м госбезопасности Демьяном Семинихиным лично, не имея на руках приговора суда, а всего лишь приказ наркома Берии, расстрелял начальника Управления ПВО генерал-полковника Героя Советского Союза Григория Штерна, командующего войсками Прибалтийского особого военного округа и замнаркома обороны генерал-полковника Александра Локтионова, генерал-лейтенанта авиации, дважды Героя Советского Союза Якова Смушкевича, замнаркома обороны генерала-лейтенанта авиации, Героя Советского Союза Павла Рычагова, еще семнадцать весьма заслуженных военных, конструкторов военной техники, советских работников (среди них — трех женщин).
Подчеркну: не присутствовал при казни, а принимал в ней, как следует из подписанного им протокола, личное участие. И в хорошей «компании»: Борис Родос — известный следователь, костолом, на его совести, в частности, фальсификация дела Исаака Бабеля, Демьян Семенихин — сотрудник комендатуры, давний исполнитель смертных приговоров при Ягоде, Ежове и Берии.
Почему-то Гладков не назвал расстрелянного там же известного чекиста Михаила Сергеевича Кедрова (Л. Берия вписал его фамилию в расстрельный список).
Гладков делает вывод, что, выходит, Леонид Баштаков вовсе не скромный «коллежский регистратор», тем более не «книжный червь», и мог бы в своей Высшей школе в качестве «спецдисциплины» обучать молодую смену не только учету и регистрации.
Далее Гладков разбирается с показаниями Баштакова: с первой частью его показаний все ясно. Баштаков прекрасно понимал, что в 1955 году его опрашивают в связи с начавшейся реабилитацией «врагов народа». Отсюда и положительный крен. Но осторожно: в самом деле, разве шпион и предатель не мог быть человеком большой культуры, отзывчивым к сослуживцам? Но все же постарался представить себя в наилучшем свете. Как объективного свидетеля ареста Артузова.
Понять Баштакова можно. В пятидесятые годы после смерти И. Сталина началась компания реабилитации репрессированных лиц. Тогда очень многие чекисты пострадали. В какой мере заслуженно или незаслуженно были наказаны, а некоторые и расстреляны, судить сложно.
Знаменитый чекист Петр Васильевич Федотов был личностью неоднозначной. Он был один из опытнейших руководителей органов госбезопасности. В период репрессий 1936–1938 годов Федотов сумел не только не попасть под арест с неизбежным расстрелом, как почти все руководители секретно-политического отдела — СПО, но и удержался в системе с последующим повышением. Его карьера закончилась в 1956 году. Почему?
К тому времени в Комитете Партийного контроля при ЦК КПСС уже имелись материалы об участии Федотова в массовых нарушениях социалистической законности в период с 1930-х начала 1940-х годов. Но точку в длительной и успешной карьере поставила чекистская операция «Ложный закордон», или «Мельница»[54]. Именно Федотов считался инициатором и руководителем этой оперативной разработки органов НКВД — МГБ.
Операция заключалась в следующем. Еще с 1941 года действовал организованный сотрудниками УНКВД по Хабаровскому краю, начальником которого был комиссар госбезопасности 2-го ранга С. А. Гоглидзе, в 50 километрах от Хабаровска рядом с маньчжурской границей «ложный закордон». Чекисты вербовали на советской пограничной заставе подозревавшихся в шпионаже местных жителей и якобы «переправляли» их через «границу» для разведывательной работы. Люди попадали на «маньчжурский пограничный полицейский пост» и оттуда — в «уездную японскую военную миссию». Там «белоэмигранты» в форме японской жандармерии (на самом деле бывшие сотрудники УНКВД Хабаровского края, ранее осужденные за нарушения социалистической законности на различные сроки заключения) пытали подозреваемых, выбивая из них признания в работе на НКВД.
В роли начальника «уездной японской военной миссии» выступал японец Тамито, бывший агент разведки Квантунской армии, арестованный советскими пограничниками в 1937 году и приговоренный в 1940 году к расстрелу (замененному 10 годами тюрьмы).
В итоге некоторые «шпионы» после попыток соглашались на сотрудничество с «японцами», после чего их переправляли на советскую территорию, где арестовывали уже как «японских шпионов». «Ложный закордон» просуществовал до конца 1949 года. Многие из побывавших там 148 человек были осуждены и приговорены к различным срокам заключения (несколько человек расстреляны).
По материалам дальнейшего расследования, от автора: Федотов позднее был признан едва ли не главным виновником. Из постановления секретариата ЦК КПСС по делу «Ложного закордона»: «Федотов… лично руководил работой "Мельницы", докладывал о ней Берии и Меркулову, выполнял их поручения по применению "ЛЗ" в отношении ряда советских граждан. Вся переписка и отчеты Хабаровского Управления НКВД с Центром о работе "Мельницы" адресовались только на имя Федотова, минуя канцелярию. Ни одно мероприятие, связанное с использованием "ЛЗ", не проводилось без его санкции. Федотов лично настаивал перед бывшим руководством НКВД СССР о применении расстрела к ряду невиновных советских граждан».
