К концу года в Пушкарский приказ инженерами-мастерами были представлены чертежи новых орудий, которых планировалось отлить после «Нарвской конфузии». Согласно записям архивной «Вседневной книги», 17 декабря 1700 г. зафиксирован «чертеж пушечной ядром 24 фунтов маеора Ягана Гошки за ево рукою, на том чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса», 18 декабря – «пушечной чертеж ядром 12 фунтовой иноземца Филипа Шпекла за ево рукою», 19 декабря – «два чертежа пушечных 12 фунтовых Василя Корчмина, на одном чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса» (т. е. один из образцов был одобрен) и «пушечной чертеж иноземца Филипа Шпеклы 24 фунтовой».
22 декабря представлен «пушечной чертеж 18 фунтовой маеора Ягана Гошки за ево рукою, на том чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса» и «пушечной чертеж ядром 12 фунтовой маеора Ягана Гошки за ево рукою, на том чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса»[505].
В этом перечне перечислены основные калибры осадных пушек, которых предстояло отлить в течение 1701 года, и по нему мы видим «авторов» новых артиллерийских проектов. Итак, 12-фунтовые пушки Ф. Шпеклы, В. Корчмина и Я. Гошки, 18-фунтовые – Я. Гошки, 24-фунтовой – Я. Гошки и Ф. Шпеклы.
Затем в Пушкарский приказ были поданы проекты гаубиц и мортир:
– «декабря 22 числа (1700 г. – А. Л.) чертеж гаубич маеора Ягана Гошки за ево рукою, на том чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса»
– «генваря 3 числа 1701 году чертеж гаубич маеора Ягана Гошки за ево рукою, на том чертеже помета думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса».
Из этого можно заключить, что утвержденные Виниусом чертежи гаубиц (может быть, речь шла о пудовых и полупудовых образцах) в 1701 г. делались по образцам майора Иоганна Гошке.
Далее по списку шли чертежи мортирам:
– «чертеж мортирной 3-пудовой маеора Ягана Гошки за ево рукою». В сундуке хранились и проекты мортир прежних образцов;
– «генваря 20 числа 1700 году чертеж мортирной 2-пудовой маеора Ягана Гошки»;
– «два чертежа мортирных старых трехпудовых»;
– «три чертежа мортирных старых двупудовых».
Для тяжелых осадных мортир были разработаны также и бомбы, а для пушек – картечи. Иоганн Гошке сделал чертежи бомб для сверхтяжелой 9-пудовой мортиры (и чертеж к трубкам к этим бомбам), а также для 2- и 3-пудовых мортир (проекты датированы еще 9 июля 1700 г.) и для пушек. Кроме того, в документе впервые упомянуты картечи для крупнокалиберных орудий: «декабря 18 числа 1700 году три чертежа картечам к пушкам 24, 18,12 фунтовых маеора Ягана Гошки за ево рукою», а также «генваря 18 числа 1701 году чертеж картечам к гаубицам», заверенные А. Виниусом. Далее на листе 3 упомянуты чертежи орудий меньшего калибра: «Чертеж шти фунтовым пушкам каков подал маеор Яган Гинтер, а помета на том чертеже думного дьяка Андрея Андреевича Виниюса, велено таких вылить 30 пушек в указное число, что велено лить полковые трехфунтовые сто пушек… Генваря 29 числа, таков чертеж Степан Кудрявцев взял»[506].
Таким образом, артиллерийские «посленарвские» реформы начались с утверждения основных типов орудий, которые планировалось отлить на Пушечном дворе. Однако для масштабного производства была необходима как производственная база, так и крупные запасы «пушечной меди» (бронзы).
И здесь мы подходим к одному «животрепещущему» вопросу историографии о масштабах «колокольного» вклада в деле воссоздания артиллерии.
Колокола – в пушки?
С началом нового года начались мероприятия по сбору стратегического металла для литья новых пушек. Конечно же, в первую очередь на переплавку пошли старые орудия. 27 января 1701 г. по памяти в Разрядный приказ предписывалось, ссылаясь на указ царя, «из городов, которые ведомы в Розряде, медной наряд, пушки и вестовые колокола, и медь для переливанья привесть к Москве по нынешнему зимнему пути, чтобы в пушки перелить»[507].
Старых и испорченных бронзовых орудий в городах осталось слишком мало – мероприятия по переливке пушек с последующей заменой городового вооружения чугунными орудиями, проводимые в 1680–1690 гг., привели к тому, что поток поставляемой с крепостей «пушечной меди» был прекращен. Снимать и переплавлять старые, но годные к стрельбе крупные орудия важных в стратегическом отношении городов (Псков, Новгород, Смоленск) было дело рисковым. Необходимо было в срочном порядке найти выход из сложившейся ситуации.
