нулась и сказала мне с завистливым восхищением: «Ты только посмотри на эту девчонку! Такая маленькая – и совсем не боится такой высокой и сильной женщины, как я. Она мне нравится».
Спустя несколько лет после первой встречи с Фридой Ривера работал над фресками в здании Министерства образования и вдруг услышал крик: «Диего, пожалуйста, спустись оттуда! Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное!» Художник вспоминал: «На земле подо мной стояла девушка лет 18. У нее было красивое нервное тело и нежное лицо. Ее волосы были длинными и темными, а густые брови сходились над переносицей. Они были похожи на крылья черного дрозда».
Заинтригованный Ривера спустился вниз для разговора, и девушка сразу перешла к делу: «Я здесь не ради развлечения. Мне нужно работать, чтобы иметь средства к существованию. Я написала несколько картин и хочу, чтобы ты оценил их с профессиональной точки зрения. Мне нужно абсолютно честное мнение, потому что я не могу позволить себе попросту тешить собственное самолюбие».
Когда Диего взглянул на три женских портрета, которые Фрида принесла с собой, он был поражен: «В этих холстах была необычная энергия и экспрессия, и в то же время истинная серьезность. В них не было никаких приемов во имя оригинальности, которые отличают работы амбициозных новичков. Было очевидно, что эта девушка – подлинный художник».
Одна из особенностей картин Кало заключается в том, что все они написаны крошечными мазками. Это серьезная нагрузка на руки и позвоночник, поэтому можно только догадываться, как тяжело приходилось Фриде, когда она начинала рисовать. До аварии единственным ее опытом в этой области были несколько уроков, взятых у гравера Фернандо Фернандеса. Первые кисти и краски купил девушке отец, зарабатывавший на жизнь фотографией. А мать заказала подрамник, при помощи которого Фрида могла рисовать лежа. В это время ее работы – это по большей части натюрморты и автопортреты. Спустя годы Кало скажет, что пишет так много автопортретов, потому что собственное лицо – это то, что она знает лучше всего. Но в те месяцы, когда Фрида восстанавливалась после аварии, она боялась, что умрет и память о ней быстро исчезнет, поэтому старалась оставить как можно больше напоминаний о себе. Первой такой работой стал «Автопортрет в бархатном платье» (1926).
Еще одна вещь, отличающая картины Фриды, – их глубокая эмоциональность. Все, что она не может выразить словами, все, о чем вынуждена молчать, Кало переносит на холст. Она показывает зрителю кровь, боль, человеческие внутренности, неприглядную правду жизни. Фрида делится переживаниями из-за постоянных измен мужа, страданиями из-за очередной потери ребенка и непрекращающейся болью после травм, болезней и бесчисленных операций. И всю жизнь Кало безжалостно вскрывает свою душу, как доктора снова и снова вскрывали ее измученное тело, и демонстрирует зрителю собственное открытое сердце, чувствительное и беззащитное («Две Фриды», 1939).
И, наконец, Фрида не была бы Фридой, если бы не унаследовала мексиканское отношение к смерти – безусловно, с уважением, но при этом и с изрядной долей юмора. Неотъемлемой частью мексиканской культуры являются так называемые «ретабло», примитивные картинки на маленьких металлических пластинах, которые рисовались в благодарность святым (Диего и Фрида собрали огромную коллекцию таких изображений). В частности, именно с ретабло смерть в разных ипостасях и обличьях перекочевала на картины Кало.
Родители Фриды были против этого брака. Им было больно видеть свою хрупкую дочь рядом с этим чудовищем – огромным, некрасивым, толстым бабником. Гильермо и Матильда называли этот союз «браком между слоном и голубкой». Но отца девушки немного успокаивал тот факт, что Ривера был богат, а значит, Фриде не пришлось бы работать.
Когда Диего в очередной раз появился в доме Кало, Гильермо отвел его в сторону и сказал: «Моя дочь больна и останется больной до конца жизни. Она умна, но не красавица. Вы все равно в ней заинтересованы?» Когда Диего подтвердил свои намерения, Кало добавил: «Она дьявол». Ривера ответил: «Я знаю». «Что ж, я вас предупредил», – сказал Гильермо.
Фрида и Диего поженились 21 августа 1929 года. На свадьбе Ривера безобразно напился. В пьяном угаре он бил посуду, размахивал пистолетом и даже сломал кому-то палец. Фрида была в ярости и согласилась переехать к Диего лишь через несколько дней после свадьбы.
Через некоторое время Кало впервые забеременела, но по медицинским показаниям ей пришлось сделать аборт. Фрида страстно желала подарить мужу ребенка, несмотря на то, что Ривера был против.
Ривера начал изменять жене едва ли не с первого дня совместной жизни. В Сан-Франциско он закрутил роман с теннисисткой Хелен Муди, которая позировала ему для одного из заказанных муралов. Фрида в отметку завела романтические отношения с Кристиной Гастингс, женой одного из помощников Диего. В это время художницу начали мучить сильные боли в правой ноге, изуродованной полиомиелитом. Знаменитый хирург Лео Элоссер заключил, что ухудшение здоровья связано со стрессом, и прописал Фриде постельный режим и здоровое питание.