Что касается генерал-лейтенанта Петра Федоровича Федотова, то в его судьбе уже после войны возник неприятный зигзаг. Карьера руководителя 2-го Главного управления КГБ — контрразведка закончилась в 1956 году. В апреле он был снят с должности, в мае получил назначение на пост заместителя начальника и главного редактора Редакционно-издательского отдела Высшей школы КГБ при СМ СССР. Какое-то время Федотова прикрывал председатель КГБ Серов, дружественно к нему относившийся. После его перевода в ГРУ Федотов 27 февраля 2957 года был освобожден от должности, 22 марта уволен в запас Советской Армии по статье 59 «Д» (служебное несоответствие).
Уже 23 мая того же года «за грубые нарушения законности в период массовых репрессий» постановлением Совета Министров Федотов был лишен генеральского звания. 6 января 1960 года решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС исключен из партии. Ему вспомнили участие в репрессиях 30-50-х, в том числе поездку в Армению в 1937 году, когда Федотов и другие чекисты по формулировке Комитета партийного контроля при ЦК КПСС «активно участвовали в фальсификации обвинений на многих партийных и советских работников Армении, применяя к арестованным меры физического и морального воздействия». И еще Виктор Терентьевич Аленцев остался на плаву. Тут как кому повезет. О своем участии в следствии по делу Артузова он как бы забыл. Однако такое не забывается! Когда ему напомнили про это, то вспомнил о своей «незначительной» роли в этом деле.
Аленцев на судьбу не жаловался, преуспевал по службе. Полковник Аленцев стал заместителем начальника Московского Управления КГБ. В книге «Фронт без линии фронта» (М., Московский рабочий, 1970) есть глава «Курская земля в огне. Ее автор В. Аленцев. Ему было что вспомнить!
Глава 23. Следственное дело № 612388
На обложке надпись:
58-я статья Уголовного кодекса РСФСР 1926 года с последующими изменениями входила в его Особенную часть, главу 1 — «Преступления государственные», в 1-ю подглаву «Контрреволюционные преступления».
58-(б) — «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам влечет за собою» в случае особо тяжких последствий высшую меру наказания — расстрел.
58-(8) — «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов…».
Также расстрел.
Наконец, 58 (11) — «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершению одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой».
Что касается Артузова, то его ждал букет из трех пунктов «пятьдесят восьмой», каждый из которых был расстрельным, не оставлял ему никакой надежды. Он был обречен изначально.
Делу Артузова с самого начала было уделено особое внимание. Это явствует уже из того, что следствие вел не рядовой сотрудник, а начальник Секретариата НКВД упомянутый Яков Абрамович Дейч. Он прекрасно знал о заслугах своего подследственного, не мог не понимать, что обвинения Артузова в измене и шпионаже — сущий бред. Видимо, для того, чтобы преодолеть неловкость, он на первом же допросе обрушился на арестованного с отборной матерной руганью. Для высококультурного, хорошо воспитанного, интеллигентного Артура Христиановича, в жизни не употребившего ни одного бранного слова, уже одно такое обращение было сильнейшим ударом по психике, тяжелейшей душевной травмой, возможно даже более тяжелой, нежели «меры физического воздействия».
В некоторых допросах Артузова принимал участие человек на Лубянке новый, заместитель Дейча Исаак Ильич Шапиро. Ранее он в НКВД никогда не служил, был «всего лишь» помощником секретаря ЦК ВКП(б)… Николая Ивановича Ежова! Став наркомом, Ежов в числе своих людей привел на Лубянку и Шапиро, назначил его заместителем секретаря НКВД и присвоил звание майора госбезопасности, а вскоре и старшего майора. (Это стало в органах НКВД — МГБ — КГБ дурной традицией: крупных партийных работников переводили в органы госбезопасности сразу на генеральские должности, даже если до этого они были, к примеру, секретарями обкомов по сельскому хозяйству.)
Выбор Дейча на роль следователя по «делу» Артузова имел под собой глубокое обоснование. Из Артузова надо было выбить не только признание в измене и шпионаже (с этим мог бы в короткий срок справиться любой костолом в чине сержанта или младшего лейтенанта госбезопасности), но и получить развернутые, якобы достоверные показания, со ссылками на имена руководителей зарубежных разведок, агентов, видных «заговорщиков»-чекистов, с раскрытием их «программ» и тому подобного. Обычный следователь в средних чинах, никогда и ничего общего ранее с настоящей контрразведкой и разведкой дела не имевший, такого дела не осилил бы. Ему бы просто не хватило для этого знаний и информации.