Пабло Пикассо: художник, превративший себя в гения
Пабло Пикассо мог еще при жизни похвастаться тем, что осуществил свою главную мечту. Однажды основоположник кубизма с некоторой долей зависти заявил, что не так много найдется людей, читавших Гомера, однако его имя известно всем. Сейчас то же самое со всей уверенностью можно сказать и о художнике: его знают даже те, кто не видел ни одного его полотна. Первые сохранившиеся работы Пабло Пикассо датированы 1889 годом, и он не выпускал кистей из рук буквально до самой смерти. Сложно представить, как могла сложиться жизнь художника, сдержи он однажды данное Богу обещание отказаться от живописи.
Можно бесконечно спорить о том, каким на самом деле был основоположник кубизма, но, по крайней мере, можно точно сказать, каким он не был. Пикассо никогда не был праведником. Он ценил простые, мирские, плотские удовольствия, «хлеб и зрелища», корриду, вино и женщин. Он жадно поглощал все, что подпитывало его вдохновение: пищу и книги, музыку и обожание, живопись предшественников и современников, выдающиеся исторические события и нашумевшие открытия. Тысячи картин, рисунков и гравюр, коллекции керамики и театральные декорации, разнообразные техники и направления живописи…
«Все дети мифологизируют свое появление на свет». С этих слов начинается невероятно захватывающая история в книге Дианы Сеттерфилд «Тринадцатая сказка». И этими же словами можно было бы начать любую биографию Пабло Пикассо. Художник никогда не упускал случая рассказать жутковато-смешную историю о своем рождении. Вот только периодически «путался в показаниях», иногда для пущего эффекта заявляя, что дело было ровно в полночь.
День появления на свет первенца едва не стал для семейства Руис одним из самых трагических. Мальчик не дышал и не плакал, и его посчитали мертворожденным. Возможно, мир так и лишился бы одного из величайших художников, если бы не вредная привычка его дяди Сальвадора, по совместительству врача, принимавшего роды у Марии Пикассо. Этот деликатный процесс не показался ему достойной причиной, чтобы отложить в сторону сигару. И когда не подававшего признаков жизни младенца положили на стол, доктор Сальвадор наклонился над ним… и выдохнул дым прямо в маленькое личико. Оно внезапно сморщилось, ребенок издал долгожданный первый крик. Некоторые биографы Пикассо утверждают, что именно в память об этом первом вдохе художник всю жизнь не расставался с сигаретами и сигарами.
Огромную роль в создании многочисленных легенд, которыми художник окружил свое имя, сыграла его мать. Пабло был первым ребенком в семье Руис и единственным мальчиком (позже Мария Пикассо подарит мужу двух дочерей – Лолу и Кончиту). Стоит ли удивляться тому, что мать души в нем не чаяла. Однажды в письме уже взрослому сыну Мария заявила: «Я слышала, теперь ты пишешь стихи. Что ж, от тебя можно ожидать всего. Если мне скажут, что ты провел церковную службу, – я и в это поверю…»
Мария Пикассо с удовольствием рассказывала о том, каким Пабло был в детстве. Например, о его внешности: «Он был настолько красив, словно ангел и демон одновременно, что от него трудно было отвести взгляд». Отец Пикассо Хосе Руис в свою очередь обращал мало внимания на красоту сына, но очень радовался его живейшему интересу к живописи. Несостоявшийся художник стал первым учителем и наставником Пабло. Когда мальчику исполнилось 13, дон Хосе полностью отказался от живописи и вручил сыну свои кисти, признавая, что отпрыск его «перерос». Согласно легенде, Пабло научился рисовать еще до того, как начал говорить. В детстве он редко играл со сверстниками, предпочитая сидеть на земле и выводить в пыли линии и узоры. Если же верить матери Пикассо, его первым словом было piz (от испанского lápiz – карандаш).
На протяжении всей жизни неизменными спутниками Пабло Пикассо были любовь, смерть и искусство. Три постоянные величины в его уравнении, три бессменных участника причудливого танца, три основных цвета, подчас сплетающиеся в такой сложный и замысловатый узор, что становится невозможно отделить одно от другого.
Все началось в 1895 году. 14-летний Пабло уже не мыслит своей жизни без рисования, он точно знает, чем хочет заниматься всю оставшуюся жизнь. Вскоре его отец получит должность преподавателя в Барселоне, и перед юным художником откроются новые возможности для развития таланта. Но радость от переезда для всей семьи Руисов будет омрачена трауром. В начале года семилетняя сестра Пабло Кончита заболела дифтерией. С юношеской страстью он дал зарок навсегда отказаться от рисования, если Бог позволит девочке выздороветь. К сожалению, Кончита так и не смогла справиться с болезнью, но после ее смерти Пабло вдруг почувствовал… облегчение. Он был искренне готов отказаться ради любимой сестры от дела всей своей жизни, но прекрасно понимал, насколько несчастным сделала бы его эта жертва. Тем не менее до конца своих дней Пикассо будет винить себя за это невольное чувство радости.
