Дейл пригнулся и подхватил шар обеими руками:
– На счет три!
Я напряглась, готовясь к прыжку.
– Раз… два… три!
Мы проделали это просто отлично. Я прыгнула вверх на долю секунды раньше, чем Дейл изо всех сил подбросил шар. Получилось, что я оттолкнулась от поверхности, а Дейл бросил шар следом за мной. Мы с шаром легко взлетели над тоннелем. Разумеется, на другой стороне пришлось как следует покувыркаться в подпрыгивающем шаре.
Дейл легко перелез через тоннель, воспользовавшись многочисленными скобами на стене, и приземлился рядом со мной как раз, когда я встала на ноги.
Теперь Бин и Шепард находились позади нас, а прямо перед нами был меньший по размеру купол Армстронга. Цистерны с кислородом стояли чуть в стороне, полускрытые сложной конструкцией из труб и вентилей.
– У меня кожа чешется, – послышался по радио голос Санчез.
– Подумать только, как тебе тяжело, – съехидничала я, и мы с Дейлом направились к цистернам.
– Это очень неудобный скафандр, – продолжала Санчез. – Может, я закрою люк ровера, сниму скафандр и дождусь вас так? Это будет гораздо удобнее.
– Нет, – ответил Дейл. – Нужно, чтобы ровер всегда можно было быстро открыть. Это не обсуждается.
Санчез что-то тихо пробурчала, но спорить не стала.
Я подошла к первой линии труб, над которыми нависали три огромные цистерны сжатого воздуха, на которых красовалась надпись «ЛАНДВИК».
Я показала на один из четырех вентилей на ближайшей трубе:
– Заверни этот вентиль до конца.
– До самого конца?
– Да. Я знаю что нужно делать. Тут в трубах есть зоны доступа для очистки системы, зоны сброса и вообще полная мешанина, так что просто поверь мне на слово.
– Понял. – Он взялся руками в толстых перчатках за вентиль и завернул его до упора.
Я указала на другой вентиль, метрах в трех от поверхности:
– А этот полностью открой.
Дейл подпрыгнул, подобрался к вентилю, хватаясь за трубы, как мартышка, и принялся поворачивать его, хмыкнув от усилия:
– Вентили тугие.
– Так их же никогда раньше не трогали, – пояснила я. – Мы первые ими пользуемся.
Наконец вентиль поддался, и Дейл облегченно вздохнул:
– Готово!
– Отлично! Давай спускайся, – я показала на путаницу труб с четырьмя вентилями. – Закрой все, кроме третьего. Он должен остаться наполовину открытым.
Пока Дейл работал, я проверила Гизмо: осталось десять минут.
– Санчез, насколько точно это предположение, что у людей в городе около часа времени в запасе?
– С высокой степенью вероятности, – ответила она. – Некоторые уже сейчас должны находиться в критическом состоянии.
Дейл удвоил усилия:
– Все сделано! Что дальше?
– Остался еще один. – Я подвела его к широкой трубе с одним центральным вентилем. – Осталось только наполовину открыть этот.
Он взялся за маховик рукоятки, но она не поддавалась.
– Дейл, тебе нужно повернуть вентиль, – поторопила я его.
– А что, по-твоему, я пытаюсь сделать?
– Пытайся сильнее!
Он вцепился в вентиль обеими руками и старался повернуть его, упираясь ногами. Вентиль не поддавался.
– Черт!
Сердце у меня билось как бешеное. Я смотрела на свои бесполезные руки: изнутри шара я ничем не могла помочь, я могла только наблюдать.
Дейл изо всех сил пытался повернуть вентиль.
– В ровере есть какие-нибудь инструменты? – спросила я. – Гаечный ключ или еще что-нибудь?
– Нет, – выдавил Дейл сквозь стиснутые от усилия зубы. – Мне пришлось вытащить ящик с инструментами, чтобы поместилась труба-переходник.
Что означало, что ближайший гаечный ключ был в городе. У нас не осталось времени возвращаться за инструментами.
– А что насчет меня? – раздался голос Санчез. – Я ничем не могу помочь?
– Не выйдет, – ответил Дейл. – Понадобится несколько часов, чтобы научить тебя карабкаться по скобам в скафандре. Так что мне придется нести тебя сюда, а это займет время. К тому же ты не настолько сильна, чтобы чем-то серьезно помочь.
Вот и все. Дальше пути не было. Всего один вентиль решал судьбу двух тысяч людей. Возможно, нам удалось бы вернуться в город и спасти несколько человек, затащив их в убежища. Но скорее всего, было бы уже поздно.
Я огляделась в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы использовать, но поверхность Луны вокруг Артемиды можно описать словом «пустота». Реголит и пыль. Даже камня нет, которым можно было бы ударить по вентилю. Вообще ничего.
Дейл упал на колени. Я не видела его лицо через визор шлема, но по линии связи я слышала приглушенные рыдания.
Живот свело спазмами, и тошнота подступила к горлу. Глаза налились слезами. Горло разболелось еще сильнее, все-таки бразилец едва не придушил меня этой трубой…
И тут я поняла, что нужно делать.
По идее, я должна была впасть в панику от одной мысли. Сама не знаю почему, но вместо паники я почувствовала только внезапное спокойствие. Проблема была решена.
