— Зигфрид, дело сделано. Еще минута, и мы будем свободны, моряки получили из штаба всю необходимую информацию. Правда, командир линкора попросил нас до прибытия помощи не позволить британским бомбардировщикам повторить заход на линкор. А пока, друг мой, — тут он заметил приближающуюся к нам новую пару «Спитфайеров», — прикрывай мой тощий зад от атак этих самоуверенных британцев. Штаб флота с пониманием отнесся к просьбе «Бисмарка» и «Юнкерсы» уже вылетели с аэродромов. Скоро они будут здесь, и тогда мы можем отправляться домой.
В этот момент в морском сражении линкор «Бисмарк» прекратил огонь главным калибром, и в основном огонь вела его малокалиберная зенитная артиллерия, которая помешала британским «Ланкастерам» прицельно отбомбиться. Но британские бомбардировщики не отказались от идеи нового наскока на линкор, они тяжело плыли среди разрывов малокалиберных зенитных снарядов, и черные зевы их бомболюков вновь были открыты.
Эту картину я был вынужден наблюдать со стороны, а в то время истребитель Цигевартена продолжал функционировать в качестве ретрансляционной антенны. Но у меня чесались руки рвануть к этим хваленым «Ланкастерам» и показать им где раки зимуют, но Цигевартен пока еще был занят, я не мог рисковать его безопасностью и бросить на произвол судьбы.
Но вот наконец-то долго ожидаемое событие свершилось!
Сеанс связи штаба флота с линкором закончился, моряки подтвердили, что информация передана и указания из штаба флота получены, а значит, и мы можем быть свободными. Истребитель Цигевартена вздрогнул и, словно йоркширский кот, встряхнулся, чтобы в один момент с высоты в пять тысяч метров над уровнем моря скатиться на высоту в четыре тысячи метров и атаковать британские «Ланкастеры», которые уже были готовы к новому бомбометанию. Вниз пошли первые бомбы, которые разорвались вдали от бортов линкора «Бисмарк». В этот раз британцам было не суждено повторить атаку в спокойной обстановке, как это было в первый заход. Арнольд Цигевартен с полуразворота, на вираже, обстрелял задний бомбардировщик из мотор-пушки. Кабина башенного стрелка, расположенная под хвостовым оперением бомбардировщика, перестала вращаться, остекление окрасилось кровью убитого стрелка, а стволы спаренных пулеметов поникли к земле. Но «Ланкастер» продолжал полет, чудом удерживаясь в воздухе, следуя за своими собратьями. Я выкатился в сторону от курса следования истребителя Цигевартена и бортовым оружием расстрелял этот прихрамывающий британский бомбардировщик. Целился я по кабине пилотов «Ланкастера», и пушечная очередь разнесла ее вдребезги, бомбардировщик клюнул и вошел в крутое пике. Северное море радушно встретило небесный подарок и тут же постаралось запрятать его в своих глубинах подальше от человеческих глаз.
Во второй раз Арнольд Цигевартен стрелял более удачно, я собственными глазами увидел, как снаряды, выпущенные из мотор-пушки его истребителя, разрезали ведущий «Ланкастер» ровно пополам, и в воды Северного моря посыпались бомбовая загрузка вперемешку с членами экипажа с раскрытыми парашютами. Мужикам здорово не повезло, купола парашютов скользили к воде медленнее, чем туда падали бомбы, поэтому им приводняться пришлось на водную поверхность, закипевшую от взрывов бомб.
3
Я откинул фонарь кабины, медленно выполз на крыло истребителя, полной грудью вдохнул свежего воздуха и несколькими ударами ладони расстегнул замки крепления ремней и строп парашюта. Ко мне подскочил инженер-техник Шульце и поинтересовался качеством подготовки машины к полету. Я взглянул на обер-ефрейтора, и, видимо, мой взгляд был весьма красноречивым, потому что Шульце понял меня без слов, он мгновенно отскочил в сторону и занялся своими делами. А я, стоя на крыле истребителя, смотрел, как подполковник Арнольд Цигевартен выползал из кабины своего истребителя. Даже издали было понятно, что командир устал, но держит себя в руках. Но он не удержался на поверхности крыла машины, поскользнулся и упал на ранец с парашютом и покатился к земле, где инженер-техник успел его подхватить и затем освободить от строп парашюта. Я спустился на землю, присел на крыло и закурил папиросу, хотя никогда до этого не курил, тем более что курить вблизи истребителя было категорически запрещено. Но в этот момент душа потребовала, а у меня не было сил сопротивляться этому зову.
