Я настолько взбудоражен, что просто не могу успокоиться и взять себя в руки.
Выбегаю на Марсово поле и продолжаю свой бег. Во рту появляется вкус крови, легкие горят, но ноги несут меня. Несут в неизвестном мне направлении. Я не вижу ни дороги, ни смысла, ни цели. Спотыкаюсь о камень и со всей дури лечу в грязь. Я не чувствую боли, я утопаю в грязи, судорожно пытаясь избавиться от страха в сердце. Хочется заорать во все горло. Но крик и боль оккупировали мою грудную клетку, не желая ее покидать. И я со злости бью кулаком о землю. Еще один удар, еще раз и еще раз. Кровь на костяшках смешивается с грязью, но я не останавливаюсь. Нервные окончания посылают импульсы боли в обезумевший разум. Но я не могу взять себя в руки, осознание разрывает меня.
Адель ничего не помнит. Адель меня забыла. Сердце болезненно сжимается в груди, и вместе с этим ощущением приходит полнейшая безысходность. Адель, та звездочка в кромешной тьме, на свет которой я готов идти. Но мне сейчас так страшно, что тьма поглотила ее навсегда и я не смогу зажечь ее сияние вновь. Я даже бежать уже не могу. Я ничего не могу: опускаю голову на колени, стараюсь нормализовать рваное дыхание. Закрываю глаза и вижу ее: хрупкие плечи, тонкая шея, вздернутый подбородок, полные губы, темные глаза, в которых полнейшая пустота. П-У-С-Т-О-Т-А.
Но надежда – маленький огонек, который найдет дорогу даже в кромешной тьме. Она шепчет мне «Артур» голосом Адель. Шепот слабый и неуверенный, но я видел, как вспыхивает проблеск в карих глазах. Надежда шепчет, что не все потеряно. Что я еще не проиграл, что мне нужно встать, отряхнуть грязь с колен, утереть нос и биться. Биться до тех пор, пока не выиграю, до тех пор, пока «Артур» не будет звучать из ее уст как молитва. Душа болит, терзания и сомнения говорят надежде заткнуться. Но я сжимаю кулаки и напоминаю себе, что я живой, я все еще на этой земле, все еще дышу, все еще могу. Могу попытаться, могу сделать, могу действовать, могу добиться. Я медленно приподнимаюсь и неожиданно для самого себя даю клятву.
Я никогда не был верующим человеком. Но сейчас мне необходима вера в нечто несокрушимое. Я сделаю все, чтобы она вновь звонко смеялась, так громко, надрывно, бесстыдно, как умеет только она. Я сделаю все, чтобы вернуть тот дерзкий, уверенный, надменный взгляд. Я сделаю все, чтобы вернуть ее любовь. Эта любовь – словно та ниточка, за которую мне хочется ухватиться двумя руками, иначе я потону, пойду на самое дно. Говорят, нельзя так зависеть от другого человека, говорят о гордости, самодостаточности, здравомыслии. Моя гордость рассыпалась пеплом перед Адель. Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы бояться потерять человека, ничего постыдного в том, что теплится в моем сердце с мыслями о ней. Я не потеряю ее. Поднимаю голову к темному небу, с которого льет с самого утра.
– Я не потеряю ее! – кричу я так громко, как только могу. Чтобы сам Господь Бог услышал меня. Это чертово предупреждение, сукин ты сын.
– Я не потеряю ее! – повторяю я, и гремит гром, а небо осветляет молния. Мне кажется, он только что бросил мне вызов.
По дороге домой мечтаю лишь о том, чтобы принять теплый душ и лечь в постель. Но вокруг как-то слишком тихо. Несколько фонарей подозрительно не работают. Меня часто били в этих подворотнях, я прекрасно знаю это внутреннее ощущение надвигающейся опасности. В моей жизни хватает врагов. Достаю из кармана длинную цепь, на конце которой висят мои ключи. Если посмотреть на нее при дневном свете, сразу бросится в глаза ее резкий ржавый цвет. Вот только ржавая она не от воды, а от крови. Медленно наматываю ее на правую руку. Ощущаю кожей все неровности – результаты ударов о чьи-то зубы и кости. Костяшки побаливают, а инстинкт самосохранения обостряет чувства. Я начеку, пульс учащается, я сжимаю кулак с цепью, крепко стискивая пальцами ключ, ощущая выбросы адреналина в крови. Слышу едва уловимые шаги. Если мне повезет, все начнется с разговора. Мне не страшно, я вырос здесь. Лишь смутное чувство тревоги мелькает на задворках моего сознания. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Это моя жизнь, и она такая, какая есть.
Навстречу идет Мехмед. Он присвистывает мне, будто шлюшке.
– Какие люди! – Жирное лицо расползается в довольной улыбке. – Слышал, ты отсидел. Был крайне удивлен, что твоя белая задница оказалась в тюряге. Но такова судьба, Белоснежка. Мы все прокляты в этом месте.
Он ниже меня ростом, но шире раза в три. Мой первый перелом носа – его рук дело. «Либо работай на меня, либо учись быстро бегать», – сказал он мне девятилетнему.
– Че молчишь? – Он отхаркивается и плюет прямо мне под ноги.
– Дай пройти, – говорю я, не реагируя на его выпады.
Боковым зрением вижу, как из-за угла выходят еще трое парней. Каждый из них мечтает за что-то отомстить мне. Они медленно меня окружают. Глупые шутки, мат и наглые ухмылки, которые мне так сильно хочется стереть. Меня прошивает злость, сжимаю крепко челюсть и смотрю на Мехмеда, который доволен собой. Да, тварь, ты загнал меня в угол. Но, как говорится, загнанный зверь вдвойне опасен.