– Дейл, – тихо сказала я.
– Господи… – прохрипел Дейл.
– Дейл, я хочу попросить тебя кое-что для меня сделать.
– Что… Что такое?
Я вытянула трубу из-за пояса:
– Я хочу, чтобы ты передал всем, что я очень сожалею обо всем, что сделала.
– О чем ты говоришь?
– И передай отцу, что я люблю его. Это самое важное. Обязательно скажи отцу, что я люблю его.
Дейл встал:
– Джаз, зачем тебе эта труба?
– Нам нужен рычаг, – я взялась за трубу обеими руками, направив острый конец вперед. – И он у нас есть. Если эта штука не откроет вентиль, ничто не откроет.
Я подошла к вентилю.
– Но труба же внутри твоего шара… ох, нет! Не надо!
– Я скорее всего не выдержу до конца, так что тебе придется перехватить трубу и повернуть ее.
– Джаз! – Дейл протянул ко мне руки.
Нужно было действовать немедленно. Дейл не понимал, что делать. Я не могла его винить – трудно наблюдать, как умирает твой ближайший друг, даже если это во имя высшей цели.
– Дружище, я прощаю тебе все твои прегрешения. Пока-пока.
Я проткнула стенку шара острым концом трубы. Зашипел выходящий воздух – труба послужила соломинкой, через которую вакуум тянул из шара кислород. Труба стала быстро охлаждаться. Я нажала сильнее и продела трубу в колесо вентиля.
«Хомячий шар» растянулся и прорвался рядом с местом прокола. В лучшем случае у меня оставалось не более секунды.
Я со всей силы нажала на трубу и почувствовала, как поддался вентиль.
Законы физики немедленно показали, на что они способны.
Шар разорвался в клочья, и в следующую секунду я почувствовала, что лечу в пространстве. Все звуки исчезли. Ослепительный свет солнца заставил меня болезненно сощуриться. Воздух вырвался из моих легких. Я попыталась вдохнуть, легкие мои расширились – но воздуха не было. Странное ощущение.
Я опустилась на грунт лицом вниз. Руки и шея нестерпимо горели от солнечного ожога, остальное тело под одеждой тоже ощутимо поджаривалось, но не так быстро. Кожа на лице болела от обжигающего света. Жидкость в глазах и во рту начала закипать в вакууме.
Мир почернел, и я потеряла сознание. Боль исчезла.
«Дорогая Джаз,
По новостям передают, в Артемиде творится что-то странное. Передали, что всякая связь с городом прервана. Вообще никто не отзывается. Не знаю, что случится с моим сообщением, но хотя бы попытаюсь.
Ты там? Ты в порядке? Что случилось?»
Глава семнадцатая
Очнулась я в полной темноте.
Минуточку, подождите-ка: я очнулась?
– Почему я не умерла? – попыталась было я сказать.
– Аеу йа нрла? – Это то, что получилось на самом деле.
– Доченька, – это был голос отца, – ты меня слышишь?
– М-м-м…
Он взял меня за руку, но ощущение было странное, как будто чем-то приглушенное.
– Не… не вижу…
– У тебя повязка на глазах.
Я попыталась было сжать его руку, но мне стало больно.
– Нет, не пользуйся руками, – тут же сказал отец. – Они у тебя обожжены.
– Она вообще не должна была проснуться, – это был голос дока Рассел. – Джаз, ты меня слышишь?
– Насколько все плохо? – спросила я.
– Ты говоришь по-арабски, – ответила доктор. – Я не понимаю.
– Она спросила, насколько все плохо, – перевел отец.
– Выздоровление будет болезненным, но ты будешь жить.
– Не я… город. Что с городом?
Я почувствовала укол в руку.
– Что вы делаете? – спросил отец.
– Ей нужно спать, – ответила доктор Рассел.
И я уснула.
Весь следующий день я то приходила в сознание, то снова отключалась. Я помнила какие-то обрывки разговоров, какие-то тесты. Кто-то менял мои повязки, делал уколы. Я была в полусознании, пока они возились со мной, а потом опять проваливалась в небытие.
– Джаз?
Я что-то промычала.
– Джаз, ты не спишь? – это был голос доктора Рассел.
– Да?
– Я сейчас сниму повязку у тебя с глаз.
– Хорошо.
Я почувствовала прикосновение к своей голове. Она аккуратно размотала бинты, и я наконец-то снова могла видеть. Глазам стало больно от яркого света, но по мере того, как мои глаза привыкали к нему, я стала видеть всю комнату.
Я лежала в крошечной комнате, похожей на больничную палату. Похожей, потому, что в Артемиде нет больницы. У доктора Рассел есть палата для приема больных. А это явно было какое-то подсобное помещение где-то на задворках ее клиники.
С рук тоже сняли бинты, и я смогла наконец глянуть на свои ожоги. Выглядели они ужасно. Я вяло задумалась, заживут ли они или руки так и останутся все в шрамах. Потом я несколько раз сжала и разжала пальцы. Было больно, но не слишком.
Доктор, женщина лет шестидесяти с седыми волосами, посветила мне фонариком в глаза и подняла три пальца:
– Сколько пальцев?
– С городом все в порядке?
Она помахала рукой у меня перед носом:
– Давай все делать постепенно? Сколько пальцев я тебе показываю?
– Три?