– Так значит, двенадцать тысяч он не украл? – уточнил следователь.
– Нет же, это был аванс, – Свирский нервничал, – говорю же вам, аванс мы истратили, а теперь нужно расплачиваться за остальное. За плёнку, химикаты, услуги лаборатории, транспорт, гостиницу, артистам и всей группе, а ещё монтаж, аренда извозчиков и прочее. Двадцать восемь тысяч рублей. И это не считая отчислений сценаристу, который возьмёт своё с кинотеатров. Я не знаю, что делать, я остался совсем без денег.
Можейко кинул взгляд на початую бутылку коньяка, вазочку с присохшей икрой и ручку с золотым пером.
– Хорошо, я разошлю телеграммы в адмотделы ближайшие, поймаем вашего Парасюка, – сказал он. – Ещё жалобы будут, гражданин?
– Да! Да, будут жалобы, меня выселили из номера, выкинули на помойку, и это при попустительстве милиции, между прочим. Я этого так не оставлю, имейте в виду, я найду управу.
– Вы уже это говорили четыре раза, имя милиционера мы уточним, обязательно выясним. И обязательно спросим, когда найдём вашего счетовода, какие такие деньги вы с ним собирались делить. Так что прошу из города вас не отлучаться до поимки пропавшего гражданина Парасюка и выяснения обстоятельств. Распишитесь вот здесь.
– Это клевета, – быстро сказал Свирский, ставя размашистый автограф, – происки врагов. Я никогда ни копейки, клянусь. Меня оболгали. Кто вам сказал? Это Савельев, да? Он, тварь такая, сам бесталанный, вот и завидует настоящему мастеру. Или кто-то ещё? Вы не представляете, товарищ следователь, сколько у меня завистников, каждый так и норовит ногу подставить. Не верьте им, умоляю. Кто же этот гад, эта змея подколодная?
Следователь раскрывать источник сведений не стал, собрал бумаги в картонную папку и вышел из номера, а потом на улицу. Он не спал с раннего утра, сначала побывав на пожаре, а потом выясняя в больнице, что за люди сгорели, четыре часа обходил соседей Фёдора Гульника, тщетно пытаясь найти автомобиль и хоть что-то выяснить, а потом поехал сюда, разбираться с культурным элементом, и даже поесть толком не успел. Электрические фонари освещали мостовую, со стороны Цветника доносились пьяные вопли курортников, запоздалый трамвай прогрохотал в сторону Провала, вместо людей он вёз какой-то груз, Можейко поёжился – ночи становились всё холоднее, до наступления осени оставались считанные дни. В прокуратуру возвращаться не хотелось, он решил, что занесёт папку на работу утром, и направился в сторону набережной. На углу Карла Маркса и Советской он увидел высокого человека, разглядывающего гостиницу.
– Это опять вы, гражданин, – сказал следователь, – здравствуйте. Ищете кого-то?
– Добрый вечер, говорят, счетовод у Свирского пропал, – Травин приветливо кивнул. – Вы, наверное, по его душу приходили? Помощник его, Гришка Розанов, половине города разболтал, что Парасюк пропал вместе с деньгами. Теперь если не вы его найдёте, то блатные постараются.
Можейко плюнул.
– Вот ведь решето, а не человек. Вы-то сами его когда видели, Парасюка в смысле?
– А вот вчера, он отсюда вместе с артисткой Малиновской уезжал. А водителем у них был Генрих Липке, знаете такого?
– Нет, – следователь покачал головой, – но фамилия знакомая, из немцев они, живут в Бетании, а трудятся в сельхозкоммуне «Светлый путь», у них животноводческое хозяйство большое, так Ганс Липке там председателем. Хороший человек, работящий, одно время даже в Совете депутатов отметился, сейчас-то старик уже. Ну спасибо, что сказали, товарищ, я у него обязательно справлюсь. А вы ко мне завтра зайдите часов в девять, ваши показания я задокументирую. Прокуратура отсюда недалеко, Базарная улица, дом сорок два.
– Зайду.
Следователь попрощался и пошёл дальше, а Травин остался стоять на месте. Фёдора и его дружков из номера выволакивали трое, швейцар, коридорный и ещё один человек, которого он больше не видел. Насчёт коридорного Сергей уже справился, тот сказался больным и на рабочем месте не появлялся, а вот швейцар должен был освободиться с минуты на минуту. То, что его ждут, он знал и наверняка постарается улизнуть через задний ход. Молодой человек подождал, пока мужчина в пиджаке с галунами оставит свой пост и скроется за дверьми, бегом вернулся на Красноармейскую улицу, дошёл до угла с переулком. Именно здесь через арку гости покидали итальянский сад, минут через десять швейцар выскользнул за подвыпившей парой и зашагал к Лермонтовской улице. Сергей последовал за ним.
Он нагнал швейцара метров через пятьдесят, схватил за воротник и развернул к себе.
– Помнишь меня, жоржик?
Мужчина открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Травин коротко дал ему кулаком под дых.
– Зазвонишь – убью. Иди-ка сюда.
Он затащил швейцара под раскидистый каштан, который скрывал их от случайных прохожих, прислонил к стволу дерева, прижав локтем шею. Ноги у швейцара тряслись, он то и дело норовил упасть и задыхался.
– Как звать? – Сергей подождал, пока жертва придёт в себя.
– Кого?
– Тебя, болезный.
– Николай, то есть Коляша, вы, наверное, обознались, товарищ.
– Коляша. Вот что, где твой дружок Фёдор, как его найти?
– Какой Фёдор?
– Память плохая? Так это напомню.
Сергей вытащил из кармана опасную бритву, раскрыл одним движением и провёл тыльной стороной по лицу Коляши.
– Сейчас я тебе портрет поправлю, хоть на стену, хоть на погост.
Швейцар сглотнул, глаза он старался раскрыть пошире, словно от ужаса, но зрачки бегали из стороны в сторону, пойманный оказался калачом тёртым и явно прокручивал в голове, что можно сказать, а о чём лучше умолчать.
– Так ведь это, сгорел он совсем, – Коляша перекрестился как смог, – в геене огненной, стало быть, сгинул.
И швейцар выложил Травину всё, что знал. И что дом возле мясокомбината, где жил Фёдор, сгорел вот только сегодня, и что нашли его на пепелище вместе с дружками, а автомобиль кто-то украл. И что он, Коляша, с радостью поможет Сергею в чём угодно, только вот ни про дела Фёдора, ни про пропажу артистки он ничего не знает. А знает об этом некий Панкрат Пеструхин, в описании которого Травин узнал третьего помощника бандитов, низкого и широкого. Где найти Панкрата, швейцар тоже рассказал – тот жил у своего брата в станице Горячеводской. Ещё добавил, что Федька в катране на Анджиевского ошивался, возле почты, но в последнее время там почти не бывал, прогуливал то, что накопил, а в гостиницу своих шмар водил пофорсить. И что приехал он из Ростова ранней весной и иногда хвалился, мол, там был из деловых.
– Что за машину украли? – Сергей похлопал по карманам, пожалел, что забыл фотографии в номере, и как мог описал самоходный экипаж.
– Эту, эту, – закивал швейцар, – вот те крест, Федькина карета, он её в карты выиграл. Умоляю вас, товарищ, у меня жена и трое ребятишек мал-мала, а я могила, никому ни слова.
Про ребятишек Коляша наверняка врал, и вообще, он не был настолько испуган, как хотелось ему изобразить.
– Про могилу ты правильно вспомнил, если что скрыл, так я тебя в деревянный макинтош одену. Если тебе есть ещё что мне сказать…
Швейцар сделал вид, что готов рассказать всё, что угодно, но подробности личной жизни директора гостиницы и то, как они там делят деньги, Сергея пока что не интересовали. Решив, что путного он больше ничего не добьётся, Травин выяснил, где найти коридорного, и швейцара отпустил. В прямом смысле – отодвинул локоть от шеи, и Коляша рухнул на землю, а потом вскочил и бросился бежать, причём не в ту сторону, куда он направлялся, выйдя из гостиницы, а совсем в другую, к реке. Наверняка к своим, рассказать про Травина, и это молодого человека вполне устраивало. Можно гоняться за каждым подозреваемым, потратить на это недели, а то и месяц, а можно подождать немного, и они заявятся сами. Бандиты будут думать, что легко справятся с одним неудобным человеком, ведь их будет много. С тремя он разделался, пришлют пятерых или даже полдюжины, можно будет устроить перекрёстный допрос тех, кто останется в живых. Численного перевеса противника Травин не боялся, уголовники пёрли напролом и тонкими тактическими ходами не отличались.
Смерть шулера и насильника показалась Сергею подозрительной. Навряд ли кто-то решил разобраться с Фёдором только из-за того, что Травин ему причиндалы отшиб и тросточку отобрал, значит, так совпало, что оказался длинноволосый в чём-то ещё замешан, и его порешили вместе с подельниками. Выстраивалась нехитрая цепочка, связывавшая Фёдора, автомобиль, Генриха Липке и Малиновскую. Кассир на станции Минводы, правда, утверждал, что артистку видел, но Травин помнил – от свидетелей, если спрашивать их вежливо, толку мало. Из источников информации, которые заслуживали доверия, лучшим пока что был следователь, Можейко наверняка знал много чего и про Фёдора, и про его делишки, и про то, кому он дорожку перешёл.
Швейцар не подвёл. Бежал он, правда, недолго, перешёл на быстрый шаг, тяжело дыша, а потом и вовсе взял извозчика, их около Цветника всегда стояло не менее полудюжины, и многих Николай знал по именам, а то и много чего ещё другого.
– В Горячую, – распорядился он, усаживаясь позади.
Кучер стегнул лошадь, и она неторопливо затрусила к трамвайному мосту. Вылезая у нужного дома, Коляша бросил извозчику полтину.
– Жди, – приказал он.
Кучер отвернулся, чтобы скрыть досаду, но спорить не стал – постояльцы «Бристоля» приносили хороший доход, а поссорься со швейцаром, и будешь с рынка за двугривенный баб с провизией возить.
Дом Пеструхиных находился в дальней части станицы, на берегу речушки Юца, двухэтажное основное здание с флигелем и пристройками для скота было с трёх сторон обнесено частоколом, доходящим до самой реки. В двухэтажной постройке жили брат Пеструхина с семьёй и сам Панкрат, флигель занимал жилец. В его окнах горел свет, а хозяева уже ложились спать. Швейцар заколотил в дверь кулаком, через минуту наружу выглянула лысая голова.
– Панкрат где?
– Нет его, – лысый швейцара узнал, но внутрь пускать не стал.