Адель могла говорить об искусстве Дега долго, очень долго, и то, с какой страстью из ее уст вылетало каждое слово, не оставило нас с Артуром равнодушными. Мы продолжали вешать репродукции художника, о котором до этого момента ни разу в жизни не слышали, но к которому прониклись некой симпатией за то, что он смог покорить Адель. Я смотрел на нее, такую красивую, в нежно-голубом платье: на запястьях у нее бренчали браслеты, сопровождая этим звуком каждое ее действие. Она улыбалась, кружилась, тыкала нас носом в свои любимые репродукции и была счастлива, что мы оба ее слушаем.
В моей жизни все плохое случается слишком резко. В эту минуту мы сидели в комнате Адель и клеили репродукции. В следующую в комнату ворвалась моя тетушка Лиззи, самая молодая из сестер моего отца. Она всегда холоднее всех ко мне относилась.
– Мы заблокировали все ее счета, а ты решил проявить милосердие и дал матери-наркоманке свою карточку!
Я опустил голову – смотреть ей в лицо не хотелось. Ведь я действительно отдал маме карточку и сказал ПИН-код. Она пришла в этот дом за два дня до приезда ребят вся в слезах, вид у нее был настолько жалкий, что я сам еле сдерживался. Она обняла меня, начала клясться в любви и причитать, что была плохой матерью. Я знал, к чему весь этот спектакль: рано или поздно ей должны были перестать переводить на счет деньги. И это случилось не когда мне исполнилось восемнадцать… дедушка еще два года содержал ее после этого. Думаю, Лиззи узнала и «поправила» ситуацию.
– Она продолжает позорить нашу фамилию, тратя при этом сотни тысяч евро наших денег! С тех пор как тебе исполнилось восемнадцать лет, мы ей больше ничего не должны, Луи! Ты понял? Мы и тебе ничего не должны! Но мой бедный папа считает иначе, и никто из нас не может ничего с этим сделать. Но сейчас ты переходишь все границы! Как ты вообще можешь что-то давать такой матери, как она? Как у тебя совести хватает?!
Она кричала на весь дом. Будто очень много лет ждала повода, и вот наконец он у нее появился. Лиззи не сдерживалась, не подбирала слов. Выплевывала всю накопившуюся ненависть прямо мне в лицо.
Я нахмурился, вспоминая тот вечер, когда отдал матери карточку. Конечно, я знал, что именно ей нужно от меня, какова цель ее визита, однако мое сердце все равно дрогнуло. Она так рыдала, валялась у моих ног и выглядела жалко. Я поднял тогда ее с пола, дал карточку и быстро продиктовал ПИН. Через пять минут ее уже в доме не было.
Лиззи что-то резко достала из сумки и бросила мне в лицо, тем самым вытаскивая меня из водоворота мыслей.
– Новая карта на имя твоего дедушки, и не дай бог она попадет к ней. Ты слышишь меня? Ты пожалеешь, что родился на этот свет, если еще раз так поступишь с нами!
– Лиззи, – начал я, хотел то ли извиниться за собственную слабость, то ли объясниться, но она не дала мне произнести ни слова.
– И не смей приезжать на Рождество в этом году: ты выбрал свою сторону, ты выбрал свою семью. Со своей мамочкой и празднуй! – С этими словами она развернулась и оставила меня в комнате с широко раскрытым ртом, банковской карточкой под ногами и разбитым вдребезги сердцем.
Я знал, что они ненавидят меня и мою мать. Но она еще никогда в жизни себе такого не позволяла. Никогда в жизни не говорила со мной подобным образом.
– Луи, ты не виноват, и твоя мать тоже, всему виной наследство, – неожиданно произнесла Адель и крепко обняла меня. – Ты самый старший внук среди наследников. Они боятся, что дедушка оставит управление фирмой тебе. Ты и учишься в бизнес-школе. По-твоему, зачем?
Я отстранился и с непониманием посмотрел ей в лицо.
– Я не инопланетянин с Марса, я всего лишь живу в том же мире, что и ты. После смерти родителей папы дело с наследством не дошло до судебных разбирательств только благодаря тому, что они слишком пекутся о своей репутации. Поэтому они все решили внутри семьи, но с такими скандалами, что я с тех пор не видела ни своего дядю, ни тетю. Что-то подсказывает мне, что папа и тут всех сделал, – с грустным смешком рассказывала она.
– Я не понимаю, – зло бросил Артур, – ведь у твоего дедушки столько денег! Всем хватит, да даже будущему поколению хватит! Что не так с этими людьми?
– Человеческая жажда денег и власти не имеет никаких границ, Артур, – ответила Адель таким серьезным тоном, от которого побежали мурашки.
– Да пошли они все, – хрипло вырвалось у меня. Если я им не нужен, то и они не нужны мне.
В комнате повисла тишина, Адель взяла меня за руку и погладила мои пальцы.
– Все будет хорошо, не грусти только, – шепотом попросила она.
– Сегодня Сара устраивает вечеринку, нам нужно пойти развеяться, – предложил Артур.
Я видел, как искривилось лицо Адель от одного только имени Сары, но затем она посмотрела на меня, нервно прикусила губу и сказала:
– Давайте пойдем.
