Между тем дорогой стратегический материал продолжали собирать по всей стране. Тяжелее всего приходилось тем епархиям, которые до этого, в 1697–1700 гг., в составе сформированных «архиерейских» кумпанств собирали на корабельные пушки деньги и медь. На вооружение кораблей в этот период ушли значительные средства, а февральский указ 1701 г. фактически добирал остатки цветного металла в епархиях. Как справедливо отметил П.В. Седов: «Дискриминация архиереев и монастырей при снятии колоколов состояла не в антицерковной направленности петровского указа, а в том, что духовенство должно было потратиться при сборе меди существенно больше, чем другие сословия»[518]. Существуют обнаруженные историками отрывочные данные, сколько бронзовых колоколов были доставлены на Пушечный двор.
Воскресенский Череповецкий монастырь собрал 34 пуда 18 фунтов колоколов, угличские церкви – 356 пудов 19 фунтов 2 золотника, церкви Вологодского и Белозерского уездов – 259 пудов 31 фунт 24 золотника и сверх того привезли 200 пудов меди котловой. Крупный в хозяйственном отношении Кирилло-Белозерский монастырь собрал 416 пудов 7 фунтов 48 золотников, Успенский Владимирский девичий монастырь – 53 пуда 18 фунтов и т. д.
И специалисты по литью, и, возможно, сам Петр понимали, что значительная часть собранной колокольной меди не годилась для литья пушек. Нужна была чистая «красная» медь. 21 мая 1701 г. Петр указал «для нынешнего воинского случая на Москве и в городах и из архиерейских домов и изо всех монастырей пивоваренные и квасоваренные котлы и винокуренные кубы и иную медную застольную посуду, опричь самых нужных поваренных и столовых судов, взять на Пушечный двор к Москву в пушечное и мортирное литье в прибавку к колокольной меди, для того, что из колокольной из одной, бес прибавки красной меди, пушек и мортир лить невозможно». Причем за чистую (красную) медь велено платить или колоколами (поскольку их собрано больше, чем необходимо), или деньгами[519]. По «памяти» от 22 мая 1701 г. из Ратуши в Монастырский приказ велено разыскивать в городах у посадских людей «у кого какой меди явитца для нынешняго военного времени в пушечое литье, взять все на нас, великого государя, и прислать к Москве… а за тое медь тем людем дать денег по настоящей цене»[520].
Согласно выводам П.В. Седова, «современники не видели в снятии части церковных колоколов на нужды армии в начале Северной войны того поругания Церкви, которое непременно усматривали в нем старообрядцы, а затем и некоторые последующие критики Петра и его реформ»[521].
29 апреля 1701 г. А. А. Виниус докладывал, что литье орудий не прерывалось в торжества на Страстной и Святой неделях, но при этом отмечал – «колокольная медь в пушки без той (красной меди. – АЛ.) не годна, и колокол в приеме по се, государь, число с 34000 пуд»[522]. Через месяц, сообщал «надзиратель над артиллерией», «колокольной меди собрано близ 40000 пуд, и с пушечною и с красною нынешные остальные фурмы чаю вылить»[523]. Запасы колоколов продолжали пополняться, но большинство из них для литья пушек и мортир не годилось.
В записях «Вседневной книги» говорится о том, что учет колоколов велся в пяти переплетенных книгах, которые хранились в приказе Артиллерии[524].
Согласно опубликованному историком Н.Н. Петрухинцевым письму Я. В. Брюса кабинет-секретарю А. В. Макарову от 22 февраля 1721 г., в 1701 г. было собрано всего из старых пушек, посуды, слитков и колоколов 24311 пудов меди, в том числе колокольной 7497 пудов 18 фунтов![525] То есть колокольная бронза составила 38 % от общего объема собранного металла.
Итого за 1701 г. было собрано около 90000 пудов «колокольной меди» (бронзы), из которой в этом же году пущено в пушечное производство… менее 10 %.
Колокольная медь была смешана с «красною и з другой медью»[526]. Отметим – качество пушечных стволов от примеси колокольной меди становится хуже (олова в ней более 10 %), поэтому мастерам предстояло определить правильную пропорцию для смешивания колокольной меди с чистой (или, как ее называли, «красной») медью.
Основная часть стратегической бронзы в новой артиллерии была получена от переплавки старых пушек, собранных с Москвы и городов. Таким образом, утверждение о том, что Петр «отлил из колоколов пушки», не вполне соответствует реальности – еще раз повторю, что из собранной колокольной меди в дело пошло менее десятой части, которая составила 38 % от использованной в литье пушек бронзы.
Но каким образом часть колокольной бронзы все же пошла в пушечное литье и что из этого вышло? Вернемся к началу 1701 г., когда были утверждены образцы новых пушек и определены планы производства.
