– В доме всего четыре квартиры, в соседней живёт старушка, манерная такая и очень разговорчивая. Она за водой вышла на колонку, ну мы там и столкнулись. Так вот, она рассказала, что Федотов твой и его невеста встречаются уже давно. Она – какая-то машинистка то ли в окрисполкоме, то ли в кооперативной кассе, приехала в город три или четыре месяца назад, зашла на почту отправить телеграмму родственнику, и там-то всё и произошло.
– Прямо на почте? – не поверил Сергей.
– Дурак, чувства вспыхнули между ними, прямо как у нас с тобой в отделении милиции, помнишь?
Травин особой вспышки не помнил, но на всякий случай кивнул.
– Соседка говорит, воркует над ним как голубица прям, а в октябре они зарегистрируются, только съездят к родителям Федотова в Ленинград, как бы для благословения. Между нами, чушь мещанская, брак – отсталое понятие. Так что я свяжусь с Пузицким, пусть решают, что дальше делать, а ты пока сходи, разведай, что и как, лишним не будет. Представляешь, уже напридумывала, как буду телеграфиста обольщать, работа работой, но что-то не хотелось совсем, какой-то он наивный, словно ребёнка обманываю. В общем, я проголодалась, и ты должен угостить меня завтраком. А лучше сразу обедом, набегалась, очень жрать хочется.
Когда они вышли в коридор, из номера напротив появилась супружеская пара Горянских, он в белых полотняных штанах и белой же косоворотке, она – в лёгком сарафане и с розовым зонтиком. Машенька прямо-таки лучилась здоровьем и хорошим настроением, а её муж был бледен и задумчив. При виде Травина он оживился, схватил Сергея за руку и сделал большие глаза.
– Ты должен меня спасти, – заявил военком, – я человек, измученный нарзаном.
По этой фразе можно было сделать вывод, что книжку, одолженную Травиным, он уже прочитал. Говорил Горянский вроде бы в шутку, но явно просил о какой-то услуге.
– На радоновые ванны идёте? – догадался Сергей.
– Толе они очень помогают, – безапелляционно заявила Машенька. – Правда, Анатолий? Сергей, а кто ваша спутница, представьте нас.
Кольцова тут же включилась в разговор, и буквально через минуту они с Горянской, казалось, стали лучшими подругами. Мужчины были исключены из важного разговора о новом и очень многообещающем певце Оперной студии Лемешеве и о том, какая у Кольцовой красивая сумочка.
– Во вторник в ночь, – твёрдо заявил Анатолий, когда супруга отвлеклась. – Я разговаривал с егерем, есть отличное место неподалёку от Лысой горы, здесь километров восемь всего, там река разливается, неглубокая, местность заболоченная и много островков. Можно на подводе добраться, или лодку возьмём, французский спаниель есть, так что без бекаса не останемся, а то и вальдшнепа, то бишь степного кулика, добудем. Егерь даёт отличные ружья, браунинг пятёрочка, на сто шагов бьёт, у него их несколько штук, так что и на твою долю хватит. Всего по три рубля с носа.
– Во вторник, значит, во вторник, – сказал Травин. – Только сапог у меня болотных нет.
– Не вопрос, сапоги тоже добудем, – Горянский просиял, на его щёки даже румянец вернулся, – а то понимаешь, мне этот отдых уже вот где.
И он рубанул ребром ладони по горлу.
– Не может человек столько времени в ваннах купаться, скоро кожа сойдёт, зуб даю. Ты сам как выдерживаешь?
– А Сергей Олегович в фильме снимается, – отвлеклась от разговора с новой подругой Машенька, – представляешь, он артистку поймал, даже в газете напечатали.
– Так и артистку? – засомневался Горянский.
– Самую настоящую.
– Это где же ты её, братец, споймал? – подмигнул Анатолий Травину.
– Места надо знать, – подмигнул тот в ответ. – Есть тут заповедные, такие фифы водятся, куда там бекасам.
Мужчины расхохотались.
Компания распалась возле Спасского собора, прямо под балконом кабинета, где сидел Плоткин. Травин с Леной направились к Базарной площади, а супруги Горянские – к Гидропатической лечебнице, которая теперь носила название института имени Рентгена. Двухэтажное здание предоставляло процедуры горячих радоновых ванн, Анатолию врач прописал ежедневное купание. В глубине души Горянский считал всех врачей шарлатанами, на войне, когда в ногу попал осколок, раздробив сустав, ему чуть было не сделали ампутацию, и только револьвер, приставленный к голове доктора, эту ногу спас. С тех пор мужчина хромал, сначала сильно, потом не очень, но в последнее время боли в колене обострились. Тёплые ванны помогали, боль из стреляющей по малейшему поводу превратилась в противно ноющую по ночам, но Горянский считал, что заслуги врачей в этом почти нет, природа исправляла то, что сделал человек.
– Что скажешь, Машенька? – спросил военный, когда они удалились достаточно далеко, чтобы Травин и Лена их не слышали.
