– Освободился? – рассмеялся Шукра. – Разве переход в новую жизнь – это свобода? Неужели вы не знаете, что поступки преследуют вас у дверей смерти? Грехи, совершённые в этой жизни, повлияют на следующую.
Ясно. Карма, которую Ару никак не могла понять. Как аукнется, так и откликнется. Девочка всегда думала, что так рассуждают только трусы: мол, лучше стоять на месте, потому что идти вперёд труднее. До неё никак не доходило, зачем Шукре оставаться здесь. Один-одинёшенек на веки вечные.
Она встала. Мини пришлось тяжелее: кажется, она очень понравилась своему стулу, и он продолжал обвиваться вокруг её ног.
– А мы получим свои воспоминания назад, когда перейдём мост? – спросила Ару.
– Нет.
Она сжала кулаки за спиной.
– Тогда ты ничего от меня не получишь.
– Да отцепись ты уже от меня! – Мини наконец выбралась из пут стула. Тот слегка взвизгнул и подскочил к Ару.
– И от меня тоже!
– Очень жаль, – сказал Шукра. – Вы ведь могли бы потом получить новые.
Он взглянул на себя в каждое зеркало. И тут Ару поняла, что они напоминают ему вовсе не о красоте, а о боли. О потере. И у него не оставалось выбора, кроме как смотреться в них каждый день.
– Если вы так настаиваете, то я не возражаю, чтобы вы умерли. Идите и попробуйте перейти мост, – сказал он. – Только у вас ничего не выйдет.
Они протиснулись мимо Шукры и вскоре уже стояли на краю утеса. Девочки по-прежнему видели впереди очертания моста, но прямо под ногами разверзлась зияющая пропасть. Ни дорожки, ни ступеньки, ничего. Может, мост был невидимым? Или он и вовсе являлся чем-то другим?
– Он построит себя сам, – спокойно сказал Шукра, не двигаясь с места. – Вопрос только, сможете ли вы быстро пробежать по нему? Если судить по возрасту, сомневаюсь, что вы успеете сделать хотя бы несколько шагов. У вас воспоминаний меньше, чем у всех, кто приходил сюда.
Снег, который до сих пор висел в воздухе, пошёл с новой силой. На этот раз, падая на Ару, он жалил. С каждой снежинкой исчезало одно воспоминание.
Вот оно! Как вспышка, проскочила картинка, где ей было восемь лет, и её мама… она сделала что-то…
Что-то, о чём Ару забыла.
– Я предлагал свою помощь, – сказал Шукра. – Жизнь в невесомости, освобождение от боли. Но вы отвергли моё предложение.
Мост медленно восстанавливался из украденных у девочек воспоминаний. Ару забыла вкус шоколада. Это было её самое любимое лакомство на свете, а она всё равно не могла вспомнить его на вкус. И как он пишется, она не помнила. Что пишется? О чём она только что думала?
Мини вцепилась себе в волосы.
– Прекрати это немедленно! – закричала она.
Ару дотронулась до золотого мячика. Но зачем, она не знала. Он же просто светился, а больше никогда ничего не делал, в отличие от зеркальца Мини, которое показывало реальную сущность иллюзий и могло само создавать их. Теперь Ару даже не могла вспомнить, откуда у неё появился мячик.
– Никто не в силах прожить жизнь без боли, – сказал Шукра. – Мне очень жаль. Я хотел подарить вам иной конец, чтобы вы могли хотя бы умереть без боли.
Снегопад усиливался, и Ару уже с трудом различала фигуры сквозь белую пелену. Она обернулась к Шукре и тут кое-что заметила: снег покрывал всё вокруг, но не падал на него.
Она прищурилась: наверное, его защищали зеркала.
И в этот момент снежинка легла ей на ладонь. Когда-то давно снегопад накрыл Атланту и на дорогах было пять сантиметров снега. Город впал в панику, движение встало. Мамин рейс на самолёт отменили, и они провели весь день дома, обнявшись, на диване, ели лапшу, смотрели индийский фильм, где все друг друга обманывали, и…
Любимое воспоминание стёрлось из памяти.
Ару почувствовала дыру в сердце. И хоть теперь она ничего не помнила, ей очень хотелось плакать. Эти воспоминания были для неё всем: помогали справиться с пустотой, когда она оставалась одна дома, без мамы, охраняли её, когда становилось страшно.
Она просто не могла потерять их.
Надо было помешать Шукре создавать снег, крадущий воспоминания.
– Снег голоден, – сказал Шукра. – Ему надо насытиться.
Он повернулся к ним спиной, уходя всё дальше и дальше, как будто ему самому было тяжело смотреть на то, что сейчас произойдёт.
Но у Ару появился план.
Мини схватила её за запястье.
– Нет, Ару. – Девочка смотрела на неё широко открытыми глазами, и Ару поняла: подруга догадалась, что она собирается делать. – Так нельзя.
– Если мы не разобьём его зеркала, то ничего не вспомним, Мини.
– Это неправильно! Он носит их потому, что ему плохо…
– Он убил жену. Почему мне должно быть его жалко?
– Ару, он… страдает. Если отнимем у него боль, чем мы будем лучше него?
– Отлично. Я сама их разобью, чтобы мы могли спастись.
Ару не стала дожидаться ответа Мини: нужно было действовать быстро. Серая подвеска Монсун, висевшая на шее, казалась холодной и влажной.
Когда девочка потянулась к ней, она вспомнила слова Монсун:
«После точного попадания вы почувствуете разочарование. Это цена, которую надо платить, ведь иногда мы преследуем смертельно опасные цели и поступаем безрассудно».
Ару без колебаний запустила подвеску. Мини отвернулась, не в состоянии смотреть на это.
Камень ударился о зеркало, висевшее напротив груди Шукры. Он пошатнулся и схватился за грудь.
– Ирса! – крикнул он. Его качнуло вперёд, и он попытался схватиться за воздух, как будто неожиданно потерял зрение.
Подвеска отскочила и врезалась в другое зеркало, над его головой.
Затем она разбила третье и четвёртое.
Шукра упал на колени. И тут снег обратил на него внимание. Он перестал падать на Ару и Мини, решив, видимо, что воспоминания Шукры представляют для него больший интерес.
– Нет! – закричал он. – Пожалуйста! Это всё, что осталось от неё…
Но снег был немилосерден. Ару отвернулась.
– Мост… – прошептала Мини.
Ару оглянулась и увидела, как он стремительно возводится прямо у них на глазах. Каждый эпизод жизни Шукры превращался в твёрдую ступеньку над пропастью.
Ару и Мини прыгнули на него и побежали. Всю дорогу их преследовали стоны и крики Шукры, но снег оставил девочек в покое. Когда они оказались на другой стороне моста, Ару оглянулась на Шукру: тот выглядел потерянным. Его кожа покрывалась изморосью.
– Ты всего лишь ребенок, но дети – пожалуй, самые жестокие существа на свете. Ты отняла у меня всё, и за это я проклинаю тебя, дочь Индры! – крикнул ей вслед Шукра и вытянул руку вперёд. – Вот мое проклятие: ты тоже забудешь что-то в самый важный момент.
С этими словами Шукра исчез. Там, где он раньше стоял, остались лишь следы, постепенно покрывающиеся снегом.
Глава 31Это не сталактиты
Aру было не привыкать к проклятиям.
Разница лишь в том, что раньше она сама их раздавала, но никогда не получала в свой адрес.
В шестом классе она прокляла Кэрол Янг. На той неделе Ару была простужена. Джордан Смит использовал все бумажные платочки в классе, чтобы сделать себе искусственную грудь, но это оказалось не так смешно, как он задумывал, а для Ару вообще стало катастрофой, потому что ей некуда было высмаркиваться. Учительница не отпускала её в туалет. Ару пришлось просидеть весь урок с забитым текущим носом, и у неё просто не было другого выбора, кроме как…
Кэрол Янг закричала: «Фу! Ару Ша только что вытерла нос рукавом!»
И все стали смеяться. До конца дня Кэрол бросала скомканную туалетную бумагу ей на голову.
Придя из школы домой, Ару вырезала из музейного каталога картинку со старинным текстом. Потом она ещё больше состарила её, подпалив края фотографии над огнём на плите.
На следующий день перед классным часом Ару подошла к Кэрол и сунула бумажку ей под нос.
– Я проклинаю тебя, Кэрол Янг! С этого дня у тебя всё время будет насморк. Каждый раз, когда ты подойдёшь к зеркалу, думая, что у тебя нет соплей, длинная склизкая сопля свесится из носа, и её будут видеть все, кроме тебя! – После этого Ару зашептала страшным голосом: – Качори! Просо без хлеба! Мети ну шаак! Ундхию!
Вообще-то, эти слова были никакими не проклятиями, а названиями разных гуджаратских блюд. Но Кэрол Янг этого не знала.
И классная руководительница тоже не знала. Она вошла и увидела, что Кэрол прижимает бумажный платочек к носу и плачет. Ару отправили домой с замечанием директора в дневнике: «Пожалуйста, запретите своей дочери проклинать одноклассников».
С тех пор Ару не особо верила в проклятия. Раньше она думала, что они действительно работают (как и мысли, которые якобы материальны), но и то, и другое на деле оказалось враньём. Мысли недостаточно мощные сами по себе, а проклятия не действуют.
Но в этот раз… В этот раз всё было по-другому.
За ними полумесяцем изгибался Мост Забвения из слоновой кости, который состоял из воспоминаний, украденных у Шукры.
Ей показалось, что она услышала голос Спящего: «Ох, Ару, Ару, Ару. Что ты наделала?»
Но это был не Спящий, а Мини. Она легонько дотронулась до руки Ару.
– Что теперь будет?
– Я спасла нас, – всхлипнула она. – Я перевела нас через мост, и теперь мы можем получить оружие и спасти мир.
Это была правда.
А когда говоришь правду, чувствуешь себя чище… и, без сомнения, лучше. Но ей почему-то лучше не становилось. Шукра ушёл из жизни и наслал на Ару проклятие, которое перелетело за ней через мост.
Вроде бы она поступила героически. Неужели все герои мучаются сомнениями?
Мини улыбнулась.
– Всё нормально. Когда всё закончится, мы придумаем, как избавиться от проклятия. Уверена, на Ночном базаре есть места, где от них избавляют. Или можем спросить Буу.
Ну хоть Мини не унывала. Ару заставила себя улыбнуться и попыталась забыть о проклятии.
– Точно, Мини! Люди же сводят ненужные татуировки. У меня в школе есть девочка, и на весенних каникулах её сестра сделала себе тату бабочки на пояснице, так родители забрали её на неделю из школы, чтобы полностью стереть этот рисунок.