Трудный 1701-й – год экспериментов и ошибок
10 января 1701 г. весь московский пушкарский чин (в том числе и пушкари Нарвского похода) бил челом государю: к сырной неделе (23 февраля) по указу[527] велено «всякого чину людем» делать венгерские кафтаны. Но только солдатам Преображенского и Семеновского полков на эти кафтаны было выдано сукно, другие служилые люди остались без суконного жалования. Пушкарский чин писал: «И делать де таких кафтанов им нечем, потому что де бывают они на ево, великого государя, службах и у дел беспрестанно». Просьбу о выдаче сукна подписали 747 человек. Самое интересное, что по этой челобитной можно полностью восстановить численность московских служилых людей пушкарского чина: «пушечных мастеров 3 человека, литец 1 человек, учеников 51 человек, колокольных мастеров 3 человека, учеников 12 человек, плавильных мастеров 2 человека, учеников 23 человека, паникадильных мастеров 2 человека, учеников 3 человека, зелейных мастеров 12 человек, учеников 71 человек, селитреных мастеров 3 человека, учеников 9 человек, плотинщиков 2 человека, гранатных мастеров 11 человек, учеников 74 человека, чертещиков 4 человека, пушкарей 226 человек, токарных мастеров 3 человека, учеников 10 человек, фетильной варелщик 1 человек, пильников 7 человек, поялыциков 4 человека, татаурной мастер 1 человек, татаурных учеников 3 человека, кузнецов 17 человек, оружейных мастеров 6 человек, учеников 1 человек, станошных 3 человека, плотников 37 человек, резцов 1 человек, учеников 2 человека, столяров 4 человека, пильников 5 человек, колодезников 2 человека, бочаров 4 человека, извощиков 50 человек, воротников 84 человека»[528]. Этот список дает возможность установить и общее количество занятых в производстве орудий – 3 пушечных мастера, 1 литейщик, пушечных учеников 51 чел.
В феврале 1701 г. вышел указ об отпуске в Москву «в Алтилерию» пушек и полковых припасов – доставлять новые пушки должен был Афонасий Грязинцев[529]. Из Пушкарского приказа в Ратушу была отправлена «память» «о припасех, что надобно на 30 пушек штифунтовых, на 50 пушек 3 фунтовых»[530]. Судя по всему, по планам первая партия орудий, которую намеревались отлить на Пушечном дворе, состояла из 80 пушек 3- и 6-фунтовых.
Для орудий были определены снаряды – в архивной «Вседневной книге» об этом лаконично свидетельствуют записи от 6 февраля, что «отдан чертеж за рукою Ягана Гошки за пометою…. шти фунтовым ядрам», «а по тому чертежу велено прибрать по кружалу тритцати тысяч ядер и послать в Новгород ныне, а чево не достанет, велено вылить боярина Льва Кириловича на заводах, и Вахрамеевых, и Никитины Демидова по десяти тысяч, и послать к ним обрасцовые чертежи»[531]. На следующий день по чертежу «бомбам к гаубичам маеора Ягана Гошки» велено вылить на трех заводах Нарышкина, Вахромеева и Демидовых по три тысячи ядер «добрым мастерством».
Чем важны записи «Вседневной книги», долгое время считающейся утраченной, что они дают ценную информацию буквально по дням о подготовке, литье, снаряжении и отпуске новой артиллерии с припасами. Именно поэтому в этом разделе будет много цитат из уникальной, но плохо исследованной «Вседневной книги Пушкарского приказа и приказа Артиллерии 1701–1703 гг.».
Мортира и гаубица Петра 1700 г. Рисунок 1859 г.
7 февраля, после того как были утверждены образцы пушек, мортир, ядер и бомб, «велено пушечному мастеру иноземцу Андрею Кредеру заводить образцы к литью шестнадцати фунтовых пушек десять мортиров двухпудовых, а достальных штифунтовых пушек Мартьяну да Петру по 4, а Логинова Семену по 3 образца, всего… делать 14 образцов и Мартянова литья 4 образца делать на дворе Ивана Моторина». А ниже идет запись о том, что пушечному мастеру М. Осипову велено сделать 30 моделей 3-футовых пушек («образцы завесть») «и изготовить к литью шестьдесят образцов на дворе у колокольного мастера у Ивана Моторина, и учить тому мастерству того Ивана Моторина, и приставить ему, Мартьяну, к тому делу учеников[532]. Причем опытному мастеру велено «смотреть ему (Мартьяну. – А. Л.) крепко, чтоб сделаны были те образцы в скорых числах»[533].
Отметим этот факт – к литью был привлечен частный завод («двор») колокольного мастера И. Моторина. Забегая вперед, скажу, что одна «моторинская» пушка» в 1704 г. окажется у шведов и будет зарисована Ф. Телоттом. В собрании Музеев Московского Кремля сохранилась одна 3-фунтовая пушка Ивана Моторина. Длина ее составляет 157 см (т. е. более чем принятых 2 аршинов!), масса – 19 пудов 30 фунтов. На казенной части изображен двуглавый орел, а под ним отлиты дата «1701 нум