а демократии и прогресса; это был один из любимейших сподвижников покойного нашего герцога, покинувший город в самом начале последнего нашествия варваров.
Сэр Генри сделал это по идейным соображениям: он считал, что варваров нельзя истреблять, а нужно загонять в загоны, краали, стойла и рассматривать там как животных. «Ведь не убиваем же мы слонов только из-за того, что они – слоны и топчут чью-то кукурузу?» – так, кажется, говорил он. Я в то время был вне города и вернулся только полгода спустя после того, как сэр Генри, одержимый внезапным пацифизмом и любовью к меньшим братьям, к каковым он полагал причислять и варваров, удалился от дел в прямом смысле слова: устроив грандиозный банкет в кабаке «Альмасен» (там теперь музей), он собрал необходимые для жизни вещи, сел в спортивный самолет и улетел в неизвестном направлении.
Через некоторое время стало известно, что улетел он на восток. Это в доверительной беседе сообщил Жаку Кисленнену плененный варварский вождь по имени Друган, группа сотоварищей которого дерзко пыталась сбить самолет сэра Генри камнями. В ответ на это сэр Генри сбросил им на головы карманный молитвенник, хотя надо было бы – бомбу.
С тех пор про сэра Генри сведений не поступало. Герцог чрезвычайно огорчился из-за его отъезда (отлета), особенно потому, что в результате в палате лордов (которая еще существовала в то время) образовалось подозрительное равенство голосов.
– Я прибыл сюда, во-первых, дабы насладиться своей собственностью – я имею в виду прежде всего дом, – а, во-вторых, дабы попросить вас не уничтожать беспричинно животных в лесу, – поведал мне сэр Генри, раскуривая трубку. – Дело в том, что лес я тоже рассматриваю как свою, в некотором роде, собственность. Я покровительствую этому лесу.
Сэр Генри выпустил дым в воздух и продолжал.
– Среди вас непременно должен быть некто по имени Людвиг Шаттон, младший князь Тамура. Нельзя ли лицезреть оного или они почивают?
Поняв, что речь идет о Люлю Шоколадке, я не знал даже, что и ответить: почивает Люлю или делает нечто большее, если почти весь слышимый храп принадлежит именно ему? Видя мою растерянность, сэр Генри затянулся, пустил красивое кольцо и продолжал:
– Впрочем, если младший князь Тамура спит, то будить его не стоит. Можно подождать и до утра. Вы, насколько я понял, инспектор Дэдлиб? Я много о вас читал в прессе и слышал по радио. Вы кажетесь мне просвещенным и способным человеком… Однако, если не возражаете, я предложил бы пройти в дом. Там будет удобнее.
В доме сэр Генри зашторил окна, зажег свет, уселся к столу, открыл бар и предложил выбрать напиток. Я не стал ломаться и выбрал виски «Grant's», поскольку пива среди запасов сэра Генри не оказалось.
– Не держу, знаете ли, и не употребляю. От него тяжесть какая-то в желудке, – пояснил он, наливая себе текилы. – Ну-с, я вас слушаю. Зачем вы сюда прибыли, поломали столько деревьев и убили столько ценных животных?
Вкратце я рассказал сэру Генри о не лишенных драматизма событиях, разыгравшихся недавно в Арториксе. Мы надеемся (сказал я) врывать зло с корнем и потому ведем розыск беглецов и лиц, пропавших в ходе операции.
– Какая гнусная затея! – возмутился сэр Генри, укоризненно качая головой. – Этот ваш Вайпер – порядочная скотина, как мне кажется… А сэр Аллен Дройт, вы говорите, остался в Арториксе?
– Да. Господин шериф выразил желание лично выкурить всех оставшихся бандитов из их подземного гнезда.
– По-прежнему шериф? – сделал движение бровями сэр Генри. – Это на него так похоже… н-да. Так, вы говорите, у вас кто-то пропал?
– Именно так. Канули бесследно инспектор Шатл, начальник особого отдела полиции, и сотрудница его отдела Лизетта Энмайстер. Обоих весьма жаль.
– Как вы сказали? Энмайстер? Ну-ну. Это такая юная мисс с немного странной прической? – Сэр Генри точным жестом обозначил странность прически.
Не обратив внимания на его иронию, я подался вперед:
– Именно! Вы что-то про нее знаете?
– Разве что самое немногое. Это, видимо, та самая мисс, которую вы разыскиваете. По крайней мере, она назвалась этим именем.
– А где ее можно видеть? – Я выпил виски залпом, чем привел сэра Генри в недоумение.
– Я смотрю, вы принимаете леди близко к сердцу, – наконец соизволил заметить он. – Мисс Энмайстер была мной встречена день назад на опушке леса – если хотите, я потом покажу это место – в сопровождении господина приятной наружности, вежливого и улыбчивого, по фамилии Мурильо. Они следовали в машине марки «Мерседес». Я остановил их, поскольку мои часы встали, а я хотел узнать, который час. – Сэр Генри перевел задумчивый взгляд на свои наручные часы: скромный «роллекс» с совсем небольшим количеством бриллиантов.
– А на мисс Энмайстер вы не заметили каких-нибудь веревок, например, или прочих средств лишения свободы?