В Мексику супруги вернулись по отдельности: Фрида – в мае 1931 года, а Диего – в июне. За время разлуки Кало успела познакомиться с нью-йоркским фотографом Николасом Мюреем. Их тайный, периодически возобновлявшийся роман продлился в общей сложности около 10 лет.
Вскоре Диего и Фрида отправились в Нью-Йорк на открытие масштабной ретроспективы Риверы в MoMA. Диего купался в лучах славы. В восторженных статьях, посвященных ему, Кало упоминалась лишь как «миссис Ривера». Затем пара, следуя за очередным заказом, перебралась в Детройт, который Фрида описывала как «убогую старую деревушку». Здесь художница вновь забеременела, но спустя три с половиной месяца у нее случился выкидыш. Кало 13 дней провела в госпитале Генри Форда и написала одну из самых трагичных своих картин, посвященную погибшему сыну.
В начале 1934 года на Фриду обрушилось сразу несколько сокрушительных ударов. Ее третья беременность вновь закончилась выкидышем. А вскоре после этого она узнала, что Диего изменяет ей с ее младшей сестрой Кристиной. Кало подозревала, что у ее мужа случилось новое увлечение, но и представить не могла, что «другой женщиной» окажется ее родная сестра. Фрида чувствовала себя преданной сразу двумя самыми любимыми людьми. Она бросила Диего и на несколько месяцев поселилась в отдельной квартире. Свою боль художница привычно изливала на холст. Она пишет сцену жестокого убийства, о котором прочитала в газетах, и называет картину «Всего-то несколько царапин!».
Однако, несмотря на предательство, долго оставаться в разлуке с Диего Фрида не смогла. Супруги воссоединились в конце 1935 года, но все равно жили порознь. Их дом состоял из двух отдельных строений, соединенных воздушным мостиком: в одном из них жила Кало, во втором – Ривера. За время разлуки Фрида успела завести несколько романов с мужчинами и женщинами. Диего, который никогда не был образцом верности, страшно ее ревновал, поэтому свои романтические похождения художница старалась держать в секрете.
В 1937 году в поисках политического убежища в Мексику приехал Лев Троцкий с женой Натальей Седовой. Их поселили в «голубом доме», в котором прошло детство Фриды, и в котором по-прежнему жил ее отец. Кало и Троцкий достаточно быстро сблизились, их запретный роман был страстным и тайным. В какой-то мере интимная связь с таким видным человеком, которого Диего безмерно уважал, была для Фриды способом еще раз отомстить неверному мужу за интрижку с Кристиной. Фрида и Троцкий общались между собой на английском языке, которого не понимала Наталья, и передавали друг другу любовные записки, обмениваясь книгами. Но Седовой совсем необязательно было понимать их разговоры, чтобы обо всем догадаться.
Надо сказать, что «старик» быстро наскучил художнице, и их связь прекратилась. Вскоре после этого Фрида написала автопортрет, посвященный Троцкому, который он повесил в своем кабинете. Впрочем, когда он с женой покидал «голубой дом», Наталья убедила его не забирать с собой картину.
Фриде пришлось долго добиваться популярности в родной Мексике, несмотря на то, что еще в 1938 году она наделала много шума в Нью-Йорке, где проходила ее первая персональная выставка в галерее Джулиана Леви. Критики, поначалу отнесшиеся к «миссис Ривере» скептически, были очарованы ею и самобытностью ее картин. Вскоре после этого Кало отправляется в Париж по приглашению Андре Бретона, пообещавшего художнице устроить ее персональную выставку. Они познакомились во время визита Бретона и его супруги Жаклин Ламба в Мексику. Поэт и художник был поражен работами Фриды и сообщил художнице, что она пишет в стиле сюрреализма, чем немало ее удивил. Однако, несмотря на обещания, организацией выставки Бретон так и не занялся. Фрида узнала об этом только после приезда в Париж, очень разозлилась на Бретона и стала называть парижских сюрреалистов «чокнутыми сукиными детьми».
Фрида очень неуютно чувствовала себя вдалеке от родной Мексики. Ни Нью-Йорк, ни Париж ее не впечатлили, она рвалась назад, в свой «Голубой дом», где она родилась и прожила почти всю жизнь, к своему Диего. Они уезжали и возвращались, ссорились и мирились, разводились и женились вновь, жили в разных домах, соединенных мостиком. А тем временем рассыпающееся на части тело Фриды пытались собрать воедино при помощи металлических корсетов, многочисленных операций и лекарств.
Первая персональная выставка Фриды Кало в Мексике состоялась только в 1953 году. К тому моменту художница уже была прикована к постели и постоянно находилась под действием сильных болеутоляющих и алкоголя. Но такое важное событие в своей жизни она пропустить никак не могла. Во время открытия выставки Фриду внесли в Галерею современного искусства на носилках и уложили на кровать в центре зала.