Джованни Беллини, по легенде, пришел от «Праздника чёток» в восторг. И то сказать: Дюрер сделал в картине прямой реверанс творчеству мэтра – ангел с лютней в центре словно сошел с алтаря самого Беллини. Но не только это растрогало старика. «Какие сияющие чистые краски! Сколько в них жизни!» – повторял он. Не удержался от сравнения, подразумевая себя и брата Джентиле: почти как у лучших венецианских мастеров! И какая тонкая работа! А не покажет ли «мессер Альберто» ему кисти, которыми он пользовался, когда писал «Праздник чёток»? Дюрер с готовностью выложил на стол свои инструменты. Долго старый Беллини перебирал их, вертел в руках, а потом заявил: «Но здесь нет кисти, которой вы писали волосы Пресвятой девы!» «Нет, – возразил ему Альбрехт Дюрер, – все мои кисти здесь». Тогда Беллини потребовал от Дюрера показать, как именно он держит кисти, когда прописывает самые тонкие фрагменты своих картин. Ах, вот так, «по-немецки», почти перпендикулярно холсту? Так вот в чем дело!..
Больше в Венеции никто не посмеет усомниться, что «мессер Альберто из-за той стороны Альп» – великий мастер. Другу Пиркгеймеру в Нюрнберг Дюрер с шуточной хвастливостью напишет: «Заявляю вам, что лучше моей картины вы не найдете в целом свете…» и добавит совершенно серьезно: «Я заставил умолкнуть всех живописцев, говоривших, что в гравюре я хорош, но в живописи не умею обращаться с красками».
В 1498 году земляки Дюрера по Нюрнбергу – братья Лукас и Штефан из патрицианского рода Паумгартнеров – заказали художнику алтарный триптих для местной церкви Святой Екатерины. Штефан как раз недавно совершил паломничество в Иерусалим, и алтарь должен был стать своего рода благодарностью за то, что все прошло благополучно.
Считается, что Дюрер сначала с охотой написал створки и лишь спустя несколько месяцев нехотя приступил к центральной панели. Оно и понятно: натуру для сцены Рождества еще предстояло подобрать, а вот модели для святых Георгия и Евстафия оказались буквально под рукой. Естественно, ими стали сами братья Паумгартнеры.
Паломник Штефан воплотился в образ святого Георгия с левой створки, а мужественные черты второго из братьев Паумгартнеров Лукаса угадываются в изображении святого Евстафия с правой створки. По-видимому, это был первый случай в истории искусства, когда художник осмелился изобразить донаторов в роли святых.
Для остальных членов паумгартнеровского «клана» не стало тайной, что липовые панели, которым предстоит стать алтарными створками, Дюреру чрезвычайно удались, а узнаваемые Лукас и Штефан теперь имеют шанс остаться в веках. Скандал в «святом семействе» разразился знатный: ведь на алтарь скидывались все Паумгартнеры, а вся слава достанется только этим двоим!
Увы, продуманная композиция, так тщательно разработанная Дюрером, пала жертвой тщеславия Паумгартнеров. Принципом «кто платит – тот и заказывает музыку» никак нельзя было пренебречь во имя творчества: Дюрер испытывал материальные трудности. Скрепя сердце он согласился разместить рядом с Иосифом и Марией всех жаждущих глорификации Паумгартнеров. Впрочем, дело было не только в славе: согласно бытовавшему в стране суеверию, тот, чье изображение попало при жизни в пространство церковного алтаря, освобождался после смерти от наказания за все свои земные прегрешения. И потому непропорционально маленькие фигурки нюрнбергских Паумгартнеров с фамильными гербами у ног с назойливостью насекомых заполонили весь передней план триптиха.
Более ста лет Паумгартнеровский алтарь украшал церковь Святой Екатерины в Нюрнберге, а в 1613 году его купил баварский курфюст Максимилиан I. К тому моменту триптих нуждался в подновлении, и курфюст передал его для реставрации художнику Иоганну Георгу Фишеру. Последний подошел к делу «с огоньком»: он не только реставрировал, но и по своему усмотрению дописал работу Дюрера. К примеру, придирчивого Фишера не удовлетворил простой черный задник боковых створок, и горе-реставратор приписал к фигурам братьев Паумгартнеров пейзажный фон, а Евстафия даже снабдил живым конем вместо оленя и шлемом вместо написанной Дюрером шапки, причем сделал это столь недурно и с таким тонким знанием других дюреровских работ, что вплоть до начала ХХ века его наглое вмешательство не было разоблачено искусствоведами.
Маленькие Паумгартнеры с картины Дюрера пропали в том же XVII веке: неизвестно, Фишер или, быть может, кто-то еще решил, что фигурки донаторов, этот нестерпимый пережиток готической живописи, больше не в моде, и записал их.
Расчистка, реставрация и открытие первоначального вида Алтаря Паумгартнеров были произведены лишь в 1903 году. Оказавшись в коллекции мюнхенской Старой пинакотеки, дюреровский триптих, казалось, был застрахован от дальнейших варварских вмешательств, однако и на этом его злоключения не завершились.
