынимали… – Он сглотнул. – Я вынимал…
– В обморок грохнулся? – догадался я.
– Не это самое плохое, – передёрнул плечами книжник. – Я всё помню! Понимаешь? Только раз мертвослов и прочитал, а сегодня на потроха взглянул и – помню!
– Так это здорово же?
– Как знать…
Я остановился у крыльца и посмотрел на товарища.
– Слушай, а на кой чёрт тебя вообще в покойницкую отрядили?
Дарьян в ответ лишь руками развёл. Он присоединился к лакомившимся лепёшками ученикам школы Мёртвой руки, а я зашёл во флигель. На первом этаже дежурил какой-то молодчик в не слишком-то чистом белом халате, он вопросительно посмотрел на меня, я сказал:
– К магистру Первоцвету.
Молодой человек молча ткнул указательным пальцем в потолок.
По скрипучей лестнице я поднялся наверх, а там, несмотря даже на распахнутые окна в обоих концах коридора, сразу ощутил неприятный гнилостный запах. Двинулся по этажу, заглядывая во все двери подряд, и в одной из комнат наткнулся на пятёрку учеников школы Багряных брызг. Вид они имели бледный, да и лысоватый дяденька в белом халате тоже богатырским здоровьем не отличался – кожа его была болезненного желтоватого оттенка, запавшие глаза налились кровью. Невысокий, тщедушный. Дунь – упадёт.
То ли дело чернокожий здоровяк, пристёгнутый ремнями к хирургическому столу! На таком пахать и пахать! Наверное, и пахали бы, если б не жутко распухшее колено.
Врач откусил от булки в одной руке и приложился к бутылке с молоком в другой, затем резко бросил:
– Анатомический театр в подвале!
За время обучения в школе и в плавании я нахватался всяких умных слов, но о каком таком театре речь не понял, а потому протянул листок.
– У меня направление!
Ошибки не случилось, это и в самом деле оказался магистр Первоцвет. Он поставил бутылку на край стола, сунул булку в карман и, отряхнув ладони от крошек, ознакомился с содержимым листка, после чего задумчиво потеребил куцую бородёнку.
– Да у нас тут самородок, судари! – объявил магистр некоторое время спустя и указал на чернокожего антипода. – Прошу, коллега…
Юнцы из школы Багряных брызг начали давиться улыбками, но я не обратил на них никакого внимания – в конце концов, за море кого толкового не сошлют! – и обратился к Первоцвету:
– И каков… диагноз?
Дядечка погрозил мне худым пальцем.
– А это вы нам скажите, любезный!
Я присмотрелся к разбухшему колену антипода, потянул носом воздух, скривился и объявил:
– Порча!
Магистр дважды хлопнул в ладоши.
– Браво! – Он вытянул из кармана белого халата остаток булки и потребовал: – Так избавьте же от неё беднягу!
Мне ничего такого делать откровенно не хотелось.
– Не умею! Я даже не самоучка…
– Вот что, молодой человек! – резко оборвал меня магистр Первоцвет. – Лечить его попросту некому! Все мы за сегодняшний день слишком вымотались, чтобы рисковать откатом, берясь за этот случай. Сможем заняться им лишь завтра, но утром ногу будет уже не спасти, с тем же успехом можно отнять её прямо сейчас.
Я пожал плечами, нисколько не впечатлённый услышанным.
– Зато жив останется.
– Никто не станет держать на плантации одноногого раба! Калеку тут же продадут аборигенам, и те вырежут его сердце на вершине какой-нибудь из своих пирамид!
– Это разве законно?
– Мир жесток и несправедлив! Так возьмётесь или звать хирурга с пилой?
Чернокожего гиганта начала бить дрожь, я пожал плечами и закатал было рукава рубахи, но взглянул на разбухшее колено и передумал, снял её вовсе. Взамен надел кожаный фартук.
И плевать на оставленные плетью шрамы! Я – всего лишь Лучезар Серый, тут я себя за боярина не выдаю.
Немного поколебавшись, я прикрыл низ лица чистым полотенцем и затянул его углы на затылке. Подражая Граю, сполоснул под рукомойником ладони и подошёл к хирургическому столу. Отыскал кляп и потребовал:
– Открой рот! – Не дождался никакой реакции на свои слова и предупредил: – Либо зубы раскрошатся, либо язык себе откусишь.
Тогда чернокожий антипод позволил вставить в рот кляп и даже приподнял голову, давая завязать его ремешки.
– Похвальное человеколюбие! – прокомментировал мои действия магистр.
– Не люблю, когда кричат, – буркнул я и провёл над распухшим коленом ладонью.
Попытался ощутить черноту, фиолет или пурпур, но нисколько в этом не преуспел, тогда вытолкнул из себя малую толику небесной силы. Чернокожего гиганта передёрнуло, зато удалось уловить отклик чего-то не пурпурного, но весьма близкого к тому.
Багрянец? Он самый.
Тогда я взял кожаный ремень и перетянул им бедро пациента, закрутил, закрепил, а на вопрос магистра пояснил:
– Порча завязана на кровь, так она хоть немного ослабнет.
– Именно! – воскликнул Первоцвет. – Здешние тайнознатцы нам и в подмётки не годятся, но с красным диапазоном они работают мастерски. Кровь – вот их стихия! Если в Поднебесье куда чаще встречаются проклятия фиолетового спектра, то в этих землях безоговорочно главенствуют багрянец и пурпур. – Он прищурился. – А с каким аспектом привычней работать вам?
