Харита вздохнула, и во вздохе ее звучало отчаяние.
В комнате было светло от свечей. Словно для того, чтобы порождение тьмы не похитило ее сына, Харита приказала зажечь их повсюду. Вдвоем мы вошли в покой, напитанный теплым запахом пчелиного воска.
Мерлин лежал на спине, руки вытянуты вдоль туловища. Настоятель Элфодд сидел подле него на кровати, приблизив ухо к самому рту Мерлина и вслушиваясь в дыхание спящего. Лицо монаха было спокойно, глаза — печальны.
— Все по-прежнему, — тихо сказал Элфодд, когда Харита подошла к ложу.
Они много раз вот так же сидели с больными и не нуждались в приветствиях.
— Чары наложены Морганой. — Харита высказала то, чего всего сильнее страшилась.
— Ай-яй, — добрый настоятель провел рукой перед глазами. — Господи, помилуй!
Мы замолчали, глядя на Мерлина и гадая, можно ли ему помочь, и если да, то чем?
Элфодд первый стряхнул отчаяние.
— Вот он! — вскричал он, обводя рукой комнату. — Чувствуете его? Этот страх, этот ужас — часть заклятия. Он призван отнять у нас силы. Победить нас еще до того, как мы вступим в борьбу.
— Ты прав, — сразу согласилась Харита.
— Ну, — воскликнул Элфодд, — я знаю кое-что посильнее страха. — И тут же громко начал читать псалом: "Господь — твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, Бог мой, — скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего и убежище мое. Призову достопоклоняемого Господа и от врагов моих спасусь".
И сразу в комнате стало легче дышать, тягостный страх отступил.
Настоятель повернулся ко мне и молвил:
— Итак, Пеллеас, расскажи мне все, что знаешь об этих чарах, но только не здесь. Мы пойдем в зал. Прости нас, госпожа, — обратился он к Харите, — мы скоро вернемся.
Я поведал ему все то же, что прежде Харите. Добрый настоятель слушал мой горестный рассказ, хмурился и время от времени кивал головой.
— Без сомнения, — заключил он, выслушав до конца, — все, как мы и заподозрили: сильнейшее колдовство. Чтобы победить его, потребуется оружие не менее сильное.
— Что ты задумал, Элфодд?
— Скоро увидишь. А сейчас, Пеллеас, принеси немного елея. И крест, который Давид дал Аваллаху, — его тоже возьми. Я пока вернусь к Мерлину.
С этими словами настоятель торопливо вернулся в комнату, а я отправился выполнять его поручения: взял сосудец с елеем и пошел к Аваллаху за крестом. Крест этот я как-то раз видел, много лет назад, но не знал, где он хранится. Аваллаха я застал в покоях одного: старое увечье снова его мучило, и он лежал на ложе.
— Я не стал бы тревожить тебя, господин, — молвил я в ответ на разрешение войти, — но нам нужен крест, который тебе дал Давид.
Король медленно приподнялся на локте.
— Крест Давида? — Взгляд его упал на сосудец в моей руке. — Все по-прежнему?
— Да, — отвечал я. — Сейчас с ним Элфодд.
— Крест здесь. — Аваллах показал шкатулку на столе рядом с ложем. — Возьми его. Я пойду с тобой... — Он попытался встать, но помешала боль. — Ах! — Он упал на спину и, стиснув зубы, попытался подняться вновь.
— Прошу, оставайся здесь, — быстро сказал я, — и поддержи нас своими молитвами. Мы так в них нуждаемся.
— Хорошо, — согласился он, снова откидываясь на спину. — Буду молиться... Но новости сразу сообщи мне.
Я пообещал и вернулся к Мерлину с крестом и елеем. Крест Давида, как назвал его Аваллах, был маленьким, незатейливо вырезанным дубовым распятием, за долгие годы сгладившимся от прикосновения рук.
Элфодд поцеловал крест, который я ему протянул, и, возложив ладонь на сосудец с елеем, освятил его молитвой.
Он подошел к ложу, сел напротив Хариты, налил немного елея на левую ладонь и, коснувшись освященного масла пальцами правой руки, помазал Мерлину лоб.
Когда он опустил руку, на челе Мерлина поблескивал в свете горящих свечей знак креста.
Взяв распятие, настоятель поднял его над головой Мерлина и возгласил:
— Всемогущий, Защитник, Избавитель всех, призывающих Твое имя, простри над рабом Твоим десницу Твою. Он спит, Отче, смертным сном, ибо враг уловил его и связал сильными чарами. Дух его отравлен, Отче, мощным и гнусным чародейством. Молим Тебя, исцели нашего брата и восстави. Царь Небесный, посети его милостью Твоею и возврати нам.
Боже Живой, яви Свое могущество в защите Своего достояния, да восхвалим Тебя с высот. Молим Тебя во имя Святейшего и Всемилостивейшего Твоего Сына Иисуса Христа.
Закончив молитву, Элфодд тихо положил крест на грудь Мерлину.
Харита выдавила слабую улыбку.
— Спасибо, Элфодд.
Настоятель сложил руки и взглянул на Мерлина.
— Мы сделали все что могли, — сказал он.
— Должно помочь, — промолвила Харита. — Дай Боже, чтоб помогло.
— Я посижу с ним, — вызвался Элфодд. Он шагнул к низкому ложу, взял Хариту за руку и поднял. — А теперь иди и поспи немного. Когда будет нужно, я за тобой пошлю.
Харита неотрывно смотрела в лицо Мерлину.
