В доме Ренуаров шутили: здесь все служанки со временем становятся натурщицами, а натурщицы – служанками. Огюста всегда окружали женщины, которые беззаветно его любили и заботились о нем. Но Габриэль среди них – на особом месте: Ренуар изобразил девушку больше 200 раз и в некоторые сложные моменты жизни просто погиб бы без нее.
Однажды Ренуар остался совсем без натурщиц, он уже не выходил из дома, писать было некого – и он начал уговаривать Габриэль раздеться. Девушка, не раздумывая, согласилась: она понимала, кто такой Ренуар и что значит для него позировать. Габриэль приехала в дом художника 15-летней девочкой, когда в семье должен был родиться второй ребенок. Жена Ренуара Алин Шариго позвала ее, свою двоюродную сестру, помогать по дому и присматривать за детьми. С этих пор Габриэль стала членом семьи, настолько преданным и необходимым, что вышла замуж только после смерти патрона, а умерла в Беверли-Хиллз, куда переселилась, чтоб жить рядом со своим любимым воспитанником, тогда уже известным режиссером Жаном Ренуаром.
Когда жена Ренуара умерла, а сыновья воевали, именно Габриэль ухаживала за ним, чистила палитру, каждое утро вкладывала кисть между одеревеневшими пальцами и привязывала ее к запястью веревками. Каждое движение приносит художнику боль, он перестает читать, чтоб сберечь глаза для живописи, он перестает ходить, чтобы остались силы писать. Когда его спрашивают, почему он не бросит, Ренуар совершенно серьезно отвечает: «Боль проходит, а красота остается».
Камиль Писсарро: добрый Бог
Камиль Писсарро был евреем и убежденным анархистом – читал революционные философские трактаты и учил детей внутренней свободе. Он отстаивал эмансипацию и социальное равенство. Его жизненные и политические взгляды однажды приняли отчетливые формы – и стали нерушимой внутренней основой до конца жизни. Он считал абсолютным злом капитализм, «ужасы нелепой цивилизации», банковские спекуляции и коммерцию. Уверенного, цельного, нерушимого Писсарро трудно было сбить с пути. Он купил дом в деревушке Эраньи – и растил там яблоневые деревья и овощи на грядках. Цветов совсем немного – только на небольшой клумбе под окном дома.
Один критик заметил, что «кисть Писсарро похожа на лопату, которая с болезненным усилием ворочает землю». Такая уничижительная крестьянская метафора, направленная против Писсарро, делает честь критику – он смог найти образ, близкий художнику больше всего. Дикий, загорелый уроженец Антильских островов, Писсарро, обосновавшись во Франции, становится не столичным обитателем богемного Монмартра, а крестьянином, которого земля кормит. И буквально – не давая умереть от голода и вырастить детей, и на уровне образов и мотивов – ежедневно щедро одаривая летними рассветными солнечными пятнами, хрустящим инеем, ровными бороздами после вспашки, осенними листьями, прозрачными зимними сухими травами. Он буквально пишет то, что под ногами.
Его личным талантом, помимо зоркости душевной и эмоциональной, было умение «постичь суть места». Писсарро – художник земли. В сельском садике под Парижем, у обочины пыльной дороги, на широкой городской улице или посреди замерзшего поля – как будто пульс Писсарро менялся в зависимости от того места, в которое он попадал.
Жакоб Абрахам Камиль Писсарро родился на маленьком тропическом антильском острове Сент-Томас, и до Франции оттуда плыть больше 7 тысяч километров… Здесь были солнце и пальмы, размеренная, знойная, надежная жизнь сына успешного торговца, и никакой возможности стать настоящим художником. Хотя бы потому, что здесь просто негде было купить краски и не у кого учиться.
Всю жизнь, до самой смерти, Камиль Писсарро ищет художественную правду и исследует новые техники. Возможно, это связано как раз с тем, что он не получил в юношестве академического художественного образования. Писсарро впитывал мир глазами, искренне увлекался находками и новаторством своих друзей-художников. Весь мир был ему школой.
При этом Писсарро не прост и не наивен, его называли учителем Поль Гоген и Поль Сезанн, те художники, которые определили все современное искусство. Самоучка Писсарро охотно учит молодых художников, в которых часто только он один и верит. Он делится идеями и опытом, формулирует в разговорах и письмах идеи импрессионизма так, что он действительно начинает превращаться в идейное художественное движение с понятными целями.
Париж оказался слишком большим, шумным, непостижимо свободным и вызывающе беззастенчивым для скромного еврейского юноши. Город стремительно меняется в эти годы – растут широкие бульвары, строятся новые современные здания, зажигаются первые газовые фонари. В 1855 году, выбравшись в большой мир, Писсарро попадает прямиком на парижскую Всемирную выставку.
Ритм его жизни сразу же меняется: большие художники-наставники Коро, Курбе, Милле, академия Сюисса, знакомство с юными Моне, Ренуаром и Дега, совместные пленэры и постоянные разговоры о революционном искусстве. Это именно Писсарро, который лет на 10 старше каждого из них, станет вдохновителем и наставником Общества отверженных. Он нащупает и разработает главные художественные принципы будущих импрессионистов.
Бунтовать против официального Салона и востребованного искусства – затея заведомо невыгодная. Писсарро отчаянно беден в 1860-е, он целыми днями ходит по Парижу в поисках небольших заказов. Занимается росписью штор и другими прикладными художествами. И переезжает жить в пригород Парижа Понтуаз не из любви к сельским пасторалям, а из простого расчета – жилье здесь намного дешевле.
В 1860 Камиль Писсарро влюбился в горничную, которая служила его матери. 10 лет пройдет, прежде чем он женится на Джулии Веллей, к тому времени у них будет уже двое детей. А позже родятся еще шестеро. Писсарро обладал невероятной верой в собственное призвание, продолжая писать сельские пейзажи и в перерывах помогая жене копать огород, чтобы прокормить семью.
Когда в 1970 году началась Франко-прусская война, мечтать послужить отечеству могли юные независимые романтики, а Камилю Писсарро нужно было спасать семью. Как и его другу Клоду Моне. Они вместе уезжают в Лондон. Здесь происходит несколько важных встреч для каждого из них: с туманом, с Тёрнером и с Полем Дюран-Рюэлем.
Лондон с его неповторимыми ландшафтными и атмосферными эффектами покорил пейзажиста Писсарро – воздух здесь холодный, тяжелый, медленный, его можно пощупать. Он в восхищении пишет весенние дожди, густые туманы, снегопады. Мимо акварелей и полотен Тернера в британских музеях тоже не может пройти без восторга – в них столько света. И, наконец, Дюран-Рюэль – первый профессиональный продавец картин, который купил у Писсарро два пейзажа по 200 фунтов за каждый! Можно было жить.
Война закончилась, но возвращение в Лювесьенн было грустным – в доме Писсарро солдаты устроили мясную лавку и полотнами устилали дорожки в саду. Из полутора тысяч картин уцелели только 40. И испытания только начинались.
В 1874 году пройдет первая выставка импрессионистов: из 165 картин, вывешенных на красных стенах в мастерской модного фотографа Надара, было пять полотен Писсарро. Через два года будет вторая, еще через год – третья выставка. К пятой многие коллеги Писсарро, устав от нищеты и тотального неприятия, разочаровываются и отказываются от участия, но только не Камиль Писсарро. Пройдет восемь лет и семь выставок, прежде чем его вера в свое творчество оправдается еще и финансово.
Писсарро приезжал в этот город уже три раза, прекрасно знал его и изучил, казалось, все мотивы и привлекательные места. Но ехать с мольбертом в Руан после Моне – завидная смелость и профессиональная дерзость. Камиль Писсарро понимает, что каждый, кто в Париже увидит его руанские полотна, вспомнит о знаменитой серии соборов Моне, которая несколько лет назад с успехом распродавалась прямо с выставки в галерее Поля Дюран-Рюэля. А значит, нужно подойти к Руанскому собору совсем с другой стороны, но и не делать при этом вид, как будто собора не существует вовсе.
Тогда Камиль Писсарро прячет грандиозную древнюю достопримечательность за простые городские постройки. Не такие величественные и сакральные, не такие важные. Так, будто он ходит мимо этого собора всю жизнь, будто он вырос и состарился в Руане.
Художник писал сыну из Руана, что нашел прекрасное место, с которого можно написать не только улицу, но и рынок. Писсарро ждет пятницы, пока на городском рынке начнется рабочий день. Это «оконный период» Писсарро, когда он почти не выходит на пленэр из-за прогрессирующей болезни глаз. В последние несколько лет жизни он просто смотрит в окно и наслаждается возможностью иногда менять эти окна и вид за ними – у Писсарро наконец-то появились деньги для путешествий.
В 1890-е годы к 60-летнему Камилю Писсарро приходит долгожданное признание. Арт-дилер Поль Дюран-Рюэль устраивает выставки, посвященные городским сериям художника. И все его бульвары, написанные в дождь, снег и в солнечную погоду, сразу находят покупателей и разлетаются по частным коллекциям. Нельзя сказать, что на Писсарро обвалилось сказочное богатство. Он радуется стабильным продажам картин и всегда боится, что вернется голодное прошлое.
Постаревший Писсарро пишет Париж. Это неожиданно. Художник всегда жил в деревне и вел по-настоящему крестьянскую жизнь. Никогда не оставляя Эраньи надолго, он теперь выбирается пожить иногда в Париже.
В 1897 году, поселившись в самом центре столицы, в гостинице «Отель дю Лувр», Писсарро пишет сыну: «Я рад, что могу попытаться написать улицы нового Парижа, которые мы все так привыкли называть уродливыми, но которые на самом деле удивительно переливчатые, яркие и такие живые». Но почему уродливые? Что с этими улицами было не так? Как и любая кардинальная, беспощадная модернизация города, перестройка Парижа вызывала яростное сопротивление горожан, а некоторых доводила просто до отчаяния. Старого города просто не стало: 200 тысяч зданий были разрушены, 34 тысячи – неузнаваемо перестроены. Когда-то тесные, извилистые мощеные улочки превратились в широкие бульвары. Необъятные площади, способные вызвать приступ агорафобии. Пятиэтажные здания, новый шикарный оперный театр, ипподром, могучие металлические опоры железнодорожных мостов. Любовь к современному шумному Парижу легко давалась молодым художникам, а Писсарро решил обучиться этой любви в 67.