И мы пошли на шумную, сумасшедшую вечеринку. Адель в таких случаях всегда пряталась где-нибудь на кухне, никогда не лезла в безумную гущу событий и тихо отсиживалась, мы же старались вернуться домой до часу ночи, чтобы она не слишком устала нас ждать. Оставаться в доме одной она тоже не любила.
– Уж лучше с вами пойду и там подожду, – всякий раз говорила она.
И я понимал: мы так долго ждали этого лета, что расставаться даже на несколько часов на вечеринке казалось глупым. Все равно она периодически высматривала нас в толпе и всегда одаривала улыбкой. Иногда я составлял компанию ей, порой приходилось оставаться с Артуром. Я не мог разорваться между двумя своими друзьями.
Но в тот вечер все слишком быстро закончилось. Мы пришли и тут же начали играть в бутылочку, после которой сразу же образовались парочки. Мне ничего не хотелось, поэтому я прошел на кухню в поисках Адель и не сразу нашел ее. Она была во втором доме, который примыкал к бассейну поменьше. Лежала с электронной книгой в руках. Легкая белая подсветка от киндела[22]освещала ее сосредоточенное лицо. Меня так насмешил в тот момент весь сюрреализм этого: девочка-подросток на вечеринке на юге Франции отсиживается в тихом, спокойном месте с книгой в руках. Увидев меня, она отложила чтиво и пристально на меня посмотрела.
– Луи, ты как?
Я небрежно махнул ей рукой:
– Все хорошо, я даже не выпил пива, но и без этого отлично развеялся. Могу ли я попросить тебя никогда больше не вспоминать о том, что произошло? Я не хочу, чтобы ты меня жалела, не потому, что гордый, как орел, а потому, что я хочу забыть к чертовой матери Лиззи и ее тупую выходку.
В этом был весь я. Как убегать от проблем, как прятать голову в песок, словно страус, как избегать боли? Я знал ответы на все эти вопросы. Я был профессионалом в побеге от реальности.
Адель напряженно кивнула и ничего не ответила. Вновь погрузилась в книгу. Она любила читать классиков, анализировать и обсуждать прочитанное вслух.
Я придвинул к ней ближе свой лежак и тоже на нем разлегся.
– Что читаешь?
– Мопассан, «Милый друг». Читал?
Я кивнул:
– Эта книга была в моей школьной программе.
Адель слегка усмехнулась, а затем отложила чтение и внимательно на меня посмотрела. Свет от уличных фонарей падал на нас, и я видел неуверенность в ее взгляде.
– Что такое? – поинтересовался я, надеясь подстегнуть ее к разговору.
– Луи, у меня будет к тебе вопрос. Но для этого мне сначала необходимо зачитать тебе цитату, которая немного… – она неловко замолчала, подбирая слова, – про секс. Мы с тобой еще такое не обсуждали, но мне очень интересна мужская реакция, если ты, конечно, не против.
Я подвинулся к ней поближе и кивнул:
– Валяй.
Адель подняла перед собой киндел и зачитала:
– «Пышная ее грудь натягивала черный шелк платья; накрашенные губы, похожие на кровоточащую рану, придавали ей что-то звериное, жгучее, неестественное и вместе с тем возбуждавшее желание».
Она резко замолчала, а я все еще ждал продолжения, но Адель смотрела на меня во все глаза, будто пыталась прочитать ответ в моем выражении.
– Это все? – приподняв бровь, поинтересовался я, и она неловко кивнула:
– Да, я зачитала это, потому что хочу понять. Он пишет про некую животную страсть. Мужчины чувствуют такое влечение сразу же при знакомстве с женщиной?
– Зависит от женщины, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.
Адель задумалась.
– А если нет? Если вот такой искры нет, желания нет, этого можно добиться?
– Искра на то и искра. Либо она есть, либо ее нет.
Она отвернулась, явно расстроенная.
– Адель, послушай, внезапная страсть еще не значит любовь.
Она подняла на меня взгляд, в котором отчетливо стоял вопрос: «А что тогда любовь?»
Тупоголовый романтик, живущий внутри меня, хотел ей ответить: «Любовь – это ты», но ему, как всегда, не хватило смелости. Однако я решил описать ей любовь так, как чувствую сам. Казалось важным поделиться этим именно с ней.
– Я думаю, любовь – это принятие. Я поясню: смотри, люди очень любят судить, осуждать, порицать или поднимать свою самооценку, унижая других за их слабости. Поэтому, я думаю, если другой человек принимает твои недостатки, погрешности, ошибки, промахи и ты готов сделать то же самое для него, наступает взаимное чувство. В нем есть нотки доброты, благодарности, вдохновения и свободы. Честно говоря, мне кажется, что это большая редкость. Ведь люди лицемерны, они хотят, чтобы их принимали такими, какие они есть, а сами сидят со списком требований по отношению к партнеру или же думают о своей выгоде и интересах.
– Я так боюсь встретить парня, который решит мной воспользоваться ради связей и положения моего отца. Прямо как в этой книге: главный герой Жорж Дюруа поднимается по социальной лестнице, шагая по головам женщин, которым клялся в любви, – грустно призналась она.