А в это время в глазах всплывали картины последних минут нашего пребывания в зоне над «Бисмарком». К тому времени прибыла обещанная штабом флота помощь в виде двух эскадрилий BF109E-1, эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Ju-87[3] и эскадрилья Ju-88. «Штуки» шли на высоте трех тысяч метров и, не обращая внимания на зенитный зонтик, повисший над вражеской флотилией, поочередно парами стали пикировать на крейсеры противника — Courageous, Furious, Glorious.[4] Скоростные бомбардировщики Ju-88 отошли немного в сторону и занялись британскими эсминцами и миноносцами. Линкор «Бисмарк» сумел воспользоваться возникшим замешательством и предпринял попытку вырваться из вражеской ловушки. Британцы замешкались именно в тот момент, когда перед ними встал один вопрос: что делать в этой кардинально изменившейся обстановке — спасать себя или добивать противника? Разумеется, когда ситуация потребовала, они занялись спасением самих себя: открыли огонь по атакующим их бомбардировщикам противника. А линкор главным калибром дал очередной залп по крейсеру Furious и устремился на него в лобовую атаку. Командир крейсера Furious оказался настоящим джентльменом и поступил так, как и должен был поступить истинный британский джентльмен: вежливо уступил дорогу нахалу. В результате линкор покинул британскую флотилию и через некоторое время скрылся в тумане прибрежной полосы.
С высоты птичьего полета мне было хорошо видно, как два североамериканских торпедоносца, до этого момента индифферентно кружившие в стороне от центра сражения, тенью скользнули в туман вслед за линкором. Издали эти торпедоносцы выглядели смирными овечками, но под их крыльями висело по две самонаводящихся торпеды, которые сами находили и поражали цель. Эту информацию я успел донести до ушей подполковника Цигевартена, и он тут же свалил свой истребитель с трехтысячной высоты до пятисот метров и с ходу ввинтился в прибрежный туман вслед за противником. Я коротко бросил ему, чтобы возвращался — в тумане, где ничего не было видно, делать нечего, — а сам включил бортовой радар и начал импульсами прощупывать прибрежную полосу тумана.
Вскоре на маленьком мониторе бортовой РЛС появилась крупная точка, это был линкор «Бисмарк», следовавший параллельно берегу. Тут из тумана вынырнул истребитель Цигевартена и пристроился в хвост моего истребителя, а я продолжать работать с бортовым радаром. Вскоре на мониторе засверкала и вторая точка, которая все быстрее приближалась к первой точке, которой маркировался линкор «Бисмарк». Североамериканцы пока еще не вступили в войну, но, по всей очевидности, эти хитрованы не хотели упустить такой возможности, как помочь будущим союзникам потопить такой крупный боевой корабль, как линкор потенциального противника. В данный момент «Бисмарк», случайно оказавшийся в одиночестве и без прикрытия других надводных кораблей, представлял собой удобную цель, которую можно было под шумок атаковать самонаводящимися торпедами.
Мы проинформировали командира «Бисмарка» о надвигающейся угрозе с воздуха, а сами, ориентируясь на показания бортового радара, попытались атаковать североамериканцев. Радар сообщал, что расстояние между линкором и североамериканскими торпедоносцами сократилось до четырех километров. Я выждал еще пару минут и выпустил две длинные очереди из мотор-пушки в то место, где предположительно должны были находиться североамериканские торпедоносцы. Пелена охотно приняла в себя мои снаряды, не подтвердив и не опровергнув при этом, поразил я цель или нет. Могу сказать только, что после выстрелов в пелене ничего кардинальным образом не изменилось. Она как была, так и осталась сплошным белым маревом, в котором ничего не было видно, даже ярких вспышек света или клубов черного дыма от попаданий в торпедоносцы. По нашему запросу акустики и радиотелеграфисты линкора «Бисмарк» просканировали РЛС окружающее воздушное пространство и ничего не обнаружили. Они также докладывали, что их звукоулавливающая аппаратура улавливает звук работающих моторов двух небольших самолетов, находившихся на расстоянии в пять километров от линкора, по их предположению это были наши истребители BF109E. Никаких других звуков аппаратура линкора больше не улавливала. А североамериканские торпедоносцы также исчезли и с экранов наших бортовых РЛС.
Я продолжал вспоминать эпизоды только что завершившегося сражения на море, когда мои спокойные размышления были прерваны бесцеремонной тряской за плечи. Я открыл глаза и увидел перед собой майора Киммеля, который руками больно вцепился в мои плечи и пытался вытрясти из меня душу. Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и понять, что происходит и чего он от меня хочет.
Первая мысль была, что меня хотят отправить в очередной боевой вылет. Но сейчас как летчик-истребитель я был конченым человеком, я был настолько психологически опустошен, что не был способен на какие-либо самостоятельные действия. Я чувствовал себя полностью разбитым, мне казалось, что я даже не могу просто встать на ноги и добраться до своей комнаты в офицерском общежитии. Но увидев, что я открыл глаза, майор Киммель прекратил зверскую экзекуцию над моим несчастным и разбитым телом и начал что-то мне втолковывать. Из его слов я понял, что подполковника Арнольда Цигевартена и капитана Зигфрида Ругге срочно желает видеть и требует к себе гросс-адмирал Шпеер. Он прислал в штаб Люфтваффе официальное приглашение на встречу, и запланирована она была на сегодняшнюю ночь.
Майор Киммель продолжал что-то говорить, а я в это время думал о том, что необходимо привести себя в порядок и к вечеру быть свежим как огурчик. Для этого нужно было осуществить некоторое экстремальное действие, которое позволило бы мне быстро восстановить силы и встать на ноги. Вот я и вспомнил, как однажды на Восточном фронте очень холодной зимой я попал в баню