я под очевидным влиянием Эмиля Габорио, зачастую также прибегала к аналогичному приему. Конан Дойлу нравились подобные «двухслойные» произведения, и он также с удовольствием пользовался этим приемом.
Занимаясь на медицинском факультете, знакомясь с книгами, не относившимися к специальной литературе, читая газеты и журналы, Артур Конан Дойл везде видел доказательства того, что ученые-исследователи являлись своего рода детективами. Джо Белл, мыслящий как настоящий сыщик, был ученым до мозга костей. Однако только Эмиль Габорио смог продемонстрировать, что детектив (педантично отмечая и анализируя различные детали, выстраивая психологическую и физическую структуру уголовных дел и создавая их архив) должен быть своего рода ученым-исследователем.
Часть IIIМистер Холмс и доктор Ватсон
Никого из писателей нельзя считать абсолютно оригинальным. Любой из них всегда произрастает веткой от общего старого дерева1.
Глава 18Доктор Сэкер и мистер Хоуп
Его решения, рожденные существом и душой метода, и в самом деле кажутся чудесами интуиции.
«Запутанная нить», – черкнул Артур Конан Дойл в одном из своих дешевых, расписанных под мрамор красных блокнотов1. Он перебирал возможные названия и образы для детективной повести, которую начал создавать в своем воображении. Делая эту пометку, писатель, возможно, вспомнил яркий образ месье Лекока из опубликованного в 1867 году романа Эмиля Габорио «Преступление в Орсивале». В одном из отрывков Габорио передает размышления сыщика: «Самое трудное и самое главное – сразу же ухватиться за кончик зачастую весьма запутанной нити, которая через лабиринт уверток, умолчаний и лжи виновных в преступлении в конце концов приведет к истине»2[44]. Этот роман был переведен на английский язык в 1871 году, всего за два года до смерти Эмиля Габорио. В то время Артуру было двенадцать лет.
Позже Конан Дойл зачеркнул название «Запутанная нить», заменив его на «Этюд в багровых тонах». Объяснение этому он дал в четвертой главе своей повести. «Я вам очень благодарен, доктор, – говорит Холмс Ватсону, который убедил его расследовать таинственное дело. – Я вам очень благодарен, доктор. Если б не вы, я, пожалуй, не поехал бы и пропустил то, что я назвал бы интереснейшим этюдом. В самом деле, почему бы не воспользоваться жаргоном художников? Разве это не этюд, помогающий изучению жизни? Этюд в багровых тонах, а? Убийство багровой нитью проходит сквозь бесцветную пряжу жизни, и наш долг – распутать эту нить, отделить ее и обнажить дюйм за дюймом»3[45].
В высказывании Холмса эхом звучат отголоски фразы Габорио. Остановившись на новом названии для своей повести, Артур Конан Дойл, казалось, стремился к более высокому художественному стандарту, чем тот, что задавала господствовавшая тогда в остросюжетной литературе «кровавая мелодрама». Ведь этюд для художника – это предварительный эскиз, а в литературе – вдумчивый анализ. Воспользовавшись этим термином для названия законченного произведения и упомянув при этом вполне определенный цвет, Конан Дойл тем самым поставил себя в ряды так называемого эстетического движения, в которое входили такие писатели и критики, как Уолтер Патер и молодой Оскар Уайльд. Изданная в 1873 году книга Уолтера Патера «Очерки по истории Ренессанса» считалась у британских «эстетов» сакральным текстом, а в 1880 году известный декадент Алджернон Чарльз Суинберн опубликовал книгу «Этюды в песне». Движение эстетизма исповедовало девиз «искусство ради искусства». Подразумевалось, что искусство должно быть освобождено от бремени нравственного воспитания, под которым оно сгибалось в течение многих столетий. Одним из самых известных художников среди «эстетов» был обосновавшийся в Лондоне американец Джеймс Эббот Макнил Уистлер, прославившийся такими работами, как картина «Симфония в белом № 1: девушка в белом» (1862 год) или портрет его матери «Аранжировка в сером и черном. Мать художника» (1871 год). Таким образом, название «Этюд в багровых тонах» сообщало повести Конан Дойла нотку трепетного, «артистического» предвкушения порока.
С самого начала Артур продумывал свое будущее произведение по эпизодам. Написав в блокноте предполагаемое название, он обозначил под ним:
«Перепуганная женщина бросается к извозчику. Вдвоем они отыскивают полисмена. Джон Ривз служит в полиции 7 лет; Джон Ривз следует за ними».
Вскоре Конан Дойл стал возвращаться в своих воспоминаниях к Джо Беллу в Эдинбурге, наглядно представляя себе сцены из прошлого. Он вспоминал его орлиный профиль, его острый, проницательный взгляд4. Он представлял себе, как внимательный исследователь, похожий на доктора Белла, занимаясь не медициной, а расследованием преступлений, мог бы сочетать в себе наблюдательность и научные знания – комбинация, способная решать практически все задачи, – по крайней мере в мире художественной прозы.
