– Я понимаю, ты хочешь, чтобы я спросила тебя, что это такое, но честное слово, мне уже…
– Это оптический рефлектометр для измерения затухания светового луча. Коротко ОР. Он показывает уровень затухания сигнала, свойственный данному волокну. Затухание – это поглощение оптической энергии, которая преобразуется в тепло во время передачи сигнала.
– Я знаю, что такое затухание, – ответила я. С таким же успехом могла бы ничего не говорить: когда Свобода сядет на своего конька, остановить его невозможно. Я не знаю никого, кто любил бы свою работу так, как этот парень.
Он положил ОР на стол:
– Итак, типичные показатели затухания для высококачественного кабеля составляют около 0.4 децибела на километр. А теперь угадай показатели ЗАФО.
– Нет.
– Ну. Пожалуйста, ну, предположи что-нибудь!
– Просто скажи мне и все.
– Ноль. Гребаный НОЛЬ! – Свобода сложил пальцы в нолик. – Нооооооль!
Я присела на стул рядом с ним:
– Ты хочешь сказать, что при прохождении сигнала не происходит вообще никакой потери света?
– Именно так! Ну, насколько я могу судить по своим приборам. У моего ОР допустимая погрешность примерно 0.001 децибела на километр.
Я посмотрела на отрезок кабеля, который по-прежнему держала в руках:
– Какое-то затухание все равно ведь есть? Не может же это на самом деле быть полный ноль?
Мартин пожал плечами:
– Сверхпроводники демонстрируют нулевое сопротивление электрическому сигналу. Почему бы не быть материалу с нулевым сопротивлением оптическому сигналу?
– ЗАФО… – пробормотала я, – «оптоволоконный кабель с нулевым затуханием»[39].
Свобода хлопнул себя по лбу:
– Ну конечно!
– Из чего он сделан?
Он повернулся к укрепленному на стене прибору и ласково погладил его:
– А вот тут пригодился мой спектрометр! Это девочка, и ее зовут Нора.
– И что тебе сказала Нора?
– Сердцевина состоит в основном из стекла. В этом нет ничего странного, в большинстве кабелей для сердцевины используется именно стекло. Но там в незначительных количествах присутствуют также тантал, литий и германий.
– А зачем они там нужны?
– Понятия не имею.
Я почувствовала, как в висках начинает пульсировать боль. Похмелье все еще давало о себе знать. Я потерла глаза:
– Все понятно, но почему это такой важный фактор? Меньше энергии уйдет на передачу сигнала?
– Нет, там все еще более впечатляюще, – ответил Свобода. – Длина обычного оптоволоконного кабеля не превышает 15 километров. После этого затухание сигнала становится слишком сильным. Поэтому необходимы регенераторы сигнала. Они считывают сигнал и передают его дальше в первоначальной форме. Но они стоят денег, требуют перезарядки и вообще это достаточно сложный процесс. К тому же, они замедляют передачу сигнала.
– А с ЗАФО регенераторы будут не нужны.
– Вот именно! – подтвердил Свобода. – На Земле проложено огромное количество кабелей для волоконно-оптической связи. Подумай, насколько все было бы проще без всех этих регенераторов. К тому же, передача информации через подобную линию означает, что там почти не будет ошибок. Что также увеличивает пропускную способность. Это просто фантастика!
– Все это чудесно, но стоило ли ради этого убивать кого-то?
Свобода задумался:
– Мне кажется, практически каждая телекоммуникационная компания захочет оборудовать свои каналы информации подобными кабелями. Как ты думаешь, сколько стоит весь коммуникационный бизнес Земли? Потому что примерно столько владельцы ЗАФО смогут получить за свое детище. Я бы сказал, что за такие деньги убьют без малейших колебаний.
Я потерла подбородок: чем больше я размышляла об этой ситуации, тем меньше она мне нравилась. Внезапно кусочки сложились в картинку и я поняла, в чем было дело:
– Черт бы их побрал!
– Ты что? – спросил Свобода. – Кто это тебе так насолил?
– Дело вообще не в алюминии! – Я встала со стула. – Спасибо, Свобо. Я твоя должница.
– Что? Почему ты решила, что дело не в алюминии? А в чем тогда?
Но я уже неслась к двери:
– Свобо, ты чудо. Оставайся таким всегда. Я тебе позвоню.
Офис Администратора раньше находился в сфере Армстронга, поскольку тогда других куполов еще не было. Но когда Армстронг превратился в шумный технический центр, она переехала в маленький однокомнатный офис на 19-м Верхнем Уровне купола Бина.
Да, вы не ослышались. Администратор Артемиды – наиболее важная и могущественная персона на Луне, которая могла бесплатно занять практически любое помещение, – предпочла устроиться в самом простецком рабочем районе. Будь я на ее месте, заняла бы огромный офис с видом на Пассаж. С баром, кожаными креслами и прочими крутыми признаками богатства и могущества.
И непременно с персональным помощником. Я бы завела себе огромного, но вежливого секретаря, который постоянно звал бы меня «мэм». Эх, мечты…
Но у Нгуги всего этого не было. У нее даже секретаря не было. На ее двери висела простая табличка «Администратор Фиделис Нгуги».
