Несколько скрасило ситуацию появление Альфреда Брюйя – мецената и большого поклонника Гюстава Курбе. Брюйя оплатил несколько доброжелательных отзывов в газетах и купил все картины, выставленные художником на Салоне 1853 года. Позднее, когда работы Курбе по традиции отвергнет жюри Всемирной выставки в Париже, Брюйя даст ему денег на строительство персонального павильона под недвусмысленно лаконичной вывеской «Реализм». Этот «контркультурный» жест оценили коллеги – о выставке «Реализм» восторженно отзывались Делакруа и Энгр. Однако публика и критики встретили ее прохладно. Измотанный подготовкой экспозиции и несколько разочарованный, Курбе потом еще долго болел.
В 1867 году, когда в Париже открывается очередная Всемирная выставка, Курбе, как и полагается грамотному революционеру, идет своим путем. На деньги Альфреда Брюйя он строит новый персональный павильон – втрое превосходящий размерами прежний.
Самая скандальная картина Курбе «Происхождение мира» была представлена на суд публики спустя целых 120 лет после написания – путь, который ей пришлось проделать, так и хочется назвать Одиссеей.
Курбе писал «Происхождение мира» для частной коллекции – его художнику заказал турецкий дипломат Халил-Бей, проживавший в те годы в Париже. Халил-Бей был большим ценителем женской красоты – кроме прочего, в его коллекции уже были «Турецкая баня» Доминика Энгра и «Спящие» того же Курбе. В конце концов дипломат разорился и был вынужден распродать свое собрание – в 1868 году «Происхождение мира» попало к известному парижскому антиквару Антуану де ла Нарде. Через 20 лет полотно (спрятанное от нескромных взглядов под фальш-панелью с незатейливым пейзажем) обнаружил романист Эдмон де Гонкур – один из братьев Гонкур, чьим именем названа знаменитая литературная премия. В начале XX века картина попала в парижскую галерею Бернхайма, где ее приобрел венгерский коллекционер Ференц Хатвани. До Второй мировой войны полотно оставалось в Будапеште. Затем оно какое-то время считалось потерянным, но в 1955 году снова «всплыло» – его купил у неизвестного торговца французский психоаналитик Жак Лакан.
По просьбе Лакана его сводный брат – художник Андре Массон – сделал для картины Курбе еще одну раздвижную раму, поверх которой написал пейзаж, в точности повторяющий контуры оригинала. В таком конспиративном виде «Происхождение мира» находилось в загородном доме Лакана до его смерти. А в 1981 году картина была передана Музею д’Орсе в качестве оплаты налога на наследство, где, похоже, и обрела окончательное пристанище.
Впрочем, даже постоянная прописка в одном из самых респектабельных музеев мира не уберегла «Происхождение мира» от новых скандалов и сенсаций – порой откровенно бульварного толка.
В 2013 году в Музее д’Орсе прошла выставка Masculin/Masculin, посвященная мужской наготе в искусстве. Одним из самых громких объектов экспозиции стала фоторабота «Происхождение войны». Художница Орлан сделала шедевру Курбе операцию по перемене пола – то ли оммаж мастеру, то ли откровенная издевка.
В 2014 году Почтовое ведомство Франции отказалось печатать тираж марок с репродукцией картины Курбе, спровоцировав в газетах продолжительную дискуссию о нравственности и ханжестве. В 2015 году отличилась социальная сеть Facebook, заблокировавшая аккаунт некого французского учителя, опубликовавшего «Происхождение мира» на своей странице.
Но самая громкая сенсация, пожалуй, состоялась в 2013-м, когда французский коллекционер, пожелавший остаться инкогнито, заявил, что нашел недостающую часть картины – голову женщины, которую Курбе якобы «отрезал», чтобы сохранить в тайне личность натурщицы.
Пришедшую к власти Парижскую коммуну Гюстав Курбе встречает с распростертыми объятиями. Это чувство взаимно: при новой власти известный оппозиционер Курбе становится кем-то вроде комиссара по искусству. Когда Парижская коммуна приняла решение снести Вандомскую колонну (монумент, воздвигнутый Наполеоном во славу французского оружия), Курбе не возражал. Он и раньше выступал за перенос колонны в какое-нибудь пустынное место, находя ее «естественной, словно кровавый родник в мирном саду». Но раз уж парижане решили разрушить памятник, так тому и быть. Разрушение колонны было символичным жестом: Курбе казалось, что на Вандомской площади рассыпается в прах старый мир с его закостенелыми устоями.
Охваченный революционной эйфорией, он писал: «Париж сегодня – настоящий рай, не видно ни полиции, ни малейшей глупости в поведении граждан, никакой обдираловки, никаких драк. Так должно быть всегда».
Разумеется, рай просуществовал недолго: вскоре коммуна была раздавлена. А Гюстав Курбе угодил за решетку – главным образом за снос Вандомской колонны.
