– Непорядок, – сказала блондинка, – сейчас же дам обратную телеграмму, что адресат выбыл. Это ошибка служащих, товарищ, я им всыплю, как увижу. Федотов мог бы и сам догадаться, но он у нас из интеллигентов, с ними беда, а Василий Кузьмич пожилой, часто забывает. А вы кем гражданке Малиновской приходитесь?
– Случайные знакомые, – сказал Сергей, – вместе в одной картине здесь снимались, странно, вроде проводил во вторник, а уже пятница, поезд так долго не идёт.
– Ой, – телеграфистка теперь уже гораздо внимательнее посмотрела на Травина, – я же вас в газете видела, вы её спасли. Мы тут гадали, как это вы так удачно оказались на месте, где артистки падают.
– Ждал в кустах, пока случай не подвернётся, – пошутил Сергей.
Женщину звали Олеся Корнейчук, и она оказалась начальницей почтового отделения. На почте Травин задержался почти на час, сначала его напоили чаем с булочками, а потом провели экскурсию по всем двум этажам.
– Вот так и работаем, – вздохнула Олеся, – молодёжь вроде меня на почту не стремится, всё больше на комсомольские стройки да в науку, вон, Василий Кузьмич заболел сегодня, Федотов уехал в Кисловодск ногу лечить, приходится за них отдуваться самой. Хорошо, в Харькове на курсы телеграфистов ходила, могу подменить. У вас в Пскове как с этим?
– Справляемся, четыре телеграфиста, ещё двоих берём, молодые парни из Ленинграда, только что техникум окончили. Я-то сам в этом деле человек новый, если бы не заместитель мой, Циммерман, ни за что бы не справился. Ты как в Пскове будешь, заходи, я тебе тоже всё покажу и расскажу.
– А что, – Олеся лукаво взглянула на молодого человека, – может, и буду.
Завадский жил в станице Горячеводской, в доме неподалёку от реки. Если в городе ещё как-то можно было найти нужный адрес по указателям, да и то не всегда, то в станицах и посёлках ориентировались на имя владельца, особые приметы и тычки пальцами местных жителей. Правда, в милиции был свой план Пятигорска и окрестностей, с поимённым перечнем владельцев, необходимым для регистрации и поиска преступников, но только для внутреннего пользования. Пеструхиных в Горячеводской было по меньшей мере подворьев двадцать, но вот дом с флигелем возле реки – единственный, остальные приткнулись ближе к церкви. Именно на этот дом показал Травину швейцар, когда сдавал Панкрата с потрохами, поэтому Сергей и сказал Кольцовой, что встреча может быть ловушкой, только причину не объяснил.
На стук в дверь открыла полная женщина с маленьким ребёнком на руках, тот сосал большой палец и пускал слюнявые пузыри. Услышав фамилию Завадского, она махнула рукой в сторону флигеля.
– Там они сидят. А вы что, по поводу коровы али овец?
– Коров? – удивилась Кольцова.
– Вам же ветеринар нужен? – равнодушно спросила женщина.
– Да, собачку хотим полечить.
– Совсем с ума посходили, шавок лечат, как людей, – сказала хозяйка дома и захлопнула дверь, в сторону Травина она даже не посмотрела.
– Мы пришли к ветеринару, – Кольцова рассмеялась, потянула Сергея за руку, – это и есть твоя особа, приближённая к императору? Гигант мысли?
Завадский ждал их возле двери, он держал в руках золотые часы на цепочке и важно хмурился. При виде гостей он церемонно поклонился, пожал руку Сергею и приложился к руке Кольцовой. Одет был ветеринар в серый форменный сюртук, на петлицах три маленькие звёздочки стояли на одной белой линии, а на груди висел орден Станислава 3-й степени.
– Без трёх минут двенадцать, – сказал он, – точность, достойная благородных людей. Пожалуйте, господа. И дама.
Он провёл гостей в комнату, где стоял круглый обеденный стол, застеленный жёлтой скатертью. Окна, несмотря на хорошую погоду, были плотно закрыты шторами, и единственными источниками света служили два канделябра со свечами. Завадский подождал, пока Кольцова сядет на стул, и уселся во главе стола в кресле с высокой резной спинкой.
– Да-с, – сказал он и замолчал.
Молчал Завадский не просто так, а набирался сил. Дальше он выдал речь, в которой не прерывался ни на секунду. Себя он назвал предводителем дворянства Пятигорского уезда, посетовал, что другие люди благородного происхождения бороться с большевиками не спешат, а даже наоборот, верно им служат.
– Прислуживают, – с яростью сказал Завадский и треснул кулаком по столу. – Отворачиваются, подлецы, когда меня видят, забыли, кто они есть.
Затем ветеринар коротко обрисовал политическую ситуацию, прошёлся по городскому водопроводу и трамвайным линиям, а также состоянию храмов и присутственных, как он выразился, мест, в которых теперь обитали одни хамы и невежды. Травин с Кольцовой переглянулись, чтобы уйти, но Завадский наконец перешёл к сути.
По его словам, в окрестностях Пятигорска в условиях строжайшей конспирации действовала организация монархистов. Степень таинственности была такая, что одни члены команды ничего не знали о других. Всех их знал только сам Завадский и его двое ближайших помощников. В подтверждение ветеринар продемонстрировал тетрадь, где аккуратным почерком были записаны три десятка имён.
– Вот смотрите, – Завадский ткнул пальцем в одну из строк, – к примеру, надворный советник Викентий Иванович Тарасенко. Служит в городской больнице доктором, осматривает, уж простите, мужское естество. Лично мы, естественно, никогда на темы восстания не говорили и даже не знакомы, вся связь только через третье лицо. Так я недавно к нему заявился с мелкой личной проблемой, а он, шельмец, услыхал мою фамилию, и ни в какую, словно не узнаёт. Я не удержался, дал ему за осмотр царский червонец и подмигнул. Так он взял и подмигнул мне в ответ.
Ветеринар захихикал.
– Или вот вам ещё, появился в городе некий Михалков Владимир Александрович, вот он, голубчик, под номером двадцать шесть, по сельскохозяйственной части служит в кооперации, и что думаете, этим вот летом тоже записался в наш союз. Иногда, знаете, прихожу к ним в контору по служебным делам, раскланиваюсь, так смотрит на меня, словно на пустое место, якобы и слыхом не слыхивал.
– Но ведь они вас только по фамилии знают, мало ли Завадских ещё? – спросила Лена.
– Да-с, тут вы правы, может оплошность выйти, – вынужденно согласился ветеринар, – об этом я, признаться, как-то не подумал. Но всё же курьёз.
Он замолчал, что-то обдумывая.
– А эти двое помощников, – уточнил Травин, пользуясь короткой паузой, – кто они?
– Ну одного, точнее, одну, вы знаете, это Мария Ильинична, а второй – её жених.
– Телеграфист Федотов?
– Какой к чёрту телеграфист, Федотов к нам вообще отношения не имеет, жалкая личность, целиком продался большевикам, а ведь дворянин и лётчик военный. Нет, её жених – кавалерийский офицер, ротмистр Василий Львович фон Румпель, он у нас за боевое крыло отвечает, под его началом одиннадцать отлично подготовленных деникинцев, готовых с оружием в руках выступить в любой момент.
– И они тоже в этой тетради?
– Нет, что вы. Я сам про них знаю только понаслышке, чтобы, если вдруг ГПУ меня поймает, ничего не сказать. Это серьёзные люди, они на всё готовы, лишь бы вернуть нашего самодержца на его законный престол и расправиться с большевистской нечистью. Мария Ильинична сказала, вы из Пскова и связаны с эстонской секретной организацией?
Сергей кивнул.
– Но это тайна, – предупредил он. – Строжайшая.
– Конечно, – расцвёл Завадский, – знаете, нам не хватало размаха, связи с нашими за границей, но теперь, с вашей помощью, мы наладим сообщение. Только надо будет Марию Ильиничну спросить, она занимается всеми повседневными делами, я-то больше по стратегическим мыслям и идеям. Руковожу.
От ветеринара Сергей и Лена вышли только в половине второго, отказавшись от обеда. На дворе всё та же женщина развешивала бельё.
– Где Панкрат? – спросил её Травин.
– Нет его, – через прищепки прогундосила хозяйка, встряхивая простыню, – а кто спрашивает?
– Он знает.
Женщина пригляделась, ойкнула, бросила бельё и заспешила в дом.
– Кто такой Панкрат? – спросила Лена, стоило им отойти.
– Она знает, – ответил Сергей.
Кольцова хмыкнула и переспрашивать не стала. До церкви, где обычно стояли извозчики и изредка ходил трамвай шестого маршрута, они дошли за несколько минут. Им повезло – дребезжащий вагон только высадил пассажиров и набирал новых, желающих оказалось немного, и молодые люди уселись на деревянную скамью, расположенную вдоль хода. Кондуктор, который исполнял обязанности вагоновожатого, взял с них два гривенника, окинул взглядом площадь, звякнул в колокол и направил трамвай к вокзалу. Вагон пронёсся мимо полей к мосту через Подкумок, переехал на другую сторону реки, на Теплосерной свернул налево. На перекрёстке с Советским проспектом, пользуясь тем, что трамвай остановился, пропуская подводы с зерном, секретные агенты ОГПУ спрыгнули с подножки.
– Жрать хочется, – сказал Сергей, – смотри, вон столовая, там шашлык по полтора рубля.
– Жрать, – Кольцова фыркнула, – фи, ваше сиятельство, разве аристократы так говорят.
– С чего это сиятельство?
– Так ведь Травины княжеский род, из Рюриковичей. А то ты не знал?
– Откуда? Мой отец землю пахал и перед сиятельствами разве что шапкой о землю бил.
– Ну-ну, – покачала головой женщина, – о землю бьют не шапкой, а челом. Как там уезд назывался?
– Сальмисский, Выборгской губернии.
– Тогда и вправду жрать. Идём.
Пожилой армянин с пышными усами и колоритным брюшком, обтянутым майкой, лениво помахивал газетой над разложенными в ряд шампурами. Молодые люди уселись за столик, парнишка лет двенадцати притащил тарелки с зеленью, овощами, принёс кувшин черноморского вина, кусочки мяса на блюде, рассольный сыр и горячие лепёшки.
– Я же тебе говорила, эта дамочка точно шпионка, – Лена махом выпила стакан вина, обмакнула кусок баранины в кашицу из помидоров с чесноком. – А Завадский, по-моему, какой-то клоун. Если что случится, его посадят, а остальные скажут, что ничего не знали.