Итак, в день коронования, в день высочайшей славы за всю историю Острова Могущественного, собрались правители, короли, князья и множество знатных: Фергус и Аэдд из Ибернии, Кадор из Корнубии, Меуриг Хен из Диведа, Эктор из Каер Эдина, Кау из Алклида, Мальгон из Гвинедда, Мальвазий, король Исландии, Долдаф, король Готландии, Канвал из Ллихллина, Ацель из Друима, Кадваллон из Венедотип, Холдин, предводитель русинов, Леодегарий, правитель Болонии, Гвиленхин из земли франков, Бан из Арморики и многпе-многие другие разного рода-племени вступили в город, чтобы воздать честь Артуру.
Утром Троицына дня мы явились в церковь Аарона и преклонили колени пред алтарем Господним. Когда все собрались, в церковь вошел Артур. На нем была золотая мантия с поясом из литого золота. Перед ним шествовали четыре короля: Кадор, Меуриг Хен, Фергус и Бан, каждый в алой мантии и с поднятым золотым мечом в руке. Церковь огласило пение: это монахи стройно запели хвалебные песни и псалмы, а с ними возвысили голоса епископы и архиепископы Британии, все в парадных облачениях и с жезлами сообразно их сану.
Вторая процессия, подобная первой, но составленная из женщин, вышла из дворца и другой дорогой двинулась к церкви Юлия. Впереди шествовали супруги Кадора, Меурига Хена, Фергуса и Бана, сопровождавшие Гвенвифар на коронацию. За королевой следовали те знатные британки, которых королева сочла достойными этой чести, а также жены, дочери и сестры подвластных Пендрагону королей.
Так прекрасны были их наряды, а лица озаряла такая радость, что от дам невозможно было оторвать глаз, и они едва добрались до церкви из-за напиравшей толпы, которая заполнила все улицы и то и дело разражалась восторженными криками.
Когда собрались все царственные гости и народ, в обеих церквях отслужили торжественные мессы. Ни прежде, ни после не видел город большего благолепия. В конце службы архиепископ Иллтид возложил лавровый венец на чело Артура и провозгласил его императором Западной империи.
Чтобы слава мужа не затмевала ее собственную, Гвенвифар также получила венок и стала императрицей Западной империи. По завершении церемонии началось такое ликование, что народ устремлялся из одного храма в другой, дабы насладиться зрелищем торжества, дивным церковным пением и красотой императора п императрицы.
По всей Британии тот Троицын день отмечался с величайшей пышностью, ибо Свет Небесный щедро изливался на Летнее Царство.
Приняв венцы, Артур и Гвенвифар пригласили гостей к пиршественным столам. Житницы, которые я с таким трудом строил, опустошили, дабы приготовить великое множество кушаний. В мясе и меде, хлебе и эле, вине и сладких плодах не было недостатка. Когда столы заполнили дворец, празднество выплеснулось во двор, а оттуда на улицы, а с улиц за стены на окрестные луга и поля.
В разгар торжества гости вышли из города на уставленный шатрами луг и принялись состязаться в скачках и беге, кидании копий и камней, рукопашном бое, бое с мечами и других молодецких потехах. День прошел в веселье, и люди воистину поняли, что означает радость.
Три дня продолжался пир, а на четвертый явились двенадцать посланцев с востока, согбенных и белобородых, и у каждого на пальце было золотое кольцо, а в руке — оливковая ветвь.
— Здрав будь, Великий король! Мира и счастья твоему народу! — сказал первый из посланцев. — Мы явились к тебе от Луция, императора Восточной империи, молить тебя от его имени и вручить его надежды в твои руки.
С этими словами он извлек из складок одеяния запечатанный пергамент, который и передал Пендрагону. Пергамент распечатали, и Артур приказал, чтобы его огласили собравшимся. Стоя за спиной короля, Эмрис громко и отчетливо прочитал следующее:
"Луций, правитель Римского государства, Артуру, Верховному королю и Пендрагону бриттов, по заслугам его. Поражаюсь безмерно охватившей тебя гордыне. Ты царствуешь над всеми своими владениями и почитаешь себя счастливейшим из людей. И все же ты не желаешь знать Рим, научивший тебя закону и справедливости, которые ты так чтишь.
Следует ли напоминать, что ты римский подданный? Неужто Рим для тебя ничто? Или ты вознамерился собрать Западную империю под своей рукой и думаешь, что никто тебе не помеха?
Я, Луций, говорю тебе: доколе под небесами дышит хоть один недруг, ты — лжеправитель! Варвары осаждают Семь холмов и свободно прохаживаются по опустевшему форуму. Враги убивают наших людей и оскверняют нашу землю. Свободных законопослушных римлян заключают в узы и продают в рабство чужеземцам. Крики бездомных и умирающих оглашают сенат, шакалы терзают трупы детей.
Мы слышим о Могучем Пендрагоне, Главе Британии, Короле множества витязей. Весь день хвалы Артуру изливаются в наши уши. Слава твоя достигла концов земли. Но видим ли мы полки, встающие на защиту наших исконных земель? Видим ли мы, чтобы ты протянул руку помощи городу, которому обязан тем, чем ныне бахвалишься?
Ужели ты забыл своих благодетелей? Если твоя храбрость хоть вполовину так велика, как утверждают льстивые песнопевцы, что же ты мешкаешь? Варварские псы рвут горло Матери народов. Где Досточтимый Пендрагон?
Ты зовешь себя императором! Зовешь себя богом! Ты никто, ты ниже праха у своих ног, если откажешь в защите своей матери. Ты подлый негодяй, коли не выступишь сей же час, дабы восстановить Pax Romānā".
Когда Мирддин Эмрис кончил читать, надолго воцарилась тишина. Всех потрясло, что столь обидное и унизительное послание вручили Верховному королю в самый миг его торжества. Артур немедленно удалился в комнату совещаний, дабы решить со своими приближенными (общим числом шестьдесят), каким будет ответ императору Луцию.
Когда все уселись за стол, Артур произнес суровым и торжественным голосом:
— Вы — мои ближайшие сподвижники, мои кимброги, в успехах и неудачах вы были вместе со мной. Помогите же мне снова. Преподайте мне мудрый совет и скажите, как поступить, получив такое послание.
Первым заговорил Кадор.
— До сего дня я страшился, что покойная жизнь превратит нас в трусов, а мирные годы разнежат. Хуже того, наша слава отважных бойцов забудется, и юные уже не услышат про Стаю Драконов. — Он с улыбкой оглядел товарищей. — Может быть, Господь для того и попустил этому письму добраться до нас, чтобы избавить нас от подобной участи? Неужто мы будем и впрямь наслаждаться миром, когда императорский престол осквернен варварами?
Многие охотно согласились с Кадором, но тут вмешался Гвальхмаи.
— Государь мой, — воскликнул он, вскакивая с места, — не следует страшиться глупости наших юнцов. Если они позабудут жертвы, которые мы принесли, дабы сплотить это святое королевство, это их потеря, не наша. Даже будь это не так, мир бесконечно предпочтительнее войны.
Речь Гвальхмаи остудила горячие головы, и многие его поддержали. Итак, Совет разделился и начались жаркие споры. Артур выслушивал всех, и чело его хмурилось все больше.
Через некоторое время поднялся Бан Бенвикский из Арморики и, воздев руки, призвал спорящих к молчанию.
— Государь, — объявил он, — я давно служу тебе добром, золотом и людьми. Скажу без похвальбы, что ни один из властителей не служил тебе вернее и дольше. Мне все равно, пойдем мы на Рим или останемся. Что мне суждения праздных юнцов? Довольно с меня и нынешней славы; я не стремлюсь еще выше вознести свое имя.
Однако, думаю я, не полезней ли нам будет поспешить на защиту Рима? Ибо, если мы распространим мир, которым наслаждаемся сами, на прочие края, стонущие под варварским игом, разве не лучше так будет всем? Более того, не зачтется ли нам в грех, если мы оставим без ответа мольбу о помощи, на которую легко могли бы откликнуться?
Я старик, мне уже не нужно одобрение других, чтобы думать о себе хорошо. Однако радость мне не в радость, когда другие страдают от несправедливости, которую я в силах исправить.
На это собравшиеся ответили согласным гулом. Что можно возразить на эти мудрые речи? Разумеется, так и следует поступить. Мы пойдем освобождать Рим не ради себя, но ради тех, кто стонет под пятой варваров.
Когда все было сказано и шум наконец улегся, Верховный король медленно поднялся.
— Спасибо, братья мои, — сказал он, — что дали мне разумный совет. А теперь я удалюсь и подумаю, как мне поступить.
Артур вышел, а гости вернулись к пиршеству — все, кроме Бедивера, Кая, Эмриса и меня. Мы вместе с королем отправились в его личные покои.
— Поверить не могу, что ты хоть на миг всерьез подумал идти на Рим, — с порога начал Бедивер. — Ты рехнулся, если хочешь оказать этому Луцию подобную честь.
— Говори откровенно, Бедивер, — с улыбкой отвечал Артур. — Не таись.
— Я серьезно, Медведь, — холодно продолжал Бедивер. — Ничего путного из этого не выйдет. Ни один бритт не вернулся из похода на Рим. Максен Вледиг пошел завоевывать Вечный город, и его обезглавили. Константин стал императором, и его отравили. Это волчья яма. Держись от нее подальше.
Кай с ним не согласился.
— Как Артур сможет называть себе императором, если оставит императорский престол варварам? Мое слово: отправляйся в Рим, освободи его и перенеси трон в Британию. Тогда он сохранится на все времена.
Я не знал, что и думать. И те и другие доводы казались мне разумными. Верно, что бритты, мечтавшие об императорской власти, дойдя до Рима, обычно погибали. Но мне казалось верным и другое: мир, ради которого мы столько сражались, будет не полным, покуда язычники вершат свои беззакония.
Так что мы все, включая Артура, устремили взоры на Мудрого Эмриса.
— Что ты на меня уставился? — спросил Эмрис. — Ты уже принял решение. Иди, делай, что решил.
— Но я не решил, — возразил Артур. — Господь свидетель, я колеблюсь между тем и другим.
Эмрис тряхнул головой.
— Никакие мои слова не изменят твоего сердца, Артур. Я дивлюсь, что ты еще не отдал приказ к отплытию.
— Чем я заслужил твои упреки? — обиженным голосом спросил Артур. — Скажи!
— Скажу. Если ты слушаешь таких, как Бан и Кадор, то заслужил любые упреки!