– Чем занимается?
– Раньше-то наш клиент был, на кражах попадался, но в последнее время исправился, работает на базаре, лавка у него была, а потом закрылась, так он ящики таскает. Но он тут не живёт, у брата своего в Горячеводской обычно ночует, а эту халупу сдаёт. Всё по чести, жильцов регистрирует. Что скажете, Иван Иваныч?
– Я как вижу, по пьяни эти трое дом подожгли, может быть, папироса упала, или ещё что, а потом выбраться не смогли.
– А вдруг поссорились с кем-то, и он их убил?
– Не вижу я такого, – Можейко стиснул кулаки, – бутылки валяются, стаканы опять же разбитые, следов на первый взгляд борьбы или убийства на трупах нет. Дождёмся, что доктор напишет, и тогда уже пусть прокурор решает. Я распоряжусь, чтобы Панкрата этого на допрос доставили, но чую, ничего не добьёмся. И вообще, по мне, как этой швали меньше становится, так лучше.
– Вот ещё что, – вспомнил агент, – машина самоходная у этого Федьки была, а сейчас её тут нет. У нас в городе, сами знаете, этих автомобилей раз-два, и обчёлся, чай, не Москва. Может, украли сдуру.
– Это ты хорошо сказал, пройдусь ещё по соседям, вдруг машину кто видел или в сарай к себе утащил. Штука непростая, у нас в прокуратуре их две, и обе разные, нам про каждую объясняли, куда и что дёргать. Думаю, соседи и вовсе не разобрались бы, разве что лошадью отволокли.
– Спору нет, – агент широко улыбнулся, обнаружив отсутствие двух зубов и прокуренную желтизну остальных, – механизм сложный. Не аэроплан в небо поднимать, но всё равно умения требует.
– Первым делом самолёты, – сказал Травин, глядя, как учебный У-1 с эмблемой Осоавиахима на кокпите неуверенно заходит на посадку, – ну а девушки потом.
– Это вы, товарищ, точно подметили, – стоящий рядом с ним военный, на груди которого красовались два ордена Красного Знамени и Красный орден Хорезма, кивнул. – Ты, Виктор Николаич, меня прости, я тебе как есть скажу. Барышня эта, хоть ей какой самолёт дай, летать не умеет. С весны бьёмся, как-никак, девушка, и неба не боится, и теорию на «отлично» освоила, и вообще смелая и красавица, а хоть в лоб, хоть по лбу. Не дам я ей больше «юнкерс», как ни проси, в прошлый раз сердце зашлось, когда она взлетала. А уж как сажать начала, думал, всё, лопнет мой пламенный мотор.
Федотов грустно пожал плечами. За воскресным обедом он расхвастался Сергею, что его будущая невеста замечательно летает на самолётах, на самом деле всё обстояло не так радужно. Приборы и управление Мурочка кое-как освоила и весь полёт выполняла сама, только получалось у неё плохо. Не чувствовала молодая женщина машину. Вот и сейчас У-1 рыскал, пытаясь нащупать посадочную полосу, ушёл на второй заход и там выровнялся, видно было, что управление взял на себя более опытный пилот. Биплан наконец коснулся колёсами бетона, пробежал два десятка метров, развернулся и остановился. С места переднего пилота на землю выпрыгнула Мурочка, приложила ладонь ко лбу козырьком, посмотрела на безоблачное небо, а потом быстрым шагом направилась к Федотову. Следом из аэроплана вылез молодой пилот-инструктор, он погрозил в спину женщины кулаком и плюнул.
– Ну как я, молодец? – Мурочка крутанулась на одной ноге, демонстрируя отличную фигуру в лётном комбинезоне, – Лёва мне только чуть помог, а так я всё сама. Правда, Лёва?
Подошедший инструктор грустно кивнул.
– Ну всё, я пойду отдохну, чаю выпью. Витя, ты идёшь? – спросила она.
– Да, одну секунду, – попросил Федотов.
Он дождался, когда женщина скроется в здании авиашколы, и повернулся к Травину.
– Не хочешь попробовать?
– Больше десяти лет прошло, – напомнил ему Сергей, – я за это время только один раз летал, и то во сне.
– Товарищ бывший лётчик? – военный внимательно оглядел Травина.
– Отец его в авиаотряде служил вместе с Александром Николаевичем, – ответил за Сергея телеграфист, – тот его и учил на «Муромце».
Военный промолчал, только желваки заходили на лице, а инструктор отвернулся, чтобы скрыть смущение. Александра Николаевича Вегенера, бывшего начальника академии Жуковского, расстреляли год назад за шпионаж.
– Могу попробовать, если бензина не жалко, – постарался разрядить обстановку Сергей, – всё равно инструктор в затылок дышит, а эти аэропланы я ещё в Москве видел, на «Дуксе» у Поликарпова. Там, кстати, новый сделали, У-2, с другим мотором.
– Чего-чего, а бензина у нас хватает, – военный обрадовался, что может поменять тему разговора, – только здоровый ты больно, не потянет тебя У-1. Но на «юнкерсе» можем прокатить, да, Лёва? Тебе тоже надо опыт нарабатывать, того и гляди отберут у нас последние три аппарата.
Инструктор кивнул с обречённым видом. С самого утра заглох двигатель на учебном самолёте, и они три часа с механиком в нём ковырялись, потом пришлось упрямую барышню катать, а теперь этот здоровяк решил былое вспомнить. Только «юнкерс» отличался от «Муромца» так же, как новый автомобиль от телеги. Закрытая кабина, одно крыло вместо двух, большой салон и габариты внушительнее. На метр длиннее, размах крыла почти на четыре метра больше, и вес – на двадцать пудов. Поднять «юнкерс» мог шестьсот килограммов полезного груза, а У-1 хорошо если двух пилотов или одного и боезапас.
В «юнкерсе» Осоавиахима управление было дублировано, у пилота и учащегося стояли одинаковые четырёхспицевые штурвалы, педали и тяги, только переключатели полагались один набор на двоих. Лёва забрался на место пилота, подождал, когда Сергей усядется рядом, протянул руку.
– Лев Мильнер, – представился он.
На голубых петлицах у Мильнера расположились три кубика, значит, он шёл по пятой категории старшим лётчиком. У военного, который отдал инструктору в дружеской форме приказ, на петлице был один ромб.
– Сергей Травин, – пожал руку молодой человек. – Если не трудно, покажи, где тут что расположено. Я кабину действительно десять лет не видел вживую, только «Авиацию и химию» у себя на почте читаю, про «юнкерсы» там мало что пишется, а вот в немецких журналах очень хвалят.
Мильнер, узнав, что Сергей работает начальником почты, удивился и позавидовал – на такой должности действительно доступ к иностранной прессе был почти свободным. Он постучал твёрдым жёлтым ногтем по каждому прибору, называя их, потом подёргал переключатели, завёл двигатель и начал разбег. Взлетал «юнкерс» легко, сказывались отсутствие груза и мощный мотор, самолёт оторвался от бетонной площадки и устремился в небо.
Воздушная станция Минеральные Воды была построена в степи рядом с железной дорогой, соединяющей Владикавказ и Ростов. Отсюда выполнялись пассажирские рейсы во многие крупные города, один из таких самолётов, «Комета-Дорнье», рассчитанный на шесть пассажиров, подлетал к воздушной станции с севера. Билет обходился путешественнику в семьдесят два рубля – месячную зарплату совслужащего, но от желающих всё равно отбоя не было. Мильнер заложил вираж, пристраиваясь «Комете» в хвост, и снова потянул штурвал на себя. «Юнкерс» отвечал на манёвры с крохотным запозданием, но всё равно намного резче, чем неторопливый биплан.
– Попробуешь? – спросил инструктор, выравнивая машину.
Травин кивнул. С момента, как он положил руки на штурвал, тело само пыталось управлять самолётом, и требовалось усилие, чтобы ничего не делать. Он осторожно подвигал штурвалом, не трогая подачу топлива. На биплан этот аппарат точно похож не был, зато немного напоминал «Цесну-172». Сергей наклонил штурвал чуть влево, чувствуя, как самолёт сопротивляется, потом вправо, и решительно направил машину на юг.
– Ты чего делаешь? – всполошился Мильнер, он держал руки над рычагом, готовясь в любой момент взять управление на себя.
– Когда ещё на такую высоту заберусь, – Сергей вышел из плавного виража, – ты каждый день на это смотришь, не понять.
– Пять рублей, – сказал инструктор, – приезжай с понедельника по среду, полёт стоит пять рублей с человека в кассу станции, катаем всех желающих, нэпманы со своими подругами очень любят. Только порулить тебе без лётного удостоверения никто больше не даст, даже Лазаревич. Но если запишешься в Осоавиахим, пять месяцев, и получишь книжицу, вдобавок полёты бесплатные.
– У нас в Пскове с этим строго, граница рядом, – с сожалением произнёс Травин, проносясь над Машуком, – чуть что, и пальнуть могут, что с нашей стороны, что с эстонской. А что твоя ученица, в пять месяцев не уложилась?
– Не режь по живому, – Мильнер сморщился, будто лимон разжевал, – не чувствует она машину, хоть тресни, как в воздух поднимемся, ещё туда-сюда, а как дело к посадке, так хоть крестись. Ладно У-1, он ошибки прощает, даже в штопор и то входит, если только очень постараться, с «юнкерсом» так не выйдет, одними приборами не обойдёшься, глаз нужен и сноровка.
Внизу проплыли гостиница, больница, Базарная площадь; люди, едва различимые с километровой высоты, смотрели вверх, показывая на самолёт пальцами. Сделав круг над городом, Сергей направил аппарат обратно к аэродрому. Посадить «юнкерс» ему не доверили, но он чувствовал, что и с этим бы справился.
На лётном поле из пассажирского самолёта выходили люди. Отсюда они могли уехать во Владикавказ или Кисловодск, троих сразу забрал автомобиль, ещё двое ушли в сторону станции, а один, точнее, одна, подошла к Федотову и его спутнице и о чём-то с ними болтала. Когда Сергей вылез из кабины, то обнаружил, что это Кольцова. Сперва он пожал руку Лазаревичу.
– Спасибо.
– Что скажешь? – военный, не отпуская руки Травина, кивнул Мильнеру.
– Наш человек, – сказал тот, – думаю, он бы и посадил, держится уверенно. Два-три занятия, чтобы технику почувствовать.
– Видишь, – Лазаревич ещё крепче сжал Сергею ладонь, – ты вместо всякой чепухи вроде купаний и нарзанов к нам приезжай, а мы тебе потом бумажку выдадим, сколько часов налетал, теорию у себя сдашь и будешь снова лётчиком. Сейчас бомбардировочная авиация развивается, там, сколько пилот весит, не так важно.
Травин пообещал подумать. Вещей у Кольцовой не было, и они двинулись было к станции, но Мурочка их остановила.