Реальный же мир уголовного розыска был более стихийным и непредсказуемым. Криминалистике, как и любой другой науке, приходилось преодолевать сопротивление замшелой традиции. Начало одного из самых выдающихся достижений в области уголовного розыска – применение дактилоскопии как метода идентификации личности – было положено в Индии еще в 1850‑х годах. Однако системный подход к этому методу был предложен лишь недавно, в 1880 году, шотландским хирургом Генри Фулдсом. В 1886 году, когда Артур Конан Дойл написал повесть «Этюд в багровых тонах», Генри Фулдс представил свою идею полицейскому управлению Лондона – однако она была отклонена как нереальная и непрактичная5.
Однако пока еще Артура мало интересовало реальное расследование уголовных дел. Вместо этого он задумывал своего детектива как вызывающего благоговейный трепет гения, который должен поразить озадаченный мир своей проницательностью. Такой всеведущий персонаж казался бы нестерпимо самодовольной личностью, бахвалящейся своими успехами. Если же при этом читателю был бы известен и ход его мыслей, то он смог бы слишком быстро сложить вместе отдельные детали мозаики преступления. Таким образом, как и Дюпену у Эдгара По, ему требовался свой биограф. Артур превратил врача, который вдохновил его на литературное творчество, в детектива, а его помощника – во врача. Полученная научная подготовка и широкий медицинский кругозор прослеживались во многих темах, за рассмотрение и описание которых брался Конан Дойл.
На новой странице своего блокнота он написал сверху: «Этюд в багровых тонах». Ниже этого нового названия он перечислил основных персонажей, начиная с имени врача-рассказчика: «Ормонд Сэкер [46] – из Судана»6. Имя Ормонд, вероятно, вспомнилось Артуру в связи с больницей на Грейт-Ормонд-стрит возле Британского музея в Блумсбери. Основанная в начале 1850‑х годов как детская больница (первое подобное заведение в Англии, имевшее всего десять коек), она затем превратилась в крупный медицинский центр, известный врачам и студентам-медикам по всей стране. Одним из первых ее покровителей был Чарльз Диккенс.
Фамилия Сэкер или Секер могла быть дана литературному персонажу по имени небольшого переулка Сэкер-стрит за церковью Святого Иоанна рядом с другим важным медицинским центром Лондона для бедноты – Королевской больницей Ватерлоо для детей и женщин. Возможно, Конан Дойл подобрал для персонажей своей повести несколько имен, просто взглянув на карту Лондона или же прогуливаясь по его окрестностям. Время от времени он навещал в городе своих родственников и друзей и всегда с удовольствием изучал местность в ходе этих прогулок. От улицы Сэкер-стрит до Королевской больницы Ватерлоо шла улица Стэмфорд-стрит, и вторым персонажем, появившимся в повести, стал молодой человек по имени Стэмфорд7.
Артур Конан Дойл был страстным любителем прогулок и часто бродил по улицам района Саутси или дальше через Портсмут вместе со своим братом Иннесом или же без него. Всего в квартале от его дома на Элм-гроув параллельно располагалась улица Белмонт-стрит, на которой жил некий Уильям Ранс8. Вероятно, Артуру был хорошо известен этот человек или же он прочел где-либо его имя – так или иначе, он окрестил так полицейского констебля, который первоначально фигурировал в его записях как Джон Ривз. Другие имена в повести «Этюд в багровых тонах», возможно, также появились под впечатлением прогулок по окрестностям города. Мадам Шарпантье, владелица пансионата в повести, могла получить свое имя от соседа Конан Дойла, Эрнеста Дж. Шарпантье. Вниз по улице Элм-гроув после «Буш-Виллас» находился «Саннисайд», дом некоего Джеймса Каупера, чья фамилия будет дана персонажу повести – мормону9.
Артур Конан Дойл дал одному из полицейских инспекторов французскую фамилию, достаточно редкую для Англии, – Лестрейд. Эту фамилию можно было найти в адресных справочниках Лондона того времени. Нельзя исключать, что Артур вспомнил Джозефа Александра Лестрейда10, своего однокурсника по колледжу в Стоунихерсте и Эдинбургскому университету, который в 1883 году получил степени бакалавра медицинских наук и магистра хирургии. Во время учебы в университете они могли хорошо узнать друг друга.
Другому полицейскому инспектору Конан Дойл дал менее необычное имя – Грегсон, возможно, вспомнив миссионера, активного проповедника умеренности преподобного Дж. Гельсена Грегсона11, который был выдающимся служителем баптистской церкви на Элм-гроув, неподалеку от «Буш-Виллас», где проживал Артур. В 1882 году (именно в этом году Конан Дойл переехал в район Саутси) преподобный Грегсон опубликовал воспоминания о своей миссионерской деятельности во время второй англо-афганской войны «Через Хайберский перевал в лагерь под Шерпуром и Кабул». Предисловие к этому изданию было написано в Саутси. Артура всегда привлекали книги такого рода, и он часто обращался к ним. Преподобный Грегсон, оптимистично настроенный основатель Солдатской ассоциации полного воздержания от алкоголя, удалился на покой, поселившись в районе Саутси, в 1886 году – в этом же году Артур Конан Дойл написал повесть «Этюд в багровых тонах».