– Я решил проявить соседскую доброту и предложить тебе работу. С судимостью тебя нигде не возьмут, да и выглядишь ты омерзительно. – Он оглядывает меня сверху вниз, а я весь в засохшей грязи. – Ты че, в дерьме вывалялся? – спрашивает он и начинает ржать, как гиена. – А я думаю: чем тут несет?
Его шестерки подхватывают глупый смех. Предложить работу… Заставить меня продавать наркоту – идея фикс этого ублюдка. Но я не сломался, даже будучи маленьким и слабым, на что он рассчитывает сейчас?
Я подхожу к нему вплотную. Смех резко обрывается, все с опаской смотрят на меня и гадают, что же будет дальше. Уверен, они уже потянулись за кастетами и ножами. Я холодно улыбаюсь:
– Я вынужден отказаться от твоего предложения.
Я бью его в лицо, чувствуя, как от силы удара железная цепь разрывает мою плоть, а также слышу хруст костей Мехмеда. Он падает, я перескакиваю через него и бегу. Я все-таки последовал его совету и научился быстро бегать, а также ломать носы, челюсти, руки и наносить удар первым. За мной, конечно, несутся. Главное – попасть в свой подъезд и добежать до квартиры.
– Стой, сука! – орет кто-то из них, и мне хочется в голос засмеяться. Да, сейчас остановлюсь и встану столбом в ожидании тебя, придурок.
– Сюда иди! – изрекает другой.
Конечно, лечу навстречу. Тупые псы! Я столько раз удирал в этом районе, знаю самый кратчайший путь к дому. Я найду эту дорогу даже с закрытыми глазами. Быстро набираю код от входной двери и забегаю в подъезд. Чудо, что замок вообще работает. Перепрыгивая через ступеньки, оказываюсь на своем этаже. Мне везет, дверь открыта, мама дома. Оказываюсь в квартире и тут же закрываю дверь на все замки. Тяжело дыша, упираюсь лбом в нее. В квартиру вламываться никто не будет. Они хоть и тупые, но в тюрьму возвращаться из-за меня явно никто не захочет.
– Артур, – взволнованно шепчет мама.
Я оборачиваюсь. Моя грудь все еще поднимается в беспокойном дыхании. Мама при виде меня прикрывает рот рукой, и на глазах у нее выступают слезы.
– Все хорошо, я убежал, – хрипло говорю я, и она качает головой, пальцем указывая на мою правую руку. Цепь в крови, с пальцев капают алые капли прямо на пол. От шока я даже не чувствую боли.
Подхожу ближе к маме, левой рукой вытираю слезу и молча направляюсь в ванную зализывать раны.
Над раковиной медленно распутываю цепь, стиснув от боли зубы. Моя кисть трясется и выглядит пугающе. Включаю холодную воду и подставляю под струю руку, наблюдая, как вода окрашивается в красный цвет. Мне абсолютно точно нужно к врачу. Боль практически невыносимая. Левой рукой открываю шкафчик и достаю болеутоляющее. Нет смысла терпеть. Выпиваю сразу две таблетки. Медленно расстегиваю пуговицу на джинсах, снимаю обувь, носки. Стараясь не задеть правую кисть, стягиваю с себя куртку и майку. Смотрю на себя в зеркало, и самому тошно. Отражение в зеркале меня злит, испытываю к себе самому ни с чем не сравнимую ненависть и злость. Синяки на теле уже болотно-зеленого цвета и не болят. Но их слишком много… Такое ощущение, что в тюрьме каждый решил проверить на стойкость боксера. От скуки или полнейшего идиотизма. Не знаю, но мне в любом случае не повезло. Выключаю воду и направляюсь в душевую кабину.
Горячая вода, как же я мечтал о тебе! Закрываю глаза и стою под струями, стараясь смыть с себя ощущение липкого страха, которое есть, как бы я ни храбрился и ни занимался самообманом. Глубоко внутри мне всегда страшно оказываться ночами в этих подворотнях. Но страх можно выпускать лишь после боя. Во время него он изрядно портит игру, не давая голове оставаться холодной.
Выхожу лишь тогда, когда чувствую, что вода заметно остыла. Я использовал весь запас теплой. Надо будет извиниться перед мамой. За все. Выхожу из душа и сую вещи вместе с кроссовками в стиралку, все насквозь промокло и пропиталось грязью. Таблетки действуют, рука ноет, но дикой боли нет. Аккуратно обрабатываю ее и обматываю бинтами. Не хочется еще сильнее пугать маму. Оборачиваюсь в полотенце и тихо прикрываю дверь. Хоть бы она уже спала, хоть бы пришлось избежать разговора о случившемся. На цыпочках прохожу к себе в комнату и надеваю старые спортивные штаны. Без сил падаю в кровать в надежде уснуть крепко, без сновидений.
Тихий стук в дверь, и мне хочется выть: она не спит.
– Артур, – шепотом зовет она, и в голове проносится: «Может, притвориться спящим?» Но мама словно читает мои мысли. – Я знаю, что ты не спишь.
Она открывает дверь, включает свет и жалостливо оглядывает меня.
– Хуго хочет поговорить с тобой, – она подает мне трубку.
Я нехотя забираю у нее телефон. Слушать нотации своего бывшего тренера мне как-то не хочется.
– Алло.
– Ты там как, живой? – спрашивает он, и я от удивления не знаю, что ответить. Я ожидал услышать ругательства о том, какой я непроходимый идиот, что вновь вляпался в неприятности и напугал до смерти собственную мать.