– Странная пара, – с лица Машеньки тут же слетело наивное выражение, – точнее, вовсе они не пара. Заметил, как смотрят друг на друга? Словно старые знакомые, которым приходится быть вместе. Какое-то обстоятельство вынуждает. Эта Лена себе на уме, болтает обо всяких пустяках и тут же каверзные вопросы задаёт, я чуть было не рассмеялась. А ещё она говорит по-французски, произношение не парижское, но вполне приличное. Наверное, из бывших, скорее всего кто-то из родителей работает или в Совнаркоме, или близко к этому, фамилия знакомая, но сейчас не припомню, где слышала. Может быть, она даже по нашей части, только не штатный сотрудник, а сексот, таких среди газетчиков много.
– Экий ты молодец, – Горянский с гордостью посмотрел на жену, – с первого взгляда раскусила. Как думаешь, а она тебя?
– Считает наивной дурочкой, я ей сразу наскучила. Ну это и к лучшему.
– А Сергей, что скажешь о нём?
– Ты же с ним разговаривал. Давай, Анатолий Павлович, прояви дедукцию, будто Шерлок Холмс.
Анатолий Павлович улыбнулся, сделал жест рукой, будто держа трубку, сложил губы трубочкой, выпуская воздух.
– Вот тут я не знаю, что и сказать. Обычный парень, каких я за войну повидал, после ранения, но руки не опустил, про свою жизнь не распространяется, но и скрывать что-то не пытается. Ты что скажешь, доктор Уотсон?
– Помнишь, возле грота у вас разговор был, и ты на него надавил слегка? – Машенька улыбнулась в ответ, обнаружив ямочки на щеках. – Явно не в первый раз с ним такое происходит, другой бы замкнулся, в оборону ушёл или нападать начал, а этот совершенно спокойно отвечал, будто скрывать нечего, но стоит чуть нажать, дальше – стена. С таким, если враг, то хоть сразу ложись и помирай, а если друг, то из любой беды вытащит, вот только кто ему друг, а кто враг, он сам определяет, и по своим интересам. Может, мне с вами на охоту пойти, там я из него всё вытрясу?
– Нет уж, – Горянский замотал головой, – охота дело мужское, вам туда, сударыня, ход заказан. И вообще, ты ведь понимаешь, что мы это не всерьёз, люди они незнакомые, сейчас их увидели, а потом никогда не встретим, на шпионов не тянут, просто случайные приятели. Хотя, может быть, с Травиным мы подружимся, а друзьям совершенно излишне друг за другом следить.
Он стянул рубашку, аккуратно положил на деревянную скамью, взял полотенце.
– Вот именно, – кивнула головой его жена, – не забывай, дорогой, что ты на отдыхе, а то учинил парню допрос, да ещё на охоту позвал, чтобы там прощупать. Что, разве не так?
Горянский развёл руками с виноватым видом, мол, попался, куда деваться.
– Ты первая начала.
– Как начала, так и закончу. Выброси эти мысли из головы, – скомандовала Машенька, – марш в ванну, и чтобы в течение пятнадцати минут я видела только твою макушку.
В десяти километрах от Гидропатической лечебницы и примерно в километре от железнодорожной станции Бештау, там, где колея плавно поворачивала на восток, чтобы потом так же плавно развернуться на север, по берегу реки шёл старик. Перед ним по полуденной жаре тащились козы, не меньше двух дюжин. Будь их воля, они бы легли где-нибудь в теньке на бок и высунув язык, но за козьим отрядом строго следили две собаки, низкие и лохматые, они оббегали стадо по часовой стрелке, ни на секунду не останавливаясь. Собаки были молоды и полны энтузиазма, старику оставалось только изредка прикрикивать на них, поднимая вверх сучковатую палку. Здесь река почти вплотную подходила к железной дороге, от рельсов до берега оставалось метров десять, и приходилось следить, чтобы козы не перебежали на другую сторону. Собаки с этим отлично справлялись. Внезапно одна из них, рыжая с белыми пятнами, остановилась, принюхалась и завыла, а через несколько секунд и вторая к ней присоединилась. Козы сбились в кучу, выставив рога – поведение поводырей заставляло чувствовать опасность.
Старик подошёл поближе, чтобы вытянуть палкой по спинам глупых животных, и тоже остановился, не дойдя до собак пары шагов. В нескольких метрах от железной дороги, раскинув руки и поджав одну ногу под себя, лежал человек. Голова его была повёрнута набок, к старику, и он, казалось, с осуждением смотрел на местного жителя потухшими от смерти глазами.
Глава 9
Воскресное солнце поднималось над горизонтом в шесть утра, подсвечивая задёрнутые шторы. Травин проснулся в половине седьмого и ещё минут пять лежал, глядя в серый с трещинами потолок. Ему редко снились сны, может быть, раз-два в месяц, ничего приятного в них не было, и каждый раз он их забывал через несколько минут после пробуждения. На этот раз произошло то же самое, ощущение того, как его тело рвало покорёженным металлом, почти исчезло, Сергей вскочил с кровати и прошлёпал в туалетную комнату. Он не делал попыток ухватиться за обрывки сновидений и задержать их в памяти, молодому человеку вполне хватало реальных впечатлений.
На соседней кровати посапывала Лиза, ребята, по словам дежурной с первого этажа, вернулись из похода поздно вечером. Когда Сергей зашёл в номер, девочка уже крепко спала. Свежий воздух, масса новых впечатлений, ей отдых явно шёл на пользу, чего нельзя было сказать о самом Травине – за пять полных дней, проведённых на