– Заметил, – невозмутимо кивнул сэр Генри, выколачивая трубку в бронзовую пепельницу в форме лотоса. – Она была просто-таки обмотана веревкой. Когда я полюбопытствовал у ее спутника, не мешает ли мисс веревка и особенно платок, торчащий изо рта, он ответил, что не мешает. Наоборот, мисс так нравится, и она так любит. И тогда я застрелил этого господина из ружья. – Сэр Генри указал на «Галлахер». – И развязал мисс, которой, по ее собственному признанию, веревки уже порядочно надоели.
– Простите, сэр, что я все время вас перебиваю, но не могли бы вы указать, где я могу видеть эту мисс? – не выдержал я.
– Вы можете ее видеть в моей лодке. Она заснула, пока мы ехали.
– Как это славно! А не встречали вы где-нибудь еще и господина по фамилии Шатл? Тоже связанного или даже в цепях?
Сэр Генри отрицательно покачал головой.
– Что же… Будем искать.
Послесловие
– Что имеете предъявить тумпстаунской таможне?
Люлю, с природным изяществом ковырнув пальцем в ухе, повернулся к господину Дройту. – Аллен, что мы имеем предъявить… м-м… таможне?
– Да ничего, собственно… – развел руками господин Дройт. – У нас с собой не так уж и много вещей. – Он указал на два запыленных саквояжа хорошей кожи и с золотыми инкрустациями. Саквояжи стояли по обе стороны от великого человека и производили самое благоприятное впечатление. – Только самое необходимое. В основном – мелочи.
– Откройте, пожалуйста, – попросил, шевеля длинными пальцами, таможенник – тощий как жердь, в фуражке с широким блестящим козырьком, плавно переходящим в громадные черные очки на длинном носу.
– Он нам не доверят? – поинтересовался Люлю у господина Дройта.
– Он исполняет свой долг, – заверил его господин Дройт, ставя саквояжи на стол. – Такая у него работа. Ты же знаешь, как это бывает: у каждого своя работа и от того, как этот каждый ее выполняет, в конечном итоге и зависит уровень текущего благосостояния общества, а также всякие демократические свободы и даже иногда права. – Таможенник заинтересованно прислушивался к беседе.
– А-а-а-а… – понимающе протянул Люлю. – Вот в чем дело! Ну конечно, права! Как же я сразу-то…
Таможенник неопределенно хмыкнул, исполненным профессиональной грации движением погрузил руки в один из саквояжей и стал там ковыряться. Некоторое время процесс этот происходил вполне безмятежно, потом страж контрабанды за мгновение застыл и осторожно, как бомбу, извлек из недр саквояжа замшевый сверток размером с две крупные груши.
– Что это? – спросил он, держа сверток двумя пальцами.
– А! Это! – господин Дройт широко улыбнулся, – это, видите ли, мои фамильные драгоценности. Я взял с собой только те, без которых никак не могу обойтись.
– Точно, – подтвердил Люлю. – Темным летним вечером ничто так не успокаивает усталого от перемещений в пространстве путника, как созерцание сверкающих фамильных каменьев. Сидишь, бывает, этак напротив камина, а поленья трещат себе и трещат, а ты любуешься и успокаиваешься, успокаиваешься…
Таможенник между тем положил изъятое на стол, поддернул рукава и кончиками пальцев развернул сверток, и миру предстала платиновая цепь с прикрепленным к ней замысловатым орденом, исполненным упомянутых драгоценных камней. Несмотря на массивность, цепь и орден смотрелись весьма и весьма изящно: чувствовалась рука великого мастера.
– Мгм, – с явным возмущением произнес таможенник, делая замысловатое движение пальцами свободной руки. – Это… Мы тут имеем попытку утаить драгоценности и провезти их контрабандой. – При последнем слове ноздри его неслабого носа хищно раздулись. – За что полагается значительный штраф с одновременной конфискацией!
– Люлю… – задумчиво глядя на таможенника, сказал негромко г-н Дройт. – Что это он говорит? Я ничего не понимаю. Какая попытка? Какой штраф?..
Люлю неуловимым движением ухватил таможенника за галстук, и, сбив наземь очки с фуражкой, притянул к себе.
– Вы в этом уверены? – спросил Люлю неприятным голосом, тихо, но внятно. – Вы уверены в том, что только что сказали? Вот про контрабанду, конфискацию, штраф? Про всю эту ерунду?
Господин Дройт тем временем развернул цепь с орденом и, сняв шляпу, повесил цепь на шею. Аккуратно поправил. Снова одел шляпу и положил руку на рукоять меча.
– Хорошо, однако, встречают приезжих в этом городе, – заметил он, глядя на приближающихся к ним служителей таможни и прочих стражей порядка. У стражей был весьма решительный вид. – Совершенно не владеют собой. Дикие люди! Все время намекают на взятку… Мне определенно кажется, что только что нам нанесли оскорбление. Люлю, сделай милость, переверни-ка, этот стол!
Схватив тощего таможенника под мышку, Люлю пинком поставил ближайший стол на ребро и мгновенно укрылся за ним. Господин Дройт извлек на свет Божий пистолет «Уидли», совершил два предупредительных выстрела в потолок и присел рядом.
– Есть время выкурить трубку, – пробормотал он. – Люлю, их там много пришло?