– С белым, – хихикнул один из учеников, но эту шутку никто не поддержал, да я и сам огрызаться не стал.
Ограничив кровоток, мне удалось лишь слегка ослабить порчу да сделать её чуть податливей, но и только. Теперь требовалось либо выжечь эту пакость, либо вытянуть. Выжигать – надёжно, но долго и больно, пациент мог и окочуриться, а вытянуть…
Я вновь толкнулся в колено энергией и снова ощутил едва уловимый отклик, попробовал настроиться на него, а когда из этого ничего не вышло, обратился к аргументу своего атрибута. Но напитывать небесной силой малую печать воздаяния не стал, лишь взял за основу её аспект – неспроста же Горисвет назвал аркан «Кипящей кровью клятвопреступника». Ключевое слово – «кровь»!
И порча клюнула на пурпур, присосалась к струйке энергии близкого ей аспекта, начала вбирать разложившуюся плоть и становиться чем-то большим нежели просто нематериальный аркан. Теперь при малейшем смещении моей ладони разбарабаненное колено слегка меняло свою форму, растянутая кожа грозила лопнуть от любого неосторожного жеста.
А лопнет – и всё, ногу уже не спасти. Оторвёт к чертям собачьим!
Я отставил в сторону правую руку, разделил силовые потоки, и в пальцах сама собой возникла металлическая рукоять ампутационного ножа.
– Удобно! – отметил медик.
Резать я ничего не стал, хватило одного-единственного укола, чтобы в кожаный фартук ударила струя гноя и гнилой крови. Вот тогда-то я порчу и подсёк. Сам не понял, как свил силовую нить в петлю, стянул ею не успевшее окончательно переродиться заклинание и выдернул его из тела. Сгусток чужой воли, энергии и разложившейся плоти забился, задёргался, но вмиг сгорел в пурпурном пламени, когда я сотворил воспламенение со смещением в аспект печати воздаяния.
И да – перекрасить белый цвет в нечто совсем иное оказалось легче лёгкого. Я его попросту замарал чем-то, давным-давно угнездившимся внутри и уже ставшим частью меня самого.
– Быстро! – резко прикрикнул магистр, проведя ладонью над коленом антипода. – Вскройте, вычистите всю дрянь, зашейте и залечите! – После глянул на меня: – Значит, пурпур?
Я отошёл к рукомойнику и взялся отмывать пальцы, а заодно и кожаный передник.
– Пурпур, – подтвердил, пытаясь перебороть рвотные позывы.
– Лучше бы, конечно, багрянец, но на безрыбье и рак – рыба, – вздохнул Первоцвет и скомандовал: – Да брось ты фартук! Одевайся и пошли!
Идти пришлось в приёмную главного врача. Там мне выправили патент лекаря третьего класса, дозволявший снимать порчу во всех владениях Южноморского союза негоциантов, но в первую очередь, конечно же, в Тегосе и его окрестностях. Вдобавок к нему выдали служебную бляху.
– Будешь являться сюда к шести утра и стажироваться до полудня. Раз в седмицу – выходной, но договариваться о конкретном дне надо загодя, – предупредил Первоцвет. – А на ночлег мы определим тебя… Мы тебя определим… А где заявки, а?
Он вопросительно поглядел на секретаря главного врача, и тот принялся рыться в забитых папками шкафах.
– Вы и на ночлег определяете? – удивился я.
– Ну а как же! Ты теперь круглые сутки на службе. За дневное дежурство будет капать целковый, за ночное – два. Поди, больше набегать станет, чем тебе по общей ставке причиталось?
– Больше, – признал я, – но не особо.
– Так это только голый оклад! – рассмеялся секратерь, плюхнув на стол папку в пару вершков толщиной. – Будет дюжина пациентов в день – пойдёт доплата. И дюжина – это с порчей третьей степени!
– Да для него эти степени пустой звук! – фыркнул магистр, выудил из папки стопку желтоватых листов и, зашелестев ими, снизошёл до пояснений: – Третья степень – это если порча только-только в теле угнездилась. Вторая – когда уже воспаление и отмирание тканей началось. Ну а первую при обширных повреждениях или поражении духа ставят. – Он оторвался от записей и посмотрел на секретаря. – Кстати! Запиши на меня ещё один случай второй степени.
– А проклятия? – уточнил я.
– Вне категории, штучная работа. – отозвался Первоцвет.
– Да! – встрепенулся я. – Мне во время плавания исходящий меридиан прожечь удалось! За очередную ступень возвышения какая-то доплата полагается?
Магистр отмахнулся.
– У тебя оклад все доплаты перекрывает. Хочешь – сходи во дворец правосудия на переаттестацию, но смысла в этом немного, – заявил он и вернулся к изучению бумаг. – Ладно, что тут у нас…
Я глянул на секретаря и прочистил горло.
– Магистр, на два слова…
Тот удивлённо воззрился на меня, но всё же вышел из приёмной в коридор.
– Понимаю, не с моими навыками на такое претендовать, но нельзя ли дать направление в главную усадьбу? Просто туда получила назначение одна барышня…
– Нет, к усадьбе приписан постоянный врач! – отрезал Первоцвет и задумался, после пробормотал: – Крайне востребованный специалист, от пациентов отбо