Я нажала на кнопку у двери и услышала, как в комнате зазвенел звонок.
– Войдите, – раздался голос Нгуги.
Я открыла дверь и вошла в офис, оказавшийся еще скромнее, чем я ожидала. Обстановка была прямо-таки спартанская. На некрашеной алюминиевой стене висело несколько полок с семейными фотографиями. Стол из металлических листов прибыл сюда прямиком из 1950-х годов. Единственной уступкой персональному комфорту было удобное рабочее кресло. Но оно и понятно: когда мне будет семьдесят лет, мне тоже захочется удобное кресло.
Администратор что-то печатала на ноутбуке. Старшее поколение предпочитало пользоваться не Гизмо, а компьютерами или устройствами с голосовым управлением. Каким-то образом эта женщина ухитрялась сохранять грацию и уверенность в себе даже сидя согнувшись над столом. Одета она была во что-то повседневное, а на голове у нее красовался традиционный шарф-дхуку. Нгуги закончила печатать и улыбнулась мне:
– Джазмин! Рада тебя видеть, дорогая. Пожалуйста, садись.
– Спасибо… ну да, я сяду, – пробормотала я, усаживаясь в одно из двух кресел, стоявших напротив ее стола.
Нгуги сцепила руки, положила их на стол и подалась вперед:
– Детка моя, я очень беспокоилась о тебе. Чем я могу тебе помочь?
– У меня к вам вопрос относительно экономики.
Она удивленно приподняла брови:
– Экономики? Что ж, я немного разбираюсь в этом вопросе.
Сказать, что Администратор явно скромничала, это ничего не сказать. Эта женщина превратила Кению в международный космический центр. Да ей Нобелевскую премию надо было дать! Даже две – за вклад в экономику и Премию мира.
– Что вы знаете о земной телекоммуникационной индустрии?
– Это очень широкое понятие, дорогая. Ты не могла бы уточнить, что конкретно тебя интересует?
– Сколько это может стоить? Я имею в виду, о каком уровне доходов может идти речь?
Администратор рассмеялась:
– Я могу только гадать. Но если ты имеешь в виду всю мировую телекоммуникационную индустрию, то, наверное, что-то от пяти до шести триллионов долларов в год.
– Ни фига себе! Э-э… прошу прощения, мэм.
– Ничего страшного, Джазмин. У тебя всегда была склонность к живописным выражениям.
– Но откуда у них такие доходы?
– Огромная клиентская база. Каждая телефонная линия, интернет-соединение, подписка на кабельное телевидение – все это приносит доход индустрии. Либо напрямую от клиента, либо опосредованно через рекламу.
Я опустила глаза. Мне нужна была минута, чтобы все обдумать.
– Джазмин?
– Извините, я просто устала. Точнее, если уж быть честной, мучаюсь от похмелья.
Она улыбнулась:
– Ты еще молода, так что скоро похмелье пройдет.
– Предположим, что кто-то изобрел «мышеловку покруче». Кто-то разработал просто потрясающий оптоволоконный кабель, применение которого позволяет сократить расходы, улучшить пропускную способность и повысить надежность сети.
Нгуги откинулась на спинку кресла:
– При сравнимых с нынешней продукцией ценовых категориях это было бы колоссальное преимущество. Само собой, производители подобной продукции просто купались бы в деньгах.
– Угу, – сказала я. – Добавим, что образец этого нового кабеля был произведен в центрифуге на специально сконструированном спутнике, запущенном на низкую орбиту. О чем это вам говорит?
Она выглядела озадаченной:
– Это очень странный разговор, Джазмин. К чему ты клонишь?
Я побарабанила пальцами по колену:
– Видите ли, это означает, что данный продукт невозможно произвести на Земле. Поскольку это единственная причина, чтобы запускать на орбиту специально созданный спутник.
Нгуги кивнула:
– Звучит логично. Я так понимаю, именно об этом идет речь?
Я продолжала гнуть свою линию:
– Поскольку имеется центрифуга, это означает, что какая-то сила тяготения необходима для процесса. Просто сила тяготения на Земле слишком велика. Но что, если лунная сила тяготения окажется приемлемой для используемого процесса?
– Не слишком ли это конкретный вопрос для гипотетической ситуации, дорогая моя?
– Вы все-таки ответьте.
– Тогда они могли бы производить подобный продукт здесь.
– Вы можете, как эксперт в таких вопросах, предположить, где лучше всего было бы производить суперкабель: на низкой орбите возле Земли или в Артемиде?
– Без всякого сомнения, в Артемиде, – ответила Нгуги. – У нас есть квалифицированная рабочая сила, индустриальная база, транспортная инфраструктура и регулярное транспортное сообщение с Землей.
– Да, – я кивнула, – я тоже именно так и подумала.
– Вообще это звучит многообещающе, Джазмин. Тебе кто-то предложил вложить деньги? Поэтому ты хотела спросить совета? Если подобное изобретение существует, в него совершенно точно стоит вложиться.
Я вытерла лоб. Вообще-то на 19-м Верхнем Уровне сферы Конрада всегда приятные 22°C, но я все равно была вся мокрая. И посмотрела прямо в глаза Нгуги: