Он позволил себе слегка улыбнуться, представив, как наутро находит в унитазе белую бороду.
Взяв себя в руки, он пошел домой обычным путем. Санты-Психа на месте не было — Крезанутый Крингл скрылся, прихватив свою чашку для пожертвований.
Уэстон вышел на парковку своего дома, прыгнул в машину и запрограммировал GPS на Шомберг. По дороге он все еще обдумывал события последних суток, но никак не мог сосредоточиться — мешала физиономия Санты, в ушах звучали его угрозы. Один раз в зеркале заднего вида на расстоянии нескольких машин он увидел остроконечную красную шапку.
— Ты становишься параноиком, — сказал он сам себе и больше решил кофе не пить.
Все же чуть-чуть прибавил ходу.
Через десять минут он оказался возле Сент-Лючиана — скромной католической церквушки с явным привкусом семидесятых годов. Оранжевая, с черной шиферной крышей, похожая на перевернутое латинское V. Два больших витража по бокам двустворчатых дверей, статуя кого-то — возможно, Иисуса — на шпиле. На парковке было только шесть машин, и Уэстона это обрадовало, потому что не придется запоминать много имен (что ему всегда было трудно), и никто не останется без пончиков. Он припарковался за чьим-то джипом, сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Было одиннадцать часов тридцать шесть минут.
— Ну, пошли позориться, — сказал он себе.
С пончиками в руке он подошел к двустворчатым дверям, открыл их и вошел в церковь. Там было темно и тихо, пахло ароматизированными свечами — множество их горело на подставке рядом с ящиком для пожертвований. Уэстон посмотрел вдоль пролета, в сторону алтаря, но никого не увидел. Потом заметил налепленный на спинку скамьи листок, где было написано: "Собрание АО — в цоколе".
Он обошел церковь по кругу, нашел чулан, потом исповедальню, и только потом рядом с крестильной чашей обнаружил дверь на лестницу. Бетонный колодец не был освещен, но снизу доносились голоса. Уэстон спустился — чем ниже, тем теплее становился воздух. Внизу горел большой камин. Уэстон миновал его, прошел короткий коридор и увидел зал собрания.
Седой мужчина лет за шестьдесят — как свидетельствовали кожные складки, — всмотрелся в Уэстона через толстые стекла очков. Он был одет в джинсы и линялую водолазку. По осанке и короткой стрижке Уэстон решил, что это бывший военный. Он стоял в дверях, не давая Уэстону заглянуть внутрь.
— Простите, сэр, это не публичное собрание.
— Это собрание АО?
— Да, но у нас только по приглашениям.
Уэстон на миг смутился, но вспомнил разговор по горячей линии.
— Талбот.
— Какой бот, простите?
— Талбот. Разве это не пароль?
— Нет.
— Это пароль прошлой недели, — сказал кто-то из зала.
— Прости, приятель. — Старикан сложил руки на груди. — Это пароль прошлой недели.
— Это тот, который мне сказали.
— Кто?
— Женщина на горячей линии АО. Тина, Лина, что-то в этом роде.
— Извини, пропустить не могу.
— Я пончики принес.
Уэстон нерешительно протянул коробку.
Старикан их взял:
— Спасибо.
— Так я могу войти?
— Нет.
Уэстон не знал, что делать. Можно было бы позвонить снова на горячую линию, но у него не было с собой номера. Надо будет найти доступ в Интернет, найти сайт, а тем временем и собрание кончится.
— Послушайте! — Уэстон понизил голос. — Меня надо пропустить, потому что я — театрантроп.
Из зала послышались смешки:
— Это что же ты такое делаешь в полнолуние? Шекспира декламируешь? — спросил кто-то.
Смешки стали сильнее. Уэстон понял, что сказал.
— Я териантроп, — поправился он. — Я — Нейпервильский Потрошитель.
— Да хоть Мать Тереза. Без правильного пароля ты не пройдешь.
Уэстон щелкнул пальцами:
— Зила! Зила ее зовут. Она чужие орешки хватает.
Старикан остался бесстрастен.
— Я Зиле позвоню, — сказал женский голос из зала.
Уэстон стал ждать, гадая, что делать, если они его не примут. Он долго гуглил, но о своем состоянии выяснил очень мало. И ему нужен был разговор с этими людьми — просто чтобы понять, что это вообще такое. И как с этим управляться.
— Нормально, — сказала женщина. — Зила дала ему не тот пароль. Правда, сказала, что он вроде бы мудак.
Старикан посмотрел на Уэстона в упор:
— У нас на собраниях АО — никаких мудачеств. Это ясно?
Уэстон кивнул.
— Скотт, кончай строить из себя начальника, — сказал все тот же женский голос. — Впусти ты этого бедолагу.
Скотт отступил в сторону. Уэстон взял у него свои пончики и вошел.
Обычный церковный цоколь. Низкий потолок, пахнет сыростью. Лампы дневного света. Старомодная кофейная машина булькает в углу на подставке, рядом с сундуком. Длинный стол, как в кафетерии, расположился в центре в окружении оранжевых пластиковых стульев. На стульях пятеро — трое мужчин, две женщины. Одна из женщин, эффектная блондинка, встала и протянула руку. Румяные щеки, вздернутый носик и губы Анджелины Джоли.
— Добро пожаловать в "Анонимные оборотни". Я Ирена Рид, президент капитула.
Та, которая звонила Зиле. Уэстон протянул руку для пожатия, но Ирена протянула свою мимо и взяла пончики. Их она поставила на стол, все сгрудились вокруг, высматривая и выбирая. Ирена выбрала с вареньем и взяла его зубами, плавно и медленно. Уэстону это показалось невероятно эротичным.
— Итак, ваше имя? — мурлыкнула она губами, посыпанными сахарной пудрой.
— Я думал, общество анонимное?
Ирена жестом попросила его подойти ближе и отвела к кофеварке, пока все прочие ели пончики.
— Основатели считали, что в названии "Анонимные оборотни" есть основательность.
— Основательность?
— Ну, да. Глубина, весомость — извините, я школьная училка, и мы это слово сейчас как раз проходим. Создавая группу, они решили, что "Анонимные оборотни" — самое лучшее возможное название. А то чуть было не назвали "Сами себе зоопарк".
— Ага, понятно. — Он оглядел группу, приветственно помахал рукой. — Меня зовут Уэстон.
Он ждал ответа в унисон: "Привет, Уэстон!" Ответа не было.
— Всем привет! — попробовал Уэстон.
Опять никакой реакции.
— Они не слишком общительны, когда перед ними еда, — пояснила Ирена.
— Да, похоже. Так вы… вы териантроп?
— Оборотень-гепард. Что забавно, если учесть, что я училка.
Он захлопал глазами — до него не дошло.
— Мы шпаргальщиков [3] гоняем.
Ирена поднесла руку ко рту, не в силах сдержать приступа смеха.
Уэстон понял, что уже влюбился в нее по уши.
— А кто все остальные?
— Отставной морпех, Скотт Ховард. Черпаха-оборотень.
Уэстон посмотрел на этого человека новыми глазами: длинная морщинистая шея, согнутая спина.
— Ему подходит.
— Небольшой человек с большой головой — Дэвид Кесслер. Коралл.
Уэстон заморгал:
— То есть он оборачивается кораллом?
— Ага.
— Как на рифе?
— Тише, тише. Он может обидеться.
— А вот та пожилая женщина? — Уэстон показал на плотную фигуру с пышной путаницей черных курчавых волос.
— Филлис Алленби. Меховушка.
— А что это такое?
— Меховушки одеваются в костюмы животных. Как талисманки бейсбольных команд.
— Зачем? — не понял Уэстон.
— Не знаю точно. Может, какое-то сексуальное отклонение.
— Так она не териантроп?
— Нет, она любит наряжаться бегемотом и танцевать в таком виде. Мне лично это непонятно.
— А почему она допущена на собрание?
— Да нам как-то ее жалко.
Тут их окликнул высокий мужчина, шевельнув усыпанными какой-то крошкой губами:
— Вы там про нас?
Ирена направила на него указательный палец, отставив большой вверх, изобразила выстрел из пистолета:
— Про тебя отдельно, Энди.
Он вальяжно подошел, скалясь обмазанным шоколадом ртом:
— Энди Мак-Дермот, кабан-оборотень.
— Вы… вы становитесь свиньей? — предположил Уэстон.
— На самом деле, когда встает полная луна, я превращаюсь в собеседника, интересующегося только собой и конечно рассказывающего о каждой мелкой подробности своей жизни.
Уэстон не понял, что тут можно сказать. Энди хлопнул его по плечу — так энергично, что Уэстон покачнулся.
— В зануду! Доходит? Оборотень-зануда [4] ! — Он рассмеялся, обдав Уэстона сладкой крошкой. — Шучу. В свинью, конечно.
— В еще большую свинью, чем обычно, Энди?
Мак-Дермот бросил на Ирену до невозможности похотливый взгляд:
— До чего ж ты горячая штучка, Ирена. Когда же мы с тобой заведем себе выводок маленьких котосят?
— Первого никогда, Энди. И это были бы не котосята, а пардосвинки.
— Зачет, — отметила Филлис. — Пристрели эту свинью, девушка.
— А последний кто? — спросил Уэстон. — Вон тот, большой?
Все трое оглянулись на мускулистого человека, который сидел за столом и смотрел отсутствующими глазами.
— Это Райан.
— Просто Райан — и все?
Энди вытер рот рукавом.
— Все, что он нам сказал. Всегда молчит. Ни слова никогда не скажет. Приходит на каждое собрание и сидит с видом Терминатора.
— А во что он превращается?
— Никто не знает. Во что-то наверняка превращается, а то бы Зила его сюда не послала. — Энди обернулся к Уэстону: — Так, значит, ты и есть Нейпервильский Потрошитель? И что ты за териантроп? Крыса? — Энди нахмурился.
— Точно не знаю. Я думаю, что я — вервольф.
Группа хором расхохоталась.
— Что смешного?
— Поначалу все считают себя вервольфами, — объяснила Ирена, погладив его по рукаву. — Потому что из териантропов они самые популярные.
— Им достается вся пресса, и все книги о них пишутся, — сказал Энди. — И фильмы тоже про них. Никогда же не увидишь блокбастер "Американский кабан-оборотень в Лондоне".
— Или ужастик "Хрюканье", — добавила Филлис. Может, она просто меховушка, но Уэстону Филлис начинала нравиться.
Рука Ирены пошла вверх, поглаживая ему плечо, и Уэстон почувствовал, как голова начинает кружиться: