ся по своим делам. После утренней беседы с Бушманом окротдел ГПУ интерес к нему на время потерял и больше не беспокоил.
В понедельник на почтамте, куда Травин зашёл за очередным выпуском журнала, молодого человека перехватил Федотов. Глаза у телеграфиста, когда он приглашал Сергея, сияли, а руки нервно подрагивали, так что химический карандаш выводил на бланке телеграммы каракули.
– Сергей Олегович, позволь спросить, что ты делаешь завтра?
Травин удивился. Во-первых, совпадению – о вторнике говорил ему помощник Завадского, а во-вторых тому, что Федотов сидит на работе в понедельник, хотя обычно он делает это по вторникам, четвергам и субботам.
– Пришлось поменяться, – объяснил телеграфист, – мне кажется, Машенька хочет ответить на мои чувства завтра, на аэродроме. Понимаешь, волнуюсь очень, такие дела обычно с глазу на глаз решаются, а там вроде знакомые все, но недавние. А тебя я сто лет знаю, если придёшь, будет спокойнее. Да и Машенька говорила, чтобы я тебя позвал.
– Зачем?
– Думаю, – Федотов говорил чуть сбивчиво и тихо, чтобы другие служащие почты не услышали, – хочет обставить это как дружескую прогулку в компании, чтобы я заранее не догадался. Да и погода, говорят, будет лётная, сможешь в воздух подняться.
– Не знаю, – с сомнением протянул Сергей, – у меня воспитанница, ей тоже внимание нужно.
– Вот, – телеграфист поднял указательный палец. – Приедешь домой, и что она тут видела? Горы да пионеров. А так на аэродроме побывает, в самолёт её пустят, я с Лазаревичем договорюсь. Бери её с собой, к часу дня, скажем. Мы с собой продукты возьмём, устроим там пикник.
Сергей кивнул. Девочке и вправду было бы интересно посмотреть вблизи на летательные аппараты, рядом с границей не то что ребёнка, а и обычного советского служащего на аэродром не пустят, здесь – заплати пять рублей и сиди за инструктором. Или вместо инструктора, если начальник авиашколы разрешит. А что вёл себя Федотов странно, так многие его знакомые, когда дело касалось женщин, тоже теряли способность логически мыслить и трезво соображать.
– А это что за самолёт? – Лиза, приложив руку козырьком ко лбу, показывала другой рукой на снижающийся аппарат.
– «Юнкерс» немецкий, я на таком в прошлый раз летал.
– Ух ты, огромный какой, – девочка восхищённо вздохнула, – а сегодня можно с тобой?
– На этом – нет, а вон на тех, – Сергей кивнул в сторону У-1, стоящих в ряд на краю взлётного поля, – полетаем. Так даже интереснее, больше сверху увидишь. Иди, спроси у Льва Ивановича, он тебе пока его изнутри покажет. Только не тот, что сейчас заправляют.
Девочка радостно взвизгнула и побежала к учебным самолётам, а Травин ещё раз окинул взглядом воздушную гавань Минвод, которую с аэродромом назвать можно было с большой натяжкой.
По вторникам воздушная станция Минеральные Воды работала в обычном режиме, а авиашкола Осоавиахима была закрыта, из инструкторов остался один Лев Мильнер. Лазаревича, который должен был дать «добро» на полёты, на месте не оказалось, он улетел ещё в воскресенье вместе с Малиновским в Москву. Учебные «юнкерсы» отправили в Ростов на две недели на плановый ремонт, приписанные к воздушной станции два пассажирских «дорнье», принадлежащих «Добролёту», и один почтовый «юнкерс» тоже находились в воздухе. Второй «юнкерс» приземлился час назад и стоял возле здания станции. Техники подтащили заправочный шланг, принялись что-то подкручивать, дёргая элероны и пиная шасси. Двое грузчиков перетащили в телегу почтовые отправления и устроили себе перекур, а заодно и обед, разложив нехитрые припасы прямо на коробках с почтой. Были эти грузчики какие-то неправильные, на взгляд Сергея, слишком интеллигентные, что ли. Но одеты оба были в холщовые рубахи и потрёпанные штаны, заправленные в сапоги, оружия при них не наблюдалось, и Травин списал свои сомнения на излишнюю подозрительность. Кольцова, напросившаяся вместе с ними, уже отщёлкала целую плёнку с «юнкерсом» и пилотом, который попозировал и уехал по своим делам.
– На У-1 полетите? – спросил Травин у Федотова.
Тот кивнул, всё внимание телеграфиста было приковано к Мурочке, а та, казалось, позабыла, зачем сюда приехала, и вовсю кокетничала с Мильнером. Федотов мрачно ерзал в своей коляске и даже пытался встать.
Через несколько минут со стороны железнодорожной станции раздался гудок, потом шум выпускаемого пара, какой-то состав отходил от перрона. Ещё минут через пять с севера показался открытый автомобиль, он проскочил здание станции и заехал прямо на взлётное поле. На переднем диване сидели двое людей в кожанках, а на заднем – пожилой лысый мужчина с усами щёточкой и в роговых очках. Рядом с ним подпрыгивал на кочках массивный деревянный ящик. Автомобиль остановился, пассажир с переднего сиденья вылез и встал рядом с капотом, под его расстёгнутой курткой виднелась рукоять нагана.
Очкастый вытер лысину платком, огляделся; его взгляд остановился на Мурочке, мужчина кивнул. Травину показалось, что женщина тоже кивнула ему в ответ. Сергей посмотрел на часы, стрелки показывали половину второго.
– Это из ГПУ, – к молодому человеку подошла Лена, – я их видела в здании недавно. Наверное, что-то ценное привезли.
– И поезд ушёл без ящика, – кивнул Сергей.
По словам Кольцовой, окротдел во вторник проводил какую-то операцию, связанную с бронепоездом из Владикавказа, и то, что сказал Травину франт с усиками, для чекистов неожиданностью не стало. Поезда ходили через станцию не так часто, чтобы спутать один с другим, значит, где-то неподалёку оперативная группа будет проводить задержание и франта, и его боевой группы, а в это время ценный груз отправят по воздуху.
Ящик оказался довольно тяжёлым, те же грузчики, что перетаскивали почту, с трудом, на ремнях, подняли его и кое-как загрузили в «юнкерс» под бдительным взглядом людей в кожанках. Тот, что раньше сидел за рулём, повернулся к лысому.
– Товарищ Лившиц, можете быть свободны.
Лысый заозирался, словно что-то потерял.
– А документы? – наконец выдавил он.
– Мы разберёмся, – успокоил его сотрудник ГПУ, – идите на станцию, бумаги прибудут специальной почтой.
Лившиц бросил отчаянный взгляд на Мурочку, которая делала вид, что происходящее её ничуть не касается, и продолжала строить Мильнеру глазки, и сделал шаг к телеге, на которую загрузили почту. Грузчики сложили остатки продуктов и зачем-то перекладывали почту.
Раздался первый выстрел.
Человек в кожанке, стоявший возле автомобиля, покачнулся и осел на землю, держась левой рукой за грудь, правой он царапал куртку, пытаясь добраться до пистолета. Второй чекист потянулся к револьверу, но следующий выстрел и его повалил на землю. Стрелял один из грузчиков, он держал в руках винтовку. Другой грузчик взял на прицел Травина, а из-за здания станции выбегали ещё несколько человек с оружием, за ними не спеша на взлётное поле вышел франт с усиками.
Травин держал руки на виду, чтобы не спровоцировать нападавших, оружия у него с собой не было, а бросаться с кулаками на вооружённых огнестрелом людей он не собирался. Может быть, что-то он бы и предпринял, но возле учебных самолётов стояла Лиза. При звуках выстрелов она растерялась.
– Долго же вы ждали, – сказал вдруг Лившиц. – Я уж подумал, решили меня обмануть.
– Не в церкви, – весело сказал франт.
Он держал пистолет направленным на Травина и Кольцову, его подручные сгоняли персонал станции в одно место. Револьвер оказался только у Мильнера, тот даже не успел его достать, инструктора ударили несколько раз и разоружили. Техники сразу подняли руки вверх, один из нападавших выволок из станционного домика машинистку. Лиза наконец пришла в себя и юркнула под крыло У-1.
– Я бы хотел рассчитаться, – настаивал Лившиц, – как мы договаривались. Эй, выгружайте всё обратно.
– Конечно, надо рассчитаться, – одобрительно кивнул франт, резко перевёл револьвер в сторону лысого и три раза выстрелил.
Первая же пуля разбила стекло очков и вошла в голову, две остальные пробили уже мёртвое тело. Мурочка подошла к Федотову, погладила его по щеке.
– Знаю, что ты собирался замуж меня позвать, Витя, но нам не суждено быть вместе, – сказала она. – Базиль, всех держать на мушке, чтобы не пикнули.
– А эту? – Базиль кивнул на Кольцову.
– Хватит на сегодня чекистской крови, пусть живёт. А я пока выберу, – женщина лукаво улыбнулась, переводя палец с Мильнера на Сергея. – Эны, бэны, барбарис, две Иленки подрались, одна тянет за косу, отнимает колбасу.
Палец уставился на Мильнера, который зло таращился на незваных гостей.
– Он выходит. И вообще, он мне не нравится.
Франт кивнул, тот грузчик, что застрелил чекиста, приставил дуло ружья к голове Мильнера.
– Остался ты, – Мурочка повернулась к Травину. – Девчонка твоя вон в том аэроплане спряталась, пока будет вылезать, мы её пристрелить можем. Но ведь мы не звери, чтобы ребёнка обидеть, к тому же цели у нас благородные. Конфискуем то, что наворовали большевики, и отдадим настоящим борцам за справедливое дело. Господин Вязицын не даст соврать, не так ли?
Второй грузчик, мужчина средних лет с густыми чёрными кудрями, кивнул.
– Именно так, Мария Ильинична. Вы уж перестаньте тут митинг устраивать, а то скоро чекисты нагрянут. На той стороне вас уже ждут, передавайте привет Антону Ивановичу и скажите, что мы очень ждём обещанное.
– Тогда в самолёт, – скомандовала Мурочка. – Сергей, вы, как дворянин и офицер, обязаны нам помочь. Садитесь за штурвал, да поживее.
Травин не двигался с места. Вместе с франтом он насчитал шесть нападавших, Завадский говорил об одиннадцати, но, скорее всего, преувеличивал. Этого Базиля и ещё одного, стоящего рядом, он бы смог разоружить, но вот остальные стояли неудачно, за заложниками, и стрелять в них из отобранного оружия не получилось бы. Тут раздался визг, один из подручных Базиля выволок из аэроплана Лизу и тащил к ним.