— Нет... я побуду здесь. Все равно мне не успокоиться, пока я его не вижу.
— Тебе лучше уйти, — сурово произнес Элфодд. Голос его утратил всякую мягкость.
— Если ты так думаешь... — начала Харита, впервые отрывая глаза от сына.
— Поверь мне. Будет надо, я тебя позову.
Харита нехотя подчинилась, а мне сказала:
— Побудь с настоятелем, Пеллеас. Вдруг ты ему понадобишься.
— Как пожелаешь, госпожа моя.
Она вышла, тихонько притворив за собой дверь.
— Ей тяжело, — вздохнул Элфодд, — но, поверь мне, так будет лучше. Она всячески стремится ему помочь, но тревога, такая естественная в матери, может оказаться только во вред ему. Увидишь, враг ею воспользуется. Страх, боязнь, сомнения — вот пища для проклятия.
Настоятель придвинул к ложу стул и приготовился бдеть всю ночь.
— А теперь иди, Пеллеас, я за ним посмотрю.
— Я останусь, как обещал.
— Хвалю твое побуждение, но ты больше поможешь хозяину, если позаботишься о себе. Иди спать. Надо будет, я разбужу.
Хотя небо на западе еще не погасло, я пошел к себе и растянулся на лежанке, думая, что не смогу уснуть. Однако, стоило закрыть глаза, дремота накрыла меня с головой.
Во сне я вошел в то состояние, когда человек ближе всего к Иному Миру. Завеса, разделяющая миры, истончилась, и я ощущал окутавшую Тор бурлящую тьму. Глубокую, непроницаемую, черную, как смерть, тень ненасытного зверя — мерзкой крылатой твари, которая свивается, подобно змее, стискивая кольцами Тор и дворец на нем.
Я не различал мерзкое чудище, но слышал его яростный рык и ощущал леденящий холод, исходящий от него.
Я трепетал, думая о силе, которая пробудила его к жизни и выпустила в мир. Но, как ни могуче было это порождение ада, что-то его сдерживало, хотя я не мог понять, что.
Сон сгущался, мой внутренний взор затуманился, однако чувства были острее, чем наяву. Я спал и не спал. Душа во мне бодрствовала и чуяла окружающую опасность.
Опасность была близка. Величайшая опасность.
Мне казалось, что я обрел крылья и полетел, потому что земля проносилась внизу: острые скалы и каменистые холмы, размытые скоростью полета и мглистой тьмой. Дальше и дальше летел я над этой жуткой пустыней, куда-то стремясь, но не достигая цели.
И вот, когда мне казалось, что полет будет длиться вечно, тьма вокруг начала светлеть. Слабый свет обратил черноту в серость.
Я повернулся к источнику света, и облачная мгла разделилась: внизу была тьма, вверху — слабый, но уловимый свет.
В тот же миг я стал тяжелее: члены мои налились свинцом. Я стремительно полетел на острые камни. И, хотя я знал, что сплю, мне чудилось, что, упав на скалы, я непременно разобьюсь и погибну.
Я раскинул руки и принялся барахтаться, как в воде, но падение только ускорилось. Мысль о стремительно приближающихся острых камнях приводила меня в ярость. Я боролся изо всех сил.
Земля приближалась все быстрее. Руки и ноги цепенели от усилий, и я понимал, что долго не продержусь, но сжал зубы и поклялся себе, что буду барахтаться, пока мышцы не сведет судорога.
Так я бился и падал ниже и ниже. Казалось, прошла вечность, и вот силы мои иссякли...
Но вместо того, чтобы падать, я поплыл вверх. Я поглядел и увидел, что, пока я барахтался, свет стал ярче. Казалось, мои слабые усилия как-то разогнали тьму. Неведомая сила влекла меня к свету, которому я помог воссиять; свет, который я сам разжег, теперь пришел мне на помощь.
Очень скоро я оказался там, где свет горел ярко и без помех. Он был ослепительно белый, словно сияние утреннего солнца на чистом снегу. Прикрыв глаза ладонью, я оглянулся и увидел, что вовсе не летел и прилагал совсем не столько усилий, как мне казалось. Ибо свет озарил ровную тропу, по которой меня вели шаг за шагом.
И мне подумалось, что именно так душа идет к Богу: начинает свой путь во тьме, среди опасностей и смятения, и устремляется к немеркнущему свету, который всегда притягивает ее и поддерживает...
Глава 9
Когда я проснулся, комнату заливал свет. Я вскочил. Сколько же я спал? Уже день! Однако в тот самый миг, когда мне это подумалось, свет померк. Заря только брезжила.
Я встал и поспешил к Мерлину. Элфодд дремал в кресле подле ложа; когда я вошел, он вздрогнул и поднял голову. Я понял, что он не спал, просто склонил голову в молитве.
— Как он? — спросил я.
— Так же, — отвечал настоятель. — Все по-прежнему.
— Я здесь и готов тебя сменить.
Он, поколебавшись, тронул Мерлина за руку.
— Я побуду еще немного.
— Ты свое выполнил, Элфодд, — произнес я мягко, но настойчиво. — Теперь позволь мне.
Добрый аббат зевнул и тяжело поднялся с кресла, держась рукой за крестец.
— Хорошо, я немного посплю, — сказал он, направляясь к двери, — чтобы лучше служить ему.
Через несколько мгновений после его ухода появилась Харита.
— Ой, — тихо сказала она, и в глазах ее погасла искорка надежды. — Я думала, он проснется.
— Да, госпожа, — был мой ответ. — И я надеялся увидеть, что чары разрушены.