21 апреля 1988 года Паумгартнеровский алтарь вместе с еще двумя картинами Дюрера облил серной кислотой 51-летний Ханс-Йохим Больманн, нанеся галерее ущерб в 70 миллионов немецких марок. Бездомный пенсионер Больманн был не случайный псих, а серийный маньяк, о котором трубили все европейские газеты. Свои первые покушения на знаменитые картины он совершил еще в 1977 году, некоторое время оставаясь безнаказанным и держа в страхе художественные галереи Гамбурга и Ганновера, Любека и Эссена, Дюссельдорфа и Ганновера. Среди поврежденных им картин были полотна Рубенса и Рембрандта. Он же залил кислотой «Золотую рыбку» Пауля Клее. Психические проблемы были диагностированы у Больманна еще в юности. В 1974 году он подвергался лоботомии, но не излечился. А когда в 1977 году его жена, мывшая окна, сорвалась вниз и разбилась, Больманн начал мстить произведениям искусства. Предметом его особой ненависти по необъяснимым причинам являлся именно Дюрер.
Маньяк, прозванный «кислотным убийцей», был трижды осужден на тюремное заключение, которое каждый раз заканчивалось признанием его невменяемости и водворением в психиатрическую лечебницу, откуда Больманн успешно сбегал. Ровно два десятилетия он держал в страхе музейный мир. Счет его «трофеев» – шедевров, изувеченных кислотой, – приближался к 60, а общий ущерб, нанесенный Больманном музеям, – к 138 миллионам евро. Каждый его побег или досрочное освобождение сопровождалось газетной шумихой и легкой паникой, пока в 2008 году он не умер от рака.
Несмотря на то, что на работы Дюрера в Старой пинакотеке у Больманна ушло около двух литров серной кислоты, «Паумгартнеровский алтарь» пережил очередную реставрацию успешно – ему, как мы понимаем, к вандализму и грубым вмешательствам за пять веков своей истории было не привыкать.
Альбрехт Дюрер оставил нам интереснейший документ – «Дневник путешествия в Нидерланды». Это не дневник в строгом смысле слова, а скорее расходная книга. В ней Дюрер кратко описывает, что видел и с кем встречался, но гораздо дотошнее и подробнее он фиксирует свои траты. Педантичность этих записей вызывает невольную улыбку.
Дюрер сообщает, сколько гульденов, пфеннигов, штюберов и вайспфенигов (виды валюты меняются по ходу его перемещений) он платил за груши и вино, четки из кедрового дерева и буйволовый рог, череп из слоновой кости и точеную шкатулочку, рубашку из красной шерсти, копыто лося и маленькую черепаху. Мы узнаем, сколько Дюрер отдал за дрова для кухни и туфли для жены, за пергамент, щипчики для снятия нагара, две калькуттских солонки и корзину изюма; сколько он истратил на купание и по сколько дал посыльному, привратнику, скорняку и портному. Несколько раз Дюрер с удовлетворением сообщает, что ему удалось благополучно разменять испорченные гульдены. Или что его обед оплатил кто-то из тех, с кем он знакомится в ходе путешествия. А также, что один знакомец прислал ему сотню устриц, а другие – четыре кувшина вина, бархатный кошелек, коробку хорошего лекарственного снадобья, семь брабантских локтей бархата или ящик лимонного сахару. Художник скрупулезно фиксирует, сколько выручил за гравюры и сколько пропил с друзьями, сколько дал аптекарю за клистиры и сколько – монаху, исповедовавшему его жену.
В общем, если бы в нашем распоряжении были только эти записи, можно было бы заключить: художник Альбрехт Дюрер – это самый практичный гений в истории. Однако дело обстояло ровно (ну, или почти) наоборот.
Гнетущий страх бедности преследовал Агнес Дюрер всю жизнь. Ее гениальный муж работал на износ, но это не всегда позволяло покрыть насущные расходы. В последние четыре года Дюрер почти отказался от кормившего его творчества, чтобы, предчувствуя смерть, успеть окончить важный теоретический трактат об измерениях и пропорциях и «Руководство по укреплению замков, городов и крепостей», ведь труд по фортификации мог пригодиться неласковому к Дюреру, но все-таки родному Нюрнбергу. Да и загадочную болезнь, подточившую силы художника за несколько лет до смерти, Дюрер заработал в результате чистой непрактичности: пожилой и не вполне здоровый человек решился по холоду и ветру срочно ехать в городок Нерензее, только чтобы успеть взглянуть на чудо природы – выбросившегося на берег кита. «Желание многое знать и через это постигнуть истинную сущность всех вещей заложено в нас от природы», – был свято убежден Дюрер.
Он умер 6 апреля 1528 года, в 56 лет. Виллибальд Пиркгеймер, как и обещал, сочинил для любимого друга эпитафию: «Под этим холмом покоится то, что было смертного в Альбрехте Дюрере».
«Пасхальные яйца» в искусстве: ТОП‐10 картин и фресок с загадками
В некоторых странах на Пасху хорошим детям волшебный заяц оставляет в укромных местах пасхальные яйца, которые еще надо суметь найти, чтобы порадоваться собственной смекалке. По аналогии с этой праздничной традицией «пасхальными яйцами» стали называть скрытые намеки, шутки и загадки в книгах, фильмах и даже в компьютерных играх и программах. Среди художников тоже есть любители проверить нашу внимательность. Итак, берем свои корзинки для находок и смотрим в оба!