Новая трагедия не заставила себя долго ждать. В декабре 1900 года Пабло в компании самого близкого своего друга Карлоса Касагемаса приезжает к родным в Малагу, чтобы отпраздновать Новый год. Карлос в то время страдал от безответной любви к девушке, с которой друзья познакомились во время одной из последних поездок во французскую столицу. Несмотря на насмешки и унижения со стороны жестокой возлюбленной, Касагемас рвался в Париж, чтобы увидеться с ней, и, в конце концов, ему удалось уговорить художника отпустить его. Сам же Пабло Пикассо отправился в Мадрид и с головой погрузился в работу. Спустя некоторое время художнику принесли страшную весть: Карлос застрелился в Париже, перед этим попытавшись убить свою возлюбленную.
И снова Пабло терзается чувством вины: он не должен был отпускать Касагемаса одного, он вообще не должен был его отпускать! С болью от утраты Пабло справляется единственным возможным для него способом – он рисует. Так начинается холодный, тоскливый и пронизанный чувством безысходности «голубой период» в его творчестве. И с этого же момента начинается отсчет зрелой художественной карьеры Пикассо.
Одним из самых памятных и знаковых моментов в жизни художника стала ретроспектива работ Поля Сезанна на Осеннем салоне в 1907 году. Само собой, Пикассо и раньше видел картины великого француза, однако лишь на этой выставке, по его словам, смог по-настоящему погрузиться в них и в полной мере оценить их великолепие. Позже Пикассо сказал: «Влияние Сезанна постепенно заполнило абсолютно все».
По мнению многих искусствоведов, именно творчеству Сезанна мы во многом обязаны появлением кубизма. Сужение видимого мира до простых, базовых форм, «фасеточные» мазки, ломаные линии и уплощение пространства – все это стало первым шагом в развитии современного искусства. В полотнах Сезанна Пикассо увидел модель, с помощью которой учился улавливать самую суть вещей, перенося ее на холст в соответствии со своим особым видением. С 1907 года Пикассо начинает экспериментировать с формами в тесном сотрудничестве с Жоржем Браком. И Сезанн был для них бессменным ориентиром на протяжении всего периода совместной работы.
Спустя много лет в одном из интервью Пикассо сказал: «Имеет значение не то, что художник делает, а то, кем он является. Сезанн никогда не заинтересовал бы меня, если бы он жил и думал, как Жак-Эмиль Бланш, даже будь нарисованное им яблоко в десятки раз красивее. Что привлекает наше внимание, так это тревожность Сезанна. В этом состоит его главный урок».
Жорж Брак появился в студии Пабло Пикассо весной 1907 года, чтобы увидеть нашумевших «Авиньонских девиц». Фовист Брак и сам был участником бунтарского художественного движения: еще каких-то пару лет назад «дикие звери» наделали в Париже много шума. Но то, что он увидел в мастерской Пикассо, было чем-то принципиально новым. По одной из легенд, когда Брак впервые увидел «Авиньонских девиц», он заявил: «При взгляде на эту картину возникает ощущение, что вы пытаетесь заставить нас есть паклю или пить бензин и плеваться огнем». Откровенная, нарочитая, наглая «неправильность» «Авиньонских девиц», упрощенные формы, изломанные фигуры и искаженные пропорции настолько ошеломили Брака, что он решил во что бы то ни стало подружиться с этим странным испанцем. Но между началом дружбы и стартом совместной работы пройдет еще немало времени. И на протяжении долгих месяцев в творчестве Пикассо и Брака постепенно будет выкристаллизовываться то, что потом ляжет в основу стиля, навсегда изменившего мировое искусство.
Следующие несколько лет Брак и Пикассо были неразлучны. Они были одновременно соратниками и соперниками, наставниками и учениками друг друга. Их связь была настолько тесной, что порой они даже сами затруднялись определить точное авторство созданных картин. И каждую из этих картин они пристально изучали, обсуждали, критиковали, мотивировали, поощряли и постоянно бросали друг другу вызовы. Пикассо позже вспоминал: «Почти каждый вечер либо я приходил в студию Брака, либо он в мою. Каждый из нас должен был увидеть, что другой сделал в течение дня». Брак однажды выразился более поэтично: «Мы были подобны двум альпинистам в одной связке».
Они вообще были очень разными. Их дружба может служить идеальной иллюстрацией утверждения о том, что противоположности притягиваются друг к другу. Жорж Брак вырос в семье маляра и декоратора, и отец обучил его всем навыкам, необходимым для этой профессии. Брак был высоким, уравновешенным и методичным рафинированным французом, который в работе руководствовался рассудком, всячески избегал публичности и всю жизнь был женат на одной женщине. Пабло Пикассо первые профессиональные уроки живописи получил также от своего отца, вот только тот был академическим художником. Непредсказуемый, темпераментный и эгоистичный низкорослый испанец откровенно наслаждался своим публичным статусом, стремился достичь максимально возможной популярности и был неспособен хранить верность ни одной женщине, ни одному художественному стилю. Видимо, эта кажущаяся несовместимость и сделала их союз таким продуктивным: Пикассо и Брак идеально дополняли друг друга.