Можно ли назвать Ли поли? – задаюсь я вопросом. Не уверена. Муж Ли не считал свой брак открытым, а отношения Ли и Тейлора не были чисто романтическими. С другой стороны, как говорит Ли: «Не знаю, действительно ли я испытывала разные чувства к мужу и QPP. Ко всем тем немногим людям, которые мне небезразличны, я чувствую примерно то же самое. Вот как я строю отношения».
Более пристальный взгляд может сделать значение слов «романтический» и «платонический» понятнее, но нет необходимости оспаривать семантику. Имеет смысл отделить романтику от секса и ломать голову над термином «квирплатоник», но меня больше интересует изменение поведения людей в отношениях, чем принуждение всех к изменению слов.
Мы заимствуем выражения у других людей, и выбор слов может дать обратный эффект. Я бы не стала требовать, чтобы Юми Сакугава переименовала свой комикс «Я в несексуальном романе с тобой», или настаивать на том, что ее чувства действительно романтичны. Я бы не стала указывать на двух близких друзей и говорить им, что их отношения – это не дружба, а на самом деле квирплатонические отношения. Рассказывать людям, каковы их отношения на самом деле, или настаивать на том, что нельзя использовать слова «друг» и «романтический партнер» для описания обычных социальных ролей, – это не путь к прогрессу. На этом пути лежит кроличья нора путаницы в определениях и лингвистических уловок. К тому же это неуважительно. Эти новые идеи провоцируют, а не предписывают.
Однако мне любопытно, что бы произошло, если бы все более внимательно рассмотрели различие, которое мы проводим между дружбой и романтикой, а также причину его возникновения. Многие люди не решаются сказать друзьям: «Я люблю тебя», – и уж тем более спросить: «Что ты чувствуешь? Кто мы друг для друга?» По словам Ли, за пределами романтики об «определении отношений» не может быть и речи, если только что-то уже не пошло не так. Психотерапевты обычно сосредотачиваются на романтических отношениях, и нет никаких советов, чтобы помочь людям оправиться от потери друга, хотя разрыв дружбы может быть столь же разрушительным, как и разрыв романтических отношений. Неопределенность дружеских отношений и отсутствие официальных обязательств нравятся многим, но, как правило, люди склонны небрежно относиться к тому, что менее важно.
Так быть не должно. Как показывают квирплатонические отношения, мы можем заимствовать язык и нормы романтических отношений, чтобы структурировать другие типы чувств. Квирплатонические партнеры вступают в такие отношения, которые многими воспринимаются как несерьезные, и решают, что они достаточно важны и заслуживают необычных и потенциально неловких разговоров. Разного рода отношения могут быть достаточно важными, чтобы рискнуть завести такой разговор, определить ожидания и постараться соответствовать им.
Вместо того чтобы позволять ярлыкам вроде «романтического» и «платонического» (или «друга» и «партнера») руководить действиями и ожиданиями, сами желания могут направлять действия и ожидания. Более эффективно, чем полагаться на ярлыки в качестве инструкций, сразу перейти к вопросу о том, что мы хотим – будь то время, прикосновения, привязанность и т. д., как писал Дэвид Джей, – независимо от того, вносят ли эти желания путаницу в жесткие представления о том, как должны выглядеть эти две категории. Когда желания не соответствуют ярлыкам, часто нужно откорректировать или отбросить ярлыки, а не желания. Если все ведут себя этично, не имеет значения, вписываются ли отношения в предвзятую социальную роль, ощущаются ли они платоническими или романтическими, или ни теми ни другими, или и теми и другими одновременно.
Тейлор и Ли расстались через год после того, как стали встречаться, по причинам, не имевшим никакого отношения к сексуальной идентичности или ярлыкам. «Это тоже важно отметить», – говорит Ли. Квирплатоническое партнерство не следует инфантилизировать или идеализировать, поскольку эти «слишком чистые, слишком хорошие» отношения якобы защищены от эмоциональных бурь. Они могут быть подрывными; они могут бросить вызов укоренившимся иерархиям; но это по-прежнему отношения между людьми, а люди несовершенны. Эмоциональные компоненты, предположительно уникальные для романтической любви, могут быть испытаны в других контекстах, поэтому проблемы и трудности романтических отношений могут существовать и в других типах партнерства. И хотя они с Тейлором расстались, их совместная работа помогла Ли понять, что она хочет и чего заслуживает в отношениях, и расстаться с мужем-абьюзером.
Любовь и забота драгоценны и проявляются в контекстах, выходящих за рамки романтического; они также не обязательно становятся самыми значимыми в романтическом контексте. Одна группа людей особенно остро чувствует эту истину: это аромантики, или аро. Они знают, что возвышение романтической любви в конечном счете вредит всем. Они ждут, когда и другие это поймут.