4 февраля 1701 г. по указу Петра I велено «на Москве, и в подмосковных монастырях, и в Московском уезде, и во всех городах у соборных и у прихоцких церквей, и во архиерейских и боярских домах, и в монастырях, и в вотчинниковых сёлах у церквей взять на Пушечной двор в пушечное и в мазжерное литье ис колоколов весом четвёртую часть, сколько по весу пудов, где в котором звону во всех колоколах явится». Впрочем, церковным властям предоставлялась возможность вместо четвертой части колоколов отдать чистую медь и олово в пропорции 6:1[508]. Старые медные пушки, посуда и прочий лом также могли идти в зачет.
Наиболее детально о сборе колокольной меди на Пушечный двор описано в работах О. А. Белобровой, Е.Ю. Манойленко, П.В. Седова[509]. Но в этих работах не разбираются вопросы, сколько и каких орудий было отлито из колоколов, с какими проблемами столкнулись мастера при производстве пушек. Попробуем разобрать эти вопросы, опираясь в том числе и на недавно выявленные материалы из Российского государственного исторического архива.
Итак, с начала 1701 г. начались известные в исторической науке мероприятия по снятию колоколов с церквей и монастырей и переплавки их в пушки. В «Гистории» говорится о прибытии Петра в Москву, после чего последовал указ, «чтоб собрать часть колоколов со всего государства з знатных городов от церквей и монастырей для делания пушек и мартиров. Что чрез ту зиму и исправлено…»[510].
Историк П. В. Седов обнаружил указание на грамоту от 22 января 1701 г. в Новгородскую епархию о взвешивании всех медных пушек, находившихся на вооружении монастырей. Тогда же, очевидно, и появилось распоряжение о транспортировке орудий в Москву, о чем свидетельствует письмо стряпчего Валдайского Иверского монастыря Антипа Тимофеева – уже в первых числах февраля 1701 г. велено «из всех монастырей вести к Москве медные пушки на крестьянских подводах к указному сроку»[511].
В первую очередь, конечно же, глава Монастырского приказа боярин И. А. Мусин-Пушкин был заинтересован в сборе пушечной меди (бронзы) – этот металл годился для отливки новых пушек. Но интересен тот факт, что ряд монастырей, желая оставить у себя медопушечное вооружение, не просили оставить им колокола[512]. Другие монастыри предпочитали отдать старые пушки, а не колокола. Но были и такие монастыри, как, например, Успенский Тихвинский, который предпочел вообще заплатить 135 руб. с условием, чтобы с него не требовали ни пушек, ни колоколов.
Впрочем, некоторым архимандритам удалось получить «зачет» по пушечной меди, ссылаясь на прежние поставки в государеву казну орудий. Так, во «Вседневной книге» сохранилась запись от 4 июля 1701 г. о челобитной архимандрита Симонова монастыря Харитона «с братиею»: «…в прошлом, во 204 году (1696. —А. Л.), по ево, великого государя указу, взята у них из Симонова на Воронеж в Азовской поход пять пушек медных, а в нынешнем 1701 году взято у них на Пушечной двор две пушки медные ж, да у них же взято на Пушечной двор четвертой части в пушечное литье колоколов меди и олово сто двенатцать пуд тринадцать фунтов на них в доимки меди двести деваносто один пуд семнатцать фунтов. И великий государь пожаловал, не велел той доимки колокольной меди дву сот девеносто одного пуда семнатцать фунтов на них спрашивать, а велел ту доимку зачесть прежними взятыми пушками»[513].
Первая партия колокольной меди поступила на Пушечный двор из Вологды: 22 крестьянских подводы привезли 2 битых колокола (46 пудов 3 фунта), «котловую медь» (181 пуд 26 фунтов) и прутовое английское олово (32 пуда 2 V фунта) и сверх нормы еще 200 пудов качественной («котловой» – для котлов) меди[514].
Но, как уже было отмечено, в первую очередь в переплавку пошли старинные московские орудия. Пушечную бронзу переплавляемых орудий не надо было разбавлять чистой медью – она шла в литье без каких-либо добавок.
В феврале 1701 г. сохранилось упоминание на «Великого государя имяной указ о болших пушках: велено перелить в пушечное и мортирное литье пушку «Павлина», что в Китае у Лобного места на роскате, пушку «Кашпирову», что у Нового денежного двора от Земского приказу, пушку «Ехидну», что под селом Воскресенским…»[515]. В переливку также пошли тяжелые пищали «Кречет» и «Соловей»[516].
Если обратимся к фрагментам Описи 1695 г., то обнаружим следующее: первое орудие – бомбарда «Павлин», имела калибр 15 пудов и вес 1020 пудов (отлита в 1555 г.), вторая – калибр 20 пудов и вес 1200 пудов (отлита в 1555 г.), третья – калибр 9 пудов и вес 550 пудов (1577 г.), четвертая пушка была калибром 50 фунтов и массой 580 пудов и пятая – массой около 200 пудов[517]. Всего только из этих перечисленных орудий собрано около 3550 пудов пушечной меди. Такого количества могло хватить не менее чем на дюжину тяжелых осадных пушек нового образца или сотню полковых пушек. К сожалению, нет данных, сколько тысяч пудов бронзы дала переплавка мелкокалиберных старых и испорченных пушек.