Правительство полагало, что Курбе, как президент федерации художников, должен был оберегать исторические памятники, а не сносить их. Через полгода его освободили, обязав оплачивать восстановление Вандомской колонны из своего кармана.
Это было тяжкое моральное и финансовое бремя: ежегодно Курбе должен был выплачивать 10 тысяч франков. Его имущество было описано, картины – конфискованы.
Сразу после освобождения Курбе уехал в родной Орнан, а оттуда эмигрировал в Швейцарию. Некоторое время он продолжал работать, но писал в основном натюрморты на продажу, чтобы покрыть долги.
В 1877 году Гюстав Курбе скончался от цирроза печени. Кроме своих картин он оставил потомкам что-то вроде словесного завещания: «Когда я умру, скажите: он никогда не принадлежал ни к одной художественной школе, ни к одной церкви, ни к одной академии и не был сторонником ни одного политического устройства, за исключением устройства свободы».
Камиль Коро: человек без биографии
Камиль Коро превратил изображение природы в высокую поэзию. Его называли «королем пейзажа», «поэтом деревьев» и «певцом рассвета». Правда, первый президент Франции Наполеон III однажды пошутил об утренних пейзажах Коро: «Чтобы понять картины этого художника, нужно слишком рано вставать», а Илья Репин, предубежденный ко всему французскому, называл Камиля Коро «скучным».
Пейзажи Коро действительно почти всегда безмятежны. Тихо спящие воды, уходящие вдаль горизонты, залитые солнцем города, сонные лощины и дремлющие рощи – главные темы Коро. Официальное признание он получил довольно поздно, но любовь к живописи Коро быстро перешагнула границы Франции. Его творчеством восторгались Шарль Бодлер и Теофиль Готье. Коро был кумиром для импрессионистов Камиля Писсарро и Берты Моризо. Исаак Левитан был настолько без ума от лирических пейзажей Коро, что даже выучил французский язык, чтобы прочитать в оригинале биографию любимого художника. А Эрих Мария Ремарк дарил картины Камиля Коро своей возлюбленной – Марлен Дитрих.
Художник прожил вполне заурядную жизнь без ярких событий и бурных страстей, отчего его иногда называют «человеком без биографии». Он родился в Париже, в семье, далекой от искусства.
Мать Камиля Коро была дочкой швейцарского винодела, от которого унаследовала не только состояние, но и коммерческую жилку. Она стала известной модисткой и открыла в Париже шляпный салон, пользовавшийся большой популярностью. Луи Жак Коро, отец художника, был из потомственных землевладельцев, но предпочел посвятить себя семейному делу: в ателье своей супруги он отвечал за финансы. Уже будучи зрелым художником, Коро оставался до смешного зависимым от родителей. И так будет всю его жизнь: Коро никогда не создаст собственной семьи, но мать с отцом и старшая сестра будут занимать в его жизни огромное место.
Дела у родителей Коро шли так бойко, что детей пришлось отправить на воспитание в деревню. Тенистые уголки и живописные сельские улицы – первое, что помнил маленький Коро. И первое, что он рисовал.
В 11 лет за успехи в учебе Камиля перевели из парижского интерната Летелье в привилегированную школу в Руане. Но там он так тосковал по своим, что родителям пришлось забрать его учиться поближе к семье. После школы отец настоял, чтобы Камиль стал помощником парижского торговца тканями. Камиль страстно мечтал быть художником, а не продавцом сукна, но долго не мог решиться пойти против воли любимых родителей. Целых шесть или семь лет подряд, в один и тот же день отцовских именин, Коро приходил к нему с просьбой разрешить оставить торговлю ради живописи. Но каждый раз – безуспешно.
Коро исполнилось 26 лет, когда отец все-таки смирился, что коммерсантом сыну не быть. «Мы с торговлей не сошлись характерами, – якобы произнес в тот судьбоносный вечер Камиль, – и поэтому я развожусь». Отец ответил, что в таком случае он не сможет унаследовать свою часть семейного бизнеса, но выделил Коро ежегодную ренту, которая позволяла не заботиться о пропитании и посвятить себя искусству.
Оба учителя, у которых занимался Коро, Мишалон и Бертен, были академистами. Они учили историческому пейзажу. И, следуя их науке, Коро никогда не стал бы тем, кем стал. Но ему посчастливилось уехать в Италию. Там Коро обрел собственную манеру – более свободную и более реалистичную. Отец Коро, хоть и шутил беззлобно, что картины сына скоро перестанут помещаться в мастерской и придется приплачивать тому, кто согласится их купить, соглашался финансировать его поездки. Камиль исколесил всю Италию, а также Швейцарию и Францию, заполняя бессчетными набросками увесистые альбомы.
В 1827 году из Италии Коро посылает для участия во французском Салоне несколько работ и в их числе – ставший впоследствии знаменитым пейзаж «Мост в Нарни». Интересно, что с этой картины начнется восприятие Коро как авангардного художника, опережающего свое время, но сам Коро больше всего в жизни будет жаждать как раз обратного – не славы авангардиста, а официального признания Салона.