С Писсарро так было всегда: папаша, добрый бог, Моисей, как называли его коллеги-импрессионисты, оказывал колоссальное влияние на каждого, кто оказывался рядом. Он был не намного старше других, но с непоколебимым спокойствием древнего пророка успокаивал их душевные бури и сомнения. И при этом до конца жизни был готов каждый день заново учиться жить и писать, ни на минуту не успокаиваясь в собственной значимости.
Он полюбил эти уродливые, расчерченные как под линейку, широкие, шумные парижские улицы, как будто видел их впервые.
Пульс Камиля Писсарро остановился в 1903 году, его картины сегодня украшают собрания великих музеев мира, художниками стали все пятеро сыновей Писсарро и даже некоторые внуки и правнуки. Все-таки это фантастически редкий дар – быть убедительным учителем и верить в правильность избранного пути.
Джон Сингер Сарджент: гражданин мира
Когда Огюст Роден в 1902 году увидел портрет трех юных сестер Хантер кисти Джона Сингера Сарджента, он назвал художника «Ван Дейком нашего времени». Однако сразу после смерти Сарджента в 1925 году мнение о нем в творческих кругах резко изменилось в худшую сторону. Произошло это, в частности, с подачи бывшего друга художника, влиятельного критика Роджера Фрая, посчитавшего работы Сарджента неуместными и неактуальными для эпохи модернизма. Так что его реализм практически мгновенно был объявлен анахроничным и поверхностным, а самого художника стали считать не более чем удачливым карьеристом, который своими портретами потакал прихотям аристократов.
Один из самых успешных и почитаемых художников своего времени был вытеснен Матиссом и Пикассо. Упражняясь в остроумии, коллеги по цеху называли Сарджента легковесным льстецом «Позолоченного века» и хитрым ремесленником. Камиль Писсарро как-то пренебрежительно обронил: «Он был не энтузиастом, а скорее ловким исполнителем». За Сарджента к тому моменту могли говорить лишь его полотна, безмолвные свидетельства его несомненного таланта и мастерства. Спустя несколько десятилетий они заняли положенные им места в музеях и галереях, стали продаваться на аукционах за миллионы долларов и обеспечили Сардженту имя мирового классика.
Родители художника выросли в Штатах и, несмотря на то, что большую часть жизни он прожил в Европе, Сарджент считал себя американцем. В 1854-м Сардженты отправились в путешествие по Европе, которое в итоге продлилось всю их жизнь. Покинуть родную страну их заставила трагедия: благодаря смене обстановки Фицуильям и Мэри надеялись оправиться от гибели своего первенца. 12 января 1856 года во Флоренции у них родился сын Джон.
Сарджент рос и развивался практически во всей Европе сразу. Годы его становления прошли в путешествиях по Франции, Германии, Италии, Швейцарии и Испании. По словам близкого друга Генри Джеймса, который, кстати, тоже стал вечным кочевником с легкой руки родителей, такое «образование по Бедекеру» (это имя стало нарицательным – синонимом путеводителя) сделало Сарджента «цивилизованным до кончиков ногтей» полиглотом.
Художник однажды рассказывал, что его самым ранним воспоминанием был темно-красный булыжник на мостовой во Флоренции, которым маленький Джон был просто одержим. Страсть к рисованию проявилась у него в раннем возрасте, мать мальчика, которая сама была художником-любителем, поощряла развитие природного таланта Джона, щедро снабжая его сюжетами для рисунков в многочисленных путешествиях. Отец обучал его географии, арифметике, чтению и другим необходимым дисциплинам. Он же сопровождал Джона в Париж весной 1974 года, когда юноша, немного отточивший свои навыки в Академии изящных искусств во Флоренции, решил продолжить образование в столице европейского искусства.
В столице Франции Сарджент задержался на долгих 12 лет, но, оставаясь верным семейным традициям, продолжал путешествовать по Европе и даже за океан – на историческую родину.
Переломный момент в карьере Сарджента наступил в 1884 году, когда он представил публике портрет «Мадам Х», в которой зрители без труда узнали мадам Виржини Готро. Художник, который надеялся с помощью этого полотна добиться еще большей популярности, получил прямо противоположный эффект. Дело, однако, было совсем не в излишней откровенности портрета.
Виржини Амели Авеньо родилась в 1859 году в Новом Орлеане в семье белых креолов. Ее отец погиб в сражении при Шайло во время гражданской войны, а спустя четыре года «мозговая горячка» унесла жизнь младшего брата девочки, и тогда ее мать приняла решение переехать в родную Францию. После военных ужасов Париж показался им настоящим раем. Главной целью матери было удачно выдать Амели замуж, и банкир Пьер Готро (который был вдвое старше девушки) оказался подходящей партией.
Мадам Готро не была канонической красавицей, но при этом обладала каким-то особым природным магнетизмом и притягательностью. Ее главной гордостью была невероятно бледная кожа, естественный цвет которой она подчеркивала пудрой и, по слухам, поддерживала, принимая мышьяк. Виржини умела очаровывать и восхищать, но креольское происхождение не позволяло ей пробиться в высшие круги парижского бомонда. Долгое время она так и оставалась дамой «полусвета», пока Джон Сингер Сарджент не решил написать ее портрет.
На одном из предварительных набросков к портрету у платья героини была кокетливо спущена одна бретелька. И эта, казалось бы, малозначительная деталь в сочетании с обручальным кольцом вызвала грандиозный скандал на Парижском Салоне в 1884 году. По мнению критиков, это был неприкрытый намек на то, что эта замужняя дама может благосклонно принимать ухаживания других мужчин.
После того как Сарджент уехал в Лондон и страсти поутихли, мадам Готро безуспешно пыталась вернуть себе утраченный статус. Но ей пришлось довольствоваться лишь функционерами средней руки, иногда сопровождавшими ее в оперу. Спустя какое-то время Виржини Готро совсем перестала появляться в обществе. Поговаривали, будто с приходом старости бывшая красавица сняла со стен своего дома все зеркала и стала выходить на улицу только по ночам.
После скандала с «Мадам Х» заказы, прежде сыпавшиеся на художника как из рога изобилия, стали постепенно иссякать. Как ни странно, этот период оказался для Сарджента очень продуктивным, подарив ему определенную творческую свободу. Он пишет своих друзей и их детей, участвует в проектах импрессионистов и получает долгожданную возможность работать под открытым небом, проводя летние месяцы в Вустершире. В 1886 году Сарджент окончательно перебирается в Лондон, посчитав, что британская столица окажется более гостеприимной, чем Париж. Однако дурная слава его опережала, и богатые англичане не слишком стремились заказывать художнику свои портреты. Зато ему с удовольствием позировали американцы во время поездок Сарджента в Штаты.
В конце концов британцам пришлось сдаться и признать талант художника, он снова начал набирать потерянную популярность. Но со временем Сарджент все больше устает от портретов. Он по-прежнему много путешествует и пишет потрясающие пейзажи из самых разных уголков мира. Одной перспективной клиентке он даже заявил, что с бо`льшим удовольствием напишет ее садовую калитку, чем ее лицо. Сарджент посвящает освободившееся время рисованию фресок для Бостонской публичной библиотеки и Бостонского музея изящных искусств. Кроме того, создает множество пейзажей и жанровых сцен в технике акварели, черпая вдохновение в многочисленных поездках.
О любых отношениях Сарджента, кроме дружеских, известно до смешного мало. Он никогда не был женат, но, по слухам, дважды был «почти что помолвлен». Как бы там ни было, семьей художник так и не обзавелся. Этот факт, как и внушительное количество не выставлявшихся на публике рисунков с обнаженными мужчинами, позволил критикам и обозревателям делать предположения по поводу сексуальной ориентации художника. Справедливости ради стоит сказать, что изображений обнаженных женщин среди работ Сарджента было ничуть не меньше. Но при этом не существует ни единого подтверждения о романтических отношениях с кем бы то ни было. Он ревностно оберегал свою приватность, избегал интервью и в конце жизни уничтожил всю личную переписку, оставив потомкам лишь воспоминания друзей. А они, в свою очередь, сходились в одном: Джон Сингер Сарджент, умерший во сне в возрасте 69 лет, был безоглядно влюблен и навечно обручен с живописью.
Уильям Меррит Чейз: американский мечтатель
Молодые американские художники уезжали учиться в Париж и устраивали настоящие коммуны в местах обитания французских импрессионистов. Они возвращались домой с чемоданами, забитыми живописными видами Живерни и бесконечными стогами сена, написанными почти как у Моне. Они ходили на пленэры с Писсарро и записывали за ним важные советы о том, как правильно смотреть на натуру и изображать ее. Но Уильям Меррит Чейз не ездил во Францию – он пришел к импрессионизму объездными путями, по бездорожью, мимо проторенной колеи.
Повезло ли Уильяму родиться в нужном месте, в нужное время или в нужной семье, но отец, торговец обувью, поддержал мечту мальчика стать художником – и до 18 лет он уже получил начальное художественное образование в Индианаполисе в студии местного портретиста. В 18 лет уехал в Нью-Йорк учиться в Национальной академии дизайна. Даже семейные финансовые проблемы, из-за которых Чейзы вынуждены были перебраться в Сент-Луис, стали для Уильяма счастливым случаем. В 1872 году местные богачи-меценаты какое-то время с удовольствием заказывали у юного художника картины для своих домов, а потом посчитали перспективным вложить деньги не только в его картины, но и в его образование. Одним словом, они скинулись и предложили Чейзу поучиться в Европе, а заодно помочь им подобрать стоящие полотна для частных коллекций. Согласится ли он, спросили. «О Боже, я бы выбрал Европу даже если бы мне пришлось отказаться от рая!» – ответил Уильям.