«Только влюбленный имеет право на звание человека», – писал русский поэт Александр Блок в 1908 году[148]. Спустя столетие поп-певица Деми Ловато высказала подобное послание: «Ты никто, пока не встретишь кого-нибудь»[149].
Пока на картине нет романтического партнера, окружающие думают, что картина неполная. Утверждение, что только влюбленный, – а в стихотворении предполагается, что Блок имеет в виду любовь к романтическому партнеру, – имеет право называться человеком, подразумевает, что наша человечность зависит от чего-то в значительной степени неподконтрольного нам: других людей, обстоятельств, удачи. Ужасно полагать, что мы можем быть людьми, только когда испытываем одно конкретное чувство или когда другие испытывают его по отношению к нам. Тем не менее жажда романтических отношений часто необходима для доказательства нравственности, и поэтому аро осуждают, а их человечность отрицают.
Дэвид Коллинз, например, любит любовные романы, любит своих друзей и какое-то время задавался вопросом, не социопат ли он. «Есть мнение, что не нежелание заботиться о других, а нежелание романтических отношений присуще плохим людям, – говорит он. – Это действительно заставило меня подумать: „Ладно, я нехороший человек, мне не хочется отношений, это какое-то дерьмо, в духе [вымышленного серийного убийцы] Декстера Моргана“».
Аромантическое сообщество связано с асексуальным сообществом, но не все аромантики являются асексуальными. Дэвид не асексуал. Он пансексуален и испытывает сексуальное влечение, но не знает, что значит хотеть именно романтических отношений. Его жизнь во многом схожа с историями, которые я слышала от асов: в детстве Дэвид, которому сейчас за двадцать, глядя на отношения между партнерами, предполагал, что он вырастет и будет, как и все вокруг, хотеть такой же романтики. Хотя в первые отношения он вступил уже в четырнадцать лет, долгожданных перемен так и не произошло. Было трудно избавиться от страшной мысли о том, что в глубине души он был больным эгоистичным человеком, желающим воспользоваться чьим-то телом для физического удовлетворения.
Примерно в то время, когда Дэвиду было восемнадцать, друг рассказал ему об аромантике. Сначала Дэвид решил, что это «штучки инцелов», но затем пришел к выводу, что, возможно, это выдуманный термин для людей, страдающих депрессией, или для людей, отрицающих какую-то неясную психологическую проблему.
Несколько месяцев спустя, гуляя по Таймс-сквер со своей девушкой, Дэвид пересмотрел свою точку зрения. Когда они прошли через эту туристическую ловушку, его девушка повернулась, чтобы сказать Дэвиду, как страстно она его любит. Это была девушка, с которой Дэвид мог общаться на всех уровнях. Оба изучали информатику, одинаково относились к политике, любили фильмы ужасов, анализировали поп-культуру и писали фанфики. Они поддерживали друг друга, наслаждаясь проведенным вместе временем. Однако единственное, что пришло в голову Дэвиду, – это то, что он не может ответить на ее слова. Он заботился о ней и хотел, чтобы она была счастлива, хотел хорошо относиться к ней, но не испытывал к ней того же чувства, что и она к нему. Чего-то, какого-то невыразимого чувства, не хватало. Чувство, которое она испытывала к нему, он не испытывал ни к ней, ни к кому-либо еще.
«Это, наверное, один из немногих случаев в моей жизни, когда я буквально сел и спросил себя: „Что с тобой не так? – говорит Дэвид. – Нужно разобраться в этом прямо сейчас“». Затем он целый год ни с кем не встречался и спрашивал себя, правда ли это, что как бы сильно он ни любил людей, он никогда не захотел бы таких отношений, к которым должен был стремиться, – и из-за этого его всегда, вероятно, считали холодным или аморальным. Дэвид видел таких, как он, в СМИ, и они были убийцами. Истории о жизни без романтики были немногочисленны и редки.
Вездесущность романтических сюжетных линий впервые привлекла мое внимание, когда Tired Asexual обратился к обозревателю Slate Dear Prudence с просьбой посоветовать книги без романтики[150]. Читатели с готовностью прислали короткий список книг, в основном художественную литературу для подростков[151]. Конечно, список подходящих романов должен был быть намного длиннее.
Для собственной версии списка я разработала следующие критерии:
• Роман не относится к молодежной фантастике или научной фантастике/фэнтези. (Есть много книг для подростков без романтических сюжетов, во-первых, потому что предполагаемые читатели моложе, и, во-вторых, потому что современные авторы книг для подростков с большей вероятностью придумывают персонажей, принадлежащих к спектру сексуальности.)
• Роман не о романтике, и на романтике – или жажде романтики – не построен сюжет, даже если она там есть. Может быть, в нем присутствует пара влюбленных, но их отношения воспринимаются как должное, и книга не фокусируется на их развитии. Может быть, кто-то идет на свидание, но